— Разума лишиться хочешь? — его голос, строгий и с насмешкой, звучал в ушах.

Разума лишались другие, и Таннис, поглядев на них, не рисковала больше снимать повязку.

Измельчив розовую массу, ее смешивали с мукой и толченым мелом, перетирали руками. Мел въедался в кожу, а мука оседала на волосах, и Малыш становился черно-белым, как картинка из газеты.

Взвешивала Таннис. Только ее пальцы были достаточно тонкими и ловкими.

— Сложно все было, — Таннис не знала, зачем рассказывает обо всем чужаку. Наверное, потому что сказанное ею уже никому не повредит.

А Кейрен умеет слушать.

— Я протирала весы специальной тряпочкой. А потом на одну чашу клалась бумажка, их Велька нарезал, ровненькие такие… у него здорово это выходило. Порошок зачерпывала серебряной ложечкой. Четверь унции. Или половина. Поначалу долго приходилось возиться, а потом ничего, руку набила и быстро все… раз-раз… Велька снимал и заворачивал в конвертик.

— А конвертики вы продавали.

— Точно.

— В парке.

— Ага…

— И кому? — голос Кейрена дрогнул. Злится? Таннис повернулась на бок и оперлась на локоть. В сумраке — факелы уже догорали — было сложно разглядеть выражение его лица. Но Таннис чувствовала, что он и вправду злится.

— Кто приходил, тому и продавали…

— И кто приходил?

Он покачивался, опираясь ладонями на решетку.

— Да… по-всякому. Думаешь, я помню? И какая разница?!

Для Кейрена разница была, если он резко выдохнул и, оттолкнувшись от решетки, встал.

— Вы дурман продавали. Он вызывает зависимость, понимаешь? Две-три дозы и… я видел людей, которые подсаживались на эту мерзость. Через пару лет они превращались в… в нечто. Ни разума. Ни чести. Ни совести. А вы…

— Мы никого не заставляли покупать, — Таннис тоже видела курильщиков. Люди с пустыми глазами, живущие одной мыслью — где дозу добыть. И если получалось, то в глазах вспыхивал свет волшебных грез. Что они видели?

Таннис всегда было интересно. Она спрашивала, но… они не в состоянии были ответить, путались в словах, едва ли не давились собственным языком, мычали, хватали за руки, просили денег… требовали…

Угрожали.

— Не заставляли, — Кейрен шел вдоль решетки, от прута к пруту. — Да, вы не заставляли, но кто-то дал попробовать…

…однажды Свищ решился.

Он закинулся прямо в парке, и поначалу ничего не происходило. Свищ просто стоял, переваливаясь с ноги на ногу. Он двигался все быстрее и, не удержавшись на ногах, упал. Свищ засмеялся и раскинул руки.

— Небо! — крикнул он. — Поглянь, небо!

Он хохотал и тыкал пальцем в небо, которое было обыкновенно. А Таннис не знала, что ей делать. Бежать? И бросить Свища?

К счастью, Войтех появился вовремя и, только глянув на Свища, сплюнул.

— Идиот.

Он выгреб остатки товара, кое-как распихав по карманам. А потом поднял Свища.

— Давай, топай!

Свищ шел, пританцовывая и путаясь в ногах. Вечером же его рвало, сильно и какой-то слизью. Войтех заставлял пить воду с солью, и Свищ плакал, хлебал, но его опять выворачивало.

— Тебе повезло, что не сдох, — буркнул Войтех, пересчитывая оставшиеся пакетики. — Двойную дозу за раз вставить. Чем ты думал?

Свищ ничего не ответил, но на пакетики смотрел так жадно, что Таннис не по себе стало.

— Пора завязывать, — Войтех тоже заметил этот взгляд и, вздохнув, произнес. — Не будь дураком, Свищ. Это — для слабых. Ты же сильный?

Он кивнул и сглотнул, судорожно, словно сам не верил, что хватит сил управиться с это жаждой.

— Сильный, — Войтех сел рядом и потрепал по плечу. — Ты справишься. То, что ты видел, все невзаправду. А по-настоящему у нас будет иначе. Мы заработаем много денег.

Таннис, пусть бы и недолюбливала Свища, — гадкий он и вечно щиплется, когда думает, что Войтех его не видит — села по левую его руку, прижалась. Свища трясло, мелко и часто.

— Ты и я. И вот малявка… и они тоже… мы разбогатеем и уедем отсюда.

— Куда? — сипло спросил Свищ.

