Одним словом, спорили они спорили, и вдруг вижу — побледнел мой Пит как мертвец. Спрашиваю, в чем дело, а он говорит: немцы решили доставить меня живым, а обоих солдат пристрелить. Правда, старший и от этого их отговаривал, доказывал, что если можно доставить одного пленного, то почему бы не доставить всех троих. По-моему, он просто растерялся, подумал, что и рядовые в действительности такие же важные птицы, как я. Кончилось тем, что они увели всех нас в свое расположение.

— А дальше? — спросил я.

— А дальше мы сбежали.

— Так просто?

— Почти. Привели они нас к себе уже перед самым рассветом. Командир роты даже смутился, когда меня доставили на командный пункт, — хоть и не бог весть какое, а все же начальство увидел перед собой. Начал я ему заливать. Мы-де возвращались с танцев, и у нас испортился джип. Он спрашивает, всегда ли я беру с собой на танцы автоматическую винтовку Браунинга. «Обычное дело», — отвечаю. Тогда он звонит по телефону и получает приказание доставить нас в штаб. Посадили нас на грузовик, приставили четырех немцев и отправили. Километра три отъехали в тыл, и тут по моему знаку ребята набросились на охрану и разделались с ней.

— Так просто?

— Почти. Наношу удар ногой ближайшему немцу, выхватываю у него винтовку и — прикладом по голове. А Пит изловчился расправиться с двумя фрицами сразу. Правда, одному нашему парню тоже крепко досталось.

— Карлайлу, — заметил капитан.

— Что? — не понял Бронсон.

— Парня звали Карлайл.

— Пришлось его бросить, другого выхода не было. Соскочили мы с Питом с грузовика — и в лес. Бежали так, что ветер свистел в ушах. Наткнулись на брошенный окопчик — в нем и прятались до темноты. Потом пробрались в наше расположение, и вот я перед вами.

— Так просто, — снова повторил я.

Бронсон кивнул.

— Вот именно. И потому не вижу оснований включать этот эпизод в донесение генералу Корридону. Как вы смотрите, капитан?

— Полностью согласен.

— Вот и хорошо.

Бронсон взглянул на меня.

— Капа, где ты раздобыл такую сорочку?

— Позаимствовал у отца Бэрри. Свою испачкал немного. Скажи, а немецкий офицер не спросил, всегда ли ты мажешь лицо ваксой, прежде чем отправиться на танцы?

— Знаешь, и в самом деле странно! Он и не заикнулся об этом.

— Тактичный немец, не правда ли?

— Я тоже так подумал. Послушай, у нас еще есть минут двадцать до прибытия смены. Как насчет блицпартии?

На этот раз он выиграл. Голова у меня была занята отнюдь не шахматами.

Около полуночи мы вернулись в штаб полка, и под свежими впечатлениями всего увиденного и пережитого я написал большой очерк о разведгруппе. Может, вам довелось читать? Многие газеты напечатали его на первой полосе. Он вошел в ряд сборников военных очерков и рассказов.

Я пробыл с Бронсоном еще дня три, потом перебрался в артиллерийский дивизион, а из него в танковую часть. С Чарли Бронсоном мне долго не удавалось повидаться, а когда мы наконец встретились, он уже был полковником.

Ла-Гуардия. 1953

Я зашел во временный штаб, разместившийся рядом с главной ротондой. Командовавший «парадом» полковник кивнул мне.

— Гарри, они, похоже, опоздают минут на сорок, — сообщил он.

— А может, его надо было доставить сюда на гражданском самолете? — ехидно осведомился я.

— Очень смешно, — рассердился полковник.

Наступило время снова взглянуть на Маргарет. Она все еще беседовала с Айрин Миллер.

— Поженились мы через три недели после того, как Чарли выпустили из Вест-Пойнта, — рассказывала Маргарет.

— А знакомы были долго? — поинтересовалась Айрин.

— С детства. Отец Чарли был военным, и их семью, как и другие военные семьи, часто перебрасывали с места на место. Но все-таки корни оставались в Фоллвью, