– И что с ней теперь… делать? – неуверенно поинтересовался Бруно, не отводя взгляда от покоящейся в костяных обломках флейты – дождь смывал с нее землю, и из-под слоя грязи обнажалось светлое, словно лишь вчера обструганное дерево. – Как ее…

Курт, не ответив, перехватил лопату поудобнее, поддев тонкую деревянную трубку вместе с комом земли, и, выбросив на траву, выкарабкался следом.

– Очень осторожно, – пояснил он, наконец, отшвырнув лопату прочь, и, подав подопечному руку, выдернул его наверх. – И быстро. Что-то паршивое у меня предчувствие. Что-то не так.

– О да, – нервно ухмыльнулся Ланц, возвратившись к костру и швырнув в пламя сразу охапку толстых, с руку, веток; вынув пробку фляжки, мгновение помедлил и крестообразно плеснул поверх. – Все не так. Прах не восстал, воды потопа нас не захлестнули, свирепые малефики не накинулись; в самом деле – ну, что это за завершение дела для Курта Гессе, если он не порезан в трех местах, не валится с ног и не сидит на трупе противника…

– Я серьезно, Дитрих. Уж больно все просто…

Выдать очередную шпильку Ланц не успел, как и сам он не успел понять, что именно заставило его отшатнуться – то ли неслышимый отзвук, то ли неощутимая вибрация воздуха; отскочив в сторону, Курт успел увидеть мелькнувшую перед глазами молнию арбалетного болта и услышать визг курьерского, завалившегося набок в густом облаке землистых брызг.

Глава 18

– Что за… – проронил Бруно растерянно, глядя на содрогающуюся тушу коня, пробитую почти насквозь; по нервам ударил необыкновенно явственно слышимый свист второй стрелы, и, казалось, Курт даже успел увидеть ее полет, разбивающий в пыль воду и снег, низвергающиеся на землю.

Ухватив подопечного за шиворот, он запрокинулся назад, рухнув в наполняющуюся водой могилу, подняв столб жидкой грязи, услышав, как тяжелый болт вмазался в край ямы.

– В порядке? – бросил Курт; внизу шевельнулось.

– В полном, – отозвался Бруно, приподняв голову с темно-коричневых осколков черепа и яростно отплевываясь. – Я валяюсь в луже, на меня улегся потный инквизитор, и я целуюсь с дохлым скелетом малефика; я в полном порядке.

– Полагаешь, с живым скелетом целоваться приятнее?.. – пробормотал Курт, сползая с него в сторону, и, с трудом умостившись на корточки в изножье могилы, повысил голос: – Дитрих?

– Жив, – донеслось сверху. – Даже противно – ты снова прав… Откуда стреляли, заметил?

– От леса, – уверенно сказал Курт; ладонь привычно шлепнула по бедру, и он выругался, ощутив пустоту вместо приклада арбалета – ремень с оружием остался лежать на траве, в пяти шагах от ямы, рядом с кольчугой.

– На их месте, – заметил Бруно, тоже поднявшись и усевшись рядом, – я бы сейчас подбирался поближе, пока мы тут прохлаждаемся…

– Дерьмо! – рявкнул вдруг голос Ланца, когда в землю подле могилы что-то ударило со звучным чавканьем. – Либо они меня видят, либо… Гессе, ты там почивать вознамерился?

Курт покривился. Стоит высунуть голову из-за края ямы, и следующий болт, судя по всему, получит немалый шанс отыскать-таки свою цель; однако же сидеть в этой луже вечно и впрямь нельзя…

– Руки! – потребовал он, смерив взглядом высоту пологой, осыпающейся от малейшего движения земляной стены последнего жилища Крысолова.

Бруно крякнул, когда носок сапога уперся в его сложенные ладони; подпрыгнув, Курт перевалился через осклизлый край могилы, оставшись лежать плашмя, и, свесив руку вниз, с натугой выволок подопечного следом. До брошенного в траву арбалета он добрался ползком, вновь разразившись бранной тирадой, когда оружие, облепленное прелыми листьями и травой, пришлось буквально выковыривать из грязи.

– Теперь ты доволен? – поинтересовался Ланц, тоже покоящийся всем телом в хлюпающем месиве; Курт молча поморщился, взведя струну, и приподнял голову, пытаясь увидеть купы голых деревьев неподалеку. Минута протекла в молчании и неподвижности.