— Куда захотим. Может, к морю…

— Почему к морю?

— Просто так, — Войтех сунул руки в карманы и сгорбился. — Мой папашка море видел, говорил, что красивое, все грозился подняться и нас с мамкой отправить.

Его слушали. Хрипловатый, словно сорванный голос, завораживал. И Таннис помимо воли стала о море мечтать, о том, какое оно. Вода? Много воды, больше, чем в реке…

Только те мечты умерли вместе с Войтехом.

— После того случая Войтех не ходил за товаром, — Таннис подтянула колени к груди и обняла. Так сидеть было теплее. — Сказал, что больше нету. Но все поняли, он из-за Свища перестал брать, чтобы тот не подсел… а деньги все равно нужны были.

— В деньгах все дело?

— В деньгах, — согласилась Таннис.

В них, в разноцветных бумажках, которые высохли и стали жесткими, ломкими, но все одно ценности своей не утратили.

— И чем вы занялись? — Кейрен остановился. Он ведь тоже не первые сутки на ногах, и замерз, и устал, но не спится.

— Всем понемногу… он заплатил, чтобы нас научили.

— Чему?

— Я и Велька щипачами были… — Таннис вытянула пальцы и пошевелила. Сколько лет, а еще помнят, хотя наверняка утратили былую ловкость. — Свищ в порту шарился, по чемоданам… Малыш отвлекал, а Свищ, значит, дергал. С Толстым плохо, у него кроме силы ничего не было. Войтех его прикрывать поставил, чтоб, значит, если кто за Свищом побежит, то Толстый с ног его сбил, вроде как случайно…

— А сам он?

Кейрен думает, что Войтех просто на заднице сидел и деньги греб? Нет, он был не таким.

— Сам… по-всякому. Когда с нами ходил, а когда… он замки вскрывать умел. И ничего не боялся. Он по лавкам ходил и…

Не только по лавкам. Войтех не любил рассказывать о том, куда пропадает, но порой исчезал на день-два, однажды и вовсе неделю не было, и Свищ вновь стал зудеть, что, дескать, Войтеха наверняка замели и значит, пора делать ноги. А то ведь сдаст.

Толстяк просто отвесил ему подзатыльника. А Малыш, спрятавшись в углу, захныкал. Он вновь приболел, кашлял много и сильно, едва не пополам выгибаясь. Он ждал, что Войтех придет и даст горькой своей травы, от которой полегчает. Войтех же не шел… и появился мрачный, злой.

— Надо товар перетащить, — сказал и, глянув на Таннис, добавил. — Тебе, малявка, лучше бы остаться.

А она не захотела, спорить же Войтех не стал, повел к реке. Зарывшись носом в песчаный берег, его ждала лодка. Груз был укрыт парусиной, а на дне, скорчившись, лежал незнакомый парень.

— Выкинь его, — велел Войтех Толстяку, и тот поспешил исполнить. А Таннис прикусила пальцы, чтобы не кричать.

После той ходки она познакомилась с папашей Шутгаром и его лавкой. А Свищ получил-таки свое серьезное дело… да и остальным хватило.

— Мы занялись домами, — собственный голос показался Таннис глухим, чуждым. Она съежилась под одеялом. В тот первый раз, когда случилось остаться в убежище надолго, спали вместе. И Таннис прижималась к тощему боку Войтеха, а сама обнимала Вельку, который во сне ерзал, всхлипывал и дергал ногой. Войтех же лежал до того спокойно, что Таннис испугалась даже — дышит ли.

Дышал. Но все равно походил на мертвеца.

— И лавками, но с лавками сложнее… а вот дома… мы выходили в город, и Войтех вел. Он знал, где хозяев нет. Или что есть, но… старики — легкая добыча. Не смотри так, мы никого не убивали. Толстяк связывал и рот затыкал. А мы просто выносили вещи…

Кейрен молчал. Но молчание его было нехорошим.

Какая разница, что он подумает о Таннис?

Никакой.

— Мы не брали крупняк, столы там или комоды. Так, поверхам и быстро, чтобы не подняли тревогу. Потом вещищки относили…

Таннис осеклась, едва не назвав имя.

— Неважно, куда относили. Меняли на деньги.

…не все. Была часть добычи, которую Войтех хранил отдельно, в этой вот клетке. И когда собиралось изрядно, приказывал всем уходить. А возвращаться разрешал через сутки, если не через трое. Товар исчезал, а в пещере задерживался особый тухловатый дух.