— Очень прошу, Иван Иванович. Пусть каждый из них раза по три "ишака" из штопора выведет. А если сможете так же, как я, сигнальный патрон зажигать, то просто здорово будет. Сделаете?

— О чем разговор, Павел Владимирович. Я же понимаю, что если на ИП-1 сорвутся, то им без такого опыта очень трудно будет и машину спасти, да и самим в живых остаться.

— Благодарю. Очень на вас надеюсь.

"Не бойся меня "лошадка", я хорошая тетя, ну или дядя. Я ведь недавно на твоем старшем брате И-Z летала, так вот он на меня не жаловался. И еще он привет тебе передавал. В общем, давай дружить! Сначала мы с тобой просто по полю покатаемся. Туда-сюда. В воздух попрыгаем метров на тридцать. Поразвлекаемся, одним словом. А уже потом и полетаем. Хорошо, что все эти шесть машин, по словам майора, нормально из штопора выходят. Им в позапрошлом году форкиль за кабиной приделали. Правда сам этот форкиль все же обзор неслабо так закрывает. Нужно будет потом нормальный фонарь на них на всех сделать и поставить. Ну, это уже когда начальство зеленую улицу откроет нашему проекту. А пока, "карусель"…".

Когда каждый из курсантов уже по нескольку раз самостоятельно слетал на ИП-1, Павла начала их обучать парной тактике и тем приемам, которым когда-то учил ее инструктор Василькин. На воздушный бой успели слетать по паре раз на ИП-1 и еще по разу на УТИ-4. Из пяти последних полетов было два случайных срыва в штопор. Павла не ругала курсантов. Она просто заставила их сидя в кабине на земле отрабатывать раз за разом все свои действия, громко проговаривая вслух каждое движение рулей. Когда над аэродромом совсем стемнело, полеты и тренировки прекратили. Павла снова собрала курсантов.

— Товарищи курсанты. Мы с вами неплохо позанимались сегодня, завтра нас с вами ждет еще более интенсивное занятие. С самого утра начинаете летать на УТИ-4. Вон ваш инструктор, товарищ Мещеряков, будет с вами отрабатывать штопор и пилотаж. Остальные кто не в воздухе, должны не вылезать из кабины ИП-1. Отрабатывайте сначала подлеты, потом полеты по кругу. На пилотаж в зону я с вами позже схожу. В общем, дел у нас завтра очень много. Даже в туалет сходить завтра вам будет некогда. А вот времени на обучение у нас с вами остается очень мало. И поэтому, сегодня я приказываю всем хорошо выспаться. Кто завтра будет клевать носом, летать с нами не будет. Разойдись!

— Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться?

— Все свободны, товарищи. Обращайтесь, курсант Симаго.

— Скажите, а, правда, что нас к настоящим боям готовят?

"Вот пацанье желторотое! Аж глаза у них загорелись, когда сами себе объяснение сегодняшних "полетушек" придумали. Хотя Павел Колун и старше их всего-то года на два на три. Просто ему видать повезло вовремя в летную школу поступить, вот поэтому и видна эта разница. Хм. А ну как всю ночь теперь эти "пионеры" будут вместо сна обсуждать, куда их там, в Испанию, или в Китай отправят. Обломать мне их что ли? Не-ет. Жаль мне эту пионерскую искру в них вот так жестоко тушить. Ладно, придумаю, что ему ответить".

— Вас, товарищ Симаго, действительно готовят к настоящим воздушным боям. Вот только подготовка эта будет длиться очень и очень долго. Просто сейчас у нас короткий ознакомительный курс. А вот настоящие бои увидят и поучаствуют в них только те, кто хорошо учился. И если сегодня ваши начальники увидят, хоть одного из группы не исполняющим свой долг перед Родиной в состоянии глубокого сна, а, наоборот, к примеру, пьющим чай в расположении. То таким курсантам, я лично обещаю, что настоящих боев вы ГАРАНТИРОВАННО не увидите. Вам все понятно?

— Так точно, понятно, товарищ старший лейтенант!

— Идите, Симаго.

Попрощавшись с майором и с Мещеряковым, который сначала предложил переночевать прямо тут в училище, Павла отправилась на Пушкинскую улицу. В глубине двора в окне знакомого дома горел свет.