– Ждут, когда высунешься, – предположил Бруно; Курт отмахнулся, осторожно приподнявшись на локте, всматриваясь в тусклую стену небольшого леска, почти невидимого за дождем и все густеющей снежной крупой, готовясь в любую секунду снова рухнуть лицом в землю.

– Ну, – пробормотал он, приподнявшись на корточки и подобравшись, словно намерившаяся к прыжку кошка, – cum scuto[430]…

До леса было чуть больше, чем с полсотни шагов, но Курт пробежал всего пять-шесть, вновь упав; сзади донеслось чавканье – Ланц, поскальзываясь, догнал его, приземлившись рядом тоже со взведенным арбалетом в руках, и, выждав полминуты тишины, переглянулся с младшим сослуживцем, непонимающе и с подозрением хмурясь.

– Не ушли ж они, в самом деле… – произнес он растерянно.

Курт приподнялся, чувствуя, как от напряжения сводит ребра, зудящие в предощущении пробивающей их стрелы; вода заливала лицо, в глаза била острая, колючая снежная крошка, мешая смотреть, и даже если стрелявший стоял за ближайшим деревом, увидеть это сейчас было попросту невозможно.

– Зараза… – прошипел Курт зло, снова привстал, упершись коленом в землю и держа оружие наготове, и, так и не уловив ни одного движения, обернулся на миг, повысив голос: – Бруно, держать огонь, глаз с флейты не спускать, головой ответишь!

– Может, просто в костер ее, пока не затух? – крикнул тот в ответ, и Курт, не глядя, погрозил за спину кулаком:

– Без самовольства! Бог знает, что тогда может начаться, – пояснил он тихо уже Ланцу, поднимаясь теперь на ноги, и, пригнувшись, рванул к деревьям.

Тело вновь среагировало первым, когда мозг еще не успел толком осознать, для чего, собственно, надо упасть, откатившись вправо; рядом чавкнуло, и болт вперился почти целиком в землю возле его ноги.

– Сдается мне, нас попросту подманивают, – сообщил Ланц, подобравшись к нему, на сей раз – ползком. – Не стоит ли возвратиться и закончить с этой дудкой?

– Повторю, нам неизвестно, как все пройдет, – отозвался Курт, пытаясь всмотреться из-под ладони, ограждая глаза от воды и снега. – Знаешь, что, случается, вытворяют подобные личности, когда уничтожают принадлежащие им артефакты?

– И что же, о великий знаток тайн? Просвети меня.

– Всякое. – Курт опрокинулся на спину, дозаряжая арбалет по максимуму – на все четыре снаряда. – Бывает, тихо-мирно покидают наш грешный мир навеки, а бывает, что начинается такое, после чего бегать под стрелами и искать драки – это последнее, на что у тебя останутся силы… Это рrimo. Посему – secundo – да, понимаю, подманивают, однако сидеть у трупа Крюгера и ждать, не соизволят ли они подойти сами, мы не можем: обрати внимание на тот факт, что погода лучше не становится, и мы не знаем, к чему все идет. Если это связано с Крысоловом, – как знать, быть может, когда ливень достигнет определенной силы, он сможет наскрести довольно и своих сил на какую-нибудь пакость? Conclusio: вначале надо бы разобраться с тем, что легче, – с простыми смертными; вынуть, allegorice loqui[431], из задницы занозу, прежде чем садиться за игру.

– Уверен, что там простые смертные?

Курт пожал плечами, снова перевернувшись на локти и осторожно приподнявшись.

– В сравнении с Крысоловом, я так чувствую, сейчас всякий – лишь простой смертный. Прикрой.

Последняя перебежка была короткой – теперь он успел уловить движение впереди, прежде чем упасть снова в грязь; мимо просвистели навстречу друг другу два болта – один вонзился всего на вытянутой руке от него, другой умчался к оголенным октябрем деревьям впереди, и сквозь плеск дождя о землю донесся сдавленный вскрик.

– И верно, простые смертные, – заметил удовлетворенно Ланц, перезаряжаясь и подползая ближе. – Не сгнил я еще на сидячей службе…

– Сгниешь на лежачей, если дальше так пойдет, – откликнулся Курт разозленно, обернувшись назад, где у втоптанных в землю костей Крысолова остался Бруно; сослуживец повторил его взгляд, посерьезнев.