Этот первый день правления нового короля круто изменил судьбы всех обитателей Бэгенхелла: накинул густую черную вуаль на голову Дэлы и пурпурную фату на Октэму; коварно поманил одного принца венцом Улхура и обременил тяжестью короны Антавии другого; навсегда развел  прекрасную деву из Брогома и благородного Гродвига.

 И только один человек в замке знал, куда заведет их неверной рукой ветреница судьба. В душной, темной глубине залы смотрели в будущее сверкающие глаза сына Арахна…

    В тронном зале королевского замка продолжался свадебный пир. Во главе стола, под золотым гербом с барсом, сидели новобрачные. Молодой король был высок ростом и широк в кости, но слишком худ. Кольчугу, не будучи воином, он не надевал, хотя меч его прославленного деда всегда оставался в ножнах у пояса. Овэлл не любил украшений и позволял себе носить лишь тяжелый золотой медальон с гербом Бэгов. Имея слабое здоровье, король часто кутался в меховой плащ и предпочитал те длинные меховые сапоги, что носят брогомские охотники. Лицом Овэлл походил на мать, первую жену Авинция Лепиду, баронессу Нурсек из Вараллона – голубоглазую красавицу, крепкую телом и духом, легкую нравом и сказочно богатую. Она была отравлена по тайному указанию Кхорха после рождения Ормонда за вольномыслие и духовную связь с магистром Наррморийским. Но старший сын этой гордой красавицы являл собой лишь ее слабую тень.

 Вот и сейчас он не походил на счастливого жениха, с тоской глядя на трон Кхорха под балдахином, что напоминал ему черного паука с десятками гипнотических глаз из драгоценных каменьев. Они внимательно смотрели в тронный зал, наполненный ненавистным весельем и светом. Королю уже казалось, что алмазные глаза становятся больше, близятся, и блеск их оживает. Вздрагивают, приподнимаясь, бархатные лапы. Над золотым троном сгущается мрак, и, разрастаясь, сливается с колышущимся чудовищем. Оно сжимается на мгновение, потом начинает ползти, заполоняя собой залу, все ближе и ближе… 

 С усилием оторвав взгляд от бурлящего сумрака, Овэлл поднялся из-за стола и заговорил:

 - Я рад приветствовать пришедших разделить со мной час моего восшествия на престол и моего воссоединения с юной девой Октэмой, ставшей королевой антигусов.

 Та не спеша поднялась, скромно опустив пушистые ресницы и заливаясь краской.

 Все взгляды обратились теперь на новобрачную; женские – с завистью, мужские – с  умилением и восторгом. Октэма, как все невесты, была мила. Ей шло длинное, с большим шлейфом белое бархатное платье. Благородную бледность подчеркивала тончайшая пурпурная фата. А лучезарность глаз соперничала с блеском королевских сапфиров.

 Жених, взглянув на нее с грустью, взял в руки красную бархатную подушечку, на которой лежал широкий, усыпанный каменьями золотой пояс невесты. По обычаям их народа, новобрачная сама должна была застегнуть его на себе в знак верности и любви.

 В зале восстановилась тишина. Гости, не дыша, ловили каждый жест Октэмы, когда та дрожавшими пальчиками защелкивала застежку, одновременно поднимая на короля черные глаза и едва улыбаясь ему полными губами.

 - Да здравствует королева! – раздались радостные крики от правого стола, где собралась вся знать Антавии. Поднялись кубки за левым столом, занятым рогатыми корнуотами и тмехтами, потомками мхаров.

 - Да здравствует королева! Да здравствует король!

 Овэлл склонился к Октэме, легко касаясь губами ее губ. Казалось, дрогнули старые мощные стены замка – множество ног забили тяжелую дробь под столами.

 Дэла до крови закусила губы, сдерживая кипучие слезы, когда большие руки господина Торува – посаженного отца на свадьбе, набросили на плечики счастливой невесты королевскую мантию.

 Хитро улыбаясь, Ормонд преподнес невесте хвостик от телячьего жаркого.

 - Антавии нужны воины, - добавил он. – Подари моему братцу побольше сыновей.

 Затем молодым подали зажаренного голубя, чтобы они откушали вместе этот символ искренней любви. 

 Пления-Лиэлла, красоте которой здесь не было равной, с недоброй улыбкой обратилась к съедаемой черной завистью Свеллии:

 - Как хорош наш король. Как мил в своем смущении и волнении. А она? Как прелестна!

 - Ты мучаешь меня, - едва выдохнула Свеллия.

 Пления-Лиэлла засмеялась:

 - А ведь недавно каждая из нас была так близка к сапфировой короне!

 - Молчи, … молчи, - простонала собеседница.

 Их разговор прервали музыканты, запев балладу, милую сердцу каждого антигуса.

 Юная королева вышла танцевать. Плавно поводя плечами и перебирая легкими сапожками, шитыми бисером, она пошла по кругу. Под ноги ей полетели монеты.

 - Ты не будешь с ней счастлив, Овэлл, – грустно обронила Дэла. – И не станешь с благодарностью вспоминать мачеху.

 Тонко и ядовито улыбаясь, Пления-Лиэлла снова зашептала на ушко соседке:

 – Забудь свою кручину. Колдунья Локта обещала молодому королю скорое изгнание, а юной супруге – бесчестье.

 - Так сказала Локта? – вздрогнула Свеллия. - Ты обращалась за предсказанием к этой страшной дэнгорской ведунье?

 Пления-Лиэлла кивнула и добавила:

 - Более того, я открою тебе тайну: она сама явится на свадебный пир, чтобы поздравить молодых. Но и без нее я скажу тебе, дорогая, что у этой пары нет будущего. Помнишь, когда все вышли из храма, так нежданно вдруг пролился дождь, и несколько его скудных капель упало на венок невесты? Это сулит несчастье браку. Но то, что произошло в самом храме – намного страшнее. Ведь Овэлл обронил кольцо! А это к смерти…

 - Ты как та старуха-ведьма, что кликает всем беду.

 - Тсс, – Пления-Лиэлла прижала палец к губам.  - Теперь притихнем до поры. Настало время подношений.

 Перед новобрачной, в серебряной чаше уже лежало яблоко на трех золотых монетах, подаренных отцом.

 Герцог Торув Бэг с сыном Гродвигом, кроме монет, преподнесли супругам ткани с чудесной вышивкой, шкуры соболей и лис, золотые кубки, и украшения. Стали поочередно подниматься и другие знатные жители Дэнгора, даря шитые золотом полотна, посуду, меха – все, чем была богата Антавия. Магнус Наррморийский с сыном открыли роскошный ларец из слоновой кости и жемчуга, полный сверкающих камней, а монахи обители внесли два овальных зеркала в бронзовых рамах с письменами и магическими знаками. 

 Затем из-за стола поднялись корнуоты и достали из ларей отборный жемчуг, самоцветы, серебряные слитки, драгоценный серебристый лисий мех, высоко ценимое в Антавии оружие Арбоша: мечи из голубой стали и огромные щиты.

 Наследники мхаров из Тмехта подарили молодым книги, статуэтки, вазы и благовония.

 Кифрийцы  развернули великолепные ковры, бархат, цветные коробочки с пряностями, что были в Сульфуре на вес золота…

 Но вмиг все голоса смолкли, как будто разом опустела огромная зала.

 Широко распахнулись двери. Один за другим вошли в них арахниды-оклусы, приближенные царя царей. И сам владыка Сульфура, в маске, закутанный в черный шелк, прошел к своему трону.

 Все поднялись, приветствуя его.

 Кхорх молча сел. Оклусы окружили господина. Когда служители внесли в залу тяжелые кованые сундуки, один из арахнидов приблизился к столу молодоженов и сказал:

 -  Великий Кхорх приветствует короля Овэлла и королеву Октэму. Прими дары его, прекраснейшая из невест! О таких подарках мечтает  каждая женщина в Сульфуре, получая лишь лен да грубую шерсть. Вот золотое полотно, тонкое и легкое, совсем невесомое, как золотая паутина, – материя, что появилась из ларца, полетела прямо на пол. – Вот кисея, достойная жриц Улхура. А это золотые украшения, которых не постыдились бы и боги. Взгляните на каменья! – с хрустальным звоном, вспыхнув множеством магических огней, рассыпались по серому полу рубины.

 - Кровь демона! – пронесся меж гостей возглас удивления и страха.

 Камни Улхура считались вестниками большой беды.

 Кхорх продолжал хранить молчание, наблюдая за сценой, что разворачивалась перед ним. Его красные губы, не прикрытые маской, кривились в злой улыбке.