— Но мне повезло, меня купил… приличный человек.

По выражению лица Кэри очевидно, что приличным людям несвойственно появляться в подобных местах. А ведь он и вправду был неплох, немолодой, лысоватый, но при том уютно спокойный…

— И не на ночь. Он выплатил Молли полную цену. А меня привез в дом… нет, не в этот. Тот был поскромней…

…окна его выходили на канал с мутной застоявшейся водой. По весне на крыше орали коты, а осенью воду покрывал толстый ковер листьев.

— Вы… не пытались…

— Сбежать? Куда мне бежать? Вернуться к отцу и всю жизнь замаливать грехи? — Дитар поерзала, все-таки она устала, пусть и не делала ничего. А судя по часам, вскоре в комнату войдет мисс Оливер со своим серебряным подносом, прикрытым кружевной салфеткой. На подносе будет стоять высокий стакан с травяным отваром…

— Но я попыталась изменить жизнь после смерти Патрика…

…два года тишины, покоя и редких визитов человека, к которому Дитар не просто привыкла, но, пожалуй, полюбила. В благодарность за тишину и покой, за долгие разговоры у камина, за книги и учителей, за то почти отеческое внимание к ее судьбе, которого не оказывал никто. И в день, когда Патрика хоронили, Дитар плакала по-настоящему…

…а вдова, сухая измученная ревностью женщина, в тот же день появилась на пороге дома Дитар и велела убираться прочь. Она пришла не одна, но с полисменами, потрясая бумагой, из которой явствовало, что дом Дитар заняла незаконно…

— И нашла работу. В мастерской, где делали стеклянные глаза.

— Что?

— Глаза, — повторила Дитар. — Стеклянные. Могу сказать, что они пользовались спросом. У мистера Майнца дела шли очень даже неплохо. Мне поручили глаза расписывать. Тонкая работа, но к тому времени я уже умела обращаться с кистью и красками… о, это было престранное время и, пожалуй, мне нравилось все, кроме зарплаты. Она была крошечной, а половина уходила на оплату комнаты. Я снимала ее у одной старухи, глухой и вечно раздраженной. Она страдала бессонницей и всю ночь ходила по квартире, стучала тростью и хлопала дверями. Мне казалось, что она делает это нарочно, потому что я молода, а она нет…

Та старуха попросту была глуха, и оттого разговаривала криком, а больную спину кутала шарфом из собачьей шерсти, поверх которого повязывала затасканную шаль. Ее платье, давным-давно вышедшее из моды, утратило и цвет, и форму, но пропиталось едкой вонью старушечьего тела.

— Я… уже не могла жить так, — призналась Дитар, откидываясь на подушках. — Я привыкла к хорошей одежде, к нормальной еде, к тому, что глаза не слезятся после рабочего дня. А голова не раскалывается от чужого крика. Высыпаться вволю. Выходить на прогулки с альбомом для акварели… к клавесину и музыке, у меня, говорили, имелись способности. Поэтому когда мистер Майнц сделал мне… определенное предложение, я согласилась.

…и уже не дом — Майнц не отличался щедростью, а порой его скупость выводила Дитар из себя — но квартирка, расположенная под самой крышей многоэтажного дома. Впрочем, та связь не продлилась долго, Дитар нашла себе нового покровителя… и еще одного… целая череда мужчин, которые не задерживались ни в ее жизни, ни в ее памяти.

И пожалуй, что права мисс Оливер, называя Дитар падшей женщиной.

— Мне было за тридцать, когда я встретила вашего мужа, — Дитар все же закрыла глаза.

Предательская слабость.

И голос сорвался. А часы, те самые, с цаплями, пробили полдень, и мисс Оливер откликнулась на зов их. Она вошла и застыла на пороге, всем своим видом намекая гостье, что пора найти предлог и удалиться. Лучше, если насовсем.

— Пожалуй, — Кэри поднялась, — вам стоит отдохнуть…

Мисс Оливер поджала губы. В ее представлении юным девушкам, пусть бы и не человеческого рода, нечего было делать в месте, где когда-то предавались пороку.

— Пожалуй, — согласилась Дитар. — Но я вам не рассказала о…

— Расскажете? Завтра?

— Завтра, — Дитар кивнула.

И послезавтра.