— Михалыч! Пусти путника переночевать.

— Павлуша! Заходи-заходи. А мы тут с Мариной как раз чай пьем. Так мне и думалось, что ты вечером к нам заскочишь.

— Да какой вечер, дядька? Уже ночь буйным цветом. Здравствуйте, Марина. Завтра хотел вас в театр пригласить, да вот с билетами непонятно пока будут или нет.

— В смысле еще не ходили?

— Да нет, ходил. Просто их мне перед самым спектаклем должен один сержант НКВД передать. Да вот не знаю, передаст он их вовремя или нет.

"Не хмурься, егоза. Знаю я, как ты местные органы "любишь". Тем более удивишься, если завтра вечером тот сержант мне действительно билеты привезет, да еще и извиняться станет. А я… чую снова мне сегодня не выспаться. Опять надо будет подружку до дому провожать".

— Странно. А что, без НКВД сейчас нельзя билеты купить?

— Можно. И я их почти купил. Если б не тот сержант, то уже и ряд и места бы знал, так вот теперь он свои грехи и замаливает.

— Очень странно. А расскажите Павел Владимирович, что вы сегодня делали?

— Что делал? Утро пересказывать не буду. Думаю, Михалыч меня в этом упредил. А за день только и успел, что с людьми пообщаться да на самолетах полетать. Завтра снова много летать придется. Но вечером, Марина, театр. А в Житомир я ночным поездом сразу после театра поеду. Правда добираться на перекладных придется. И еще мне нужно будет телеграмму командиру полка послать, чтобы встретили.

Капитан госбезопасности Кувшинов и майор Скрынников сидели в припаркованной на краю аэродрома автомашине с откинутым верхом. Ранний июньский вечер радовал теплом и свежестью. Духота настоящего лета еще не успела прийти на север Украины. Закинув головы мужчины, наблюдали очередной воздушный бой, вполголоса комментируя свои впечатления.

— Вот это да?! Жаль я не особо чего в этом танце понимаю. Но ты мне все же объясни, Алексей Иваныч. Он что, правда, всего за полтора дня их вот всему этому смог научить?

— Даже меньше чем за полтора дня он это сделал, Николай Иванович.

— Ну и какой они, по-твоему, показывают уровень подготовки?

— Даже мне трудно сразу оценить. Но вот то, что теперь они в воздушном бою для врага подарком не станут, это точно.

— А до этого, правда что ли, что это самые плохие пилоты у тебя были?

— Пилотами они, может, и не самыми плохими были. Залетчики по разным делам, это да. Но сейчас это уже совсем другие пилоты. И вдобавок сейчас он из них еще и сплоченную команду сделал. Вы видели, как они в парах друг друга прикрывают от атак вражеских. Тут и тактика и хорошая психологическая подготовка воздушных бойцов проглядывают. А ведь за эти полтора дня они всего лишь часов по двенадцать-пятнадцать слетать успели, ну может еще по паре часов на подлеты добавить. И из этого летного времени где-то по часу на УТ-2 у них, часа по четыре на УТИ-4, а все остальное на ИП-1. Тяжело курсантам конечно, но ребята молодые, вроде выдерживают. Думаю если им хотя бы неделю таких полетов меньшей интенсивности дать, то уже можно будет их в Монголию послать, хотя месяц-полтора, конечно же, лучше было бы.

— Вот это хорошо. А сколько пуль этих смоляных у него с собой было?

— Да где-то штук триста он с собой из Саков привез. Только я вас, товарищ капитан госбезопасности, прошу нам помочь бензин списать, и сами патроны тоже.

— Не переживай. Все спишем, для дела ведь не для развлечения тратишь. Ну а сам-то он как? В его деле же пометка была "отстранен от полетов по состоянию здоровья".

— Не знаю, что там в его деле написано, но я бы его уже сейчас мог спокойно у себя инструктором оставить. И летать умеет, и стрелять, да и учить может. Только вот странный он какой-то, ничего не боится. Ни начальства, ни НКВД. В общем, не пойму я его пока.

— А может и хорошо, что не он боится? Может это он потому, что ничего за собой плохого и не знает. А таких у нас уже много было, даже и в нашем управлении.

— Конечно и так может быть. Только все же странный он какой-то…