Почему-то ей казалось, что эта девочка вернется, даже когда рассказывать станет нечего. Они похожи с Брокком.

…стать друзьями. И как ему только в голову пришло?

Глава 29

Кофе.

Шоколад и жареный миндаль. Круглые столики на тонких ножках. Плетеные кресла и лоскутные почти домашние накидки с бахромой. Крохотные разноцветные подушечки, разбросанные на полу, и сам этот пол, укрытый шелковым гладким ковром.

Деревянные колокольчики, которые на малейшее движение воздуха отзываются сухими дребезжащими голосами. И шесть залов, отличающихся друг от друга лишь цветом убранства.

Здесь посетителей встречали с поклоном и остроносыми домашними туфлями, по старому обычаю заставляя разуваться. И не находилось того, кто рискнул бы обычаем пренебречь.

И Кэри позволила снять высокие башмаки, которые тотчас передали чистильщику.

— Меня ждут, — сказала она улыбчивой девушке в странном наряде: узкий халат с непомерно длинными, достигавшими пола рукавами, по краю которых были нашиты золотые бубенцы. Девушка кланялась, бубенцы звенели.

Ее лицо покрывал толстый слой белой краски. И неестественно ярким пятном выделялся круг, нарисованный на губах. Высоко поднималась башня из темных волос, укрепленная тонкими спицами. А со спиц свисали золотые нити…

Кэри спохватилась — как бы странно ни выглядела девушка, не следует столь откровенно демонстрировать любопытство. И удивление.

А туфли оказались удобными, и теплыми к тому же…

Яшмовый зал. И потускневшее золото ковра, на котором аисты кланялись друг другу, расправив вышитые драгоценными нитями крылья.

Желтое пламя живого огня, отраженное в воде.

Девушка со странным инструментом, непомерно длинным и неудобным. Две струны и тонкие пальцы с яшмовыми накладками в виде когтей. Девушка наклонялась, подцепляла когтем струну. И та издавала резкий тонкий звук, который таял в полумраке зала. И девушка вновь наклонялась… мелодия? Да, но странная, как само это место.

— Кэри! — Грай приветственно подняла руку. — Мы уже боялись, что ты не придешь!

Кузины Грай, леди Сив и леди Сигни, были здесь же. И тетушка, конечно же, дремала над высокой рюмкой кларета.

— Прошу простить меня за опоздание, — Кэри присела.

Ей не хотелось идти, но дом давил на нее пустотой, а Дитар попросила больше не появляться в ее доме: у нее осталось не так много времени, чтобы делить его с кем-то, пусть бы и с Кэри.

Кэри и так появлялась в ее доме слишком часто, чтобы это осталось незамеченным… и Дитар благодарна за помощь, но все-таки смерть — довольно интимное событие.

Она еще улыбалась, говоря об этом. И Кэри не посмела отказать в просьбе. Два дня она смотрела на дождь, сходя с ума от неясной тоски, а на третий — приняла приглашение, и вот теперь оказалась в странном месте, где варили шоколад.

Кэри позволила себе осмотреться.

Столешница из камня.

И кресла глубокие, плетеные, удобные, но… они выглядели здесь не менее чуждо, чем сама Кэри.

Леди Сив и леди Сигни заговорили одновременно. У них как-то так получалось, не перебивать друг друга, но дополнять, вывязывая из слов путаные узоры.

Они рады видеть Кэри.

И несомненно, ей здесь понравится. И конечно, странно слышать, что Кэри прежде не бывала в шоколадной лавке… ее, должно быть, совсем строго воспитывали, хотя их матушка утверждает, что дело отнюдь не в воспитании, а в происхождении…

Грай зашипела и, кажется, пнула кузину.

И Сиг замолчала, а Сигни вдруг покраснела и опустила взгляд.

— Не слушай их, они сами не знают, что говорят, — доверительно произнесла Грай и покосилась на тетушку.

Кузины обиженно засопели.

— Не слушаю…

Кэри не хотелось ссориться. И да, наверное, эти девушки, в чем-то правы.

Происхождение.

О нем ведь не забудут, пусть и не скажут в лицо, что Кэри — выродок, но… останутся сплетни, шепоток за спиной, любопытные взгляды и… и слухи, в которых все переврут.

— Ох, ты не представляешь, — Грай поспешно сменила тему, — до чего мне наскучили маменькины нравоучения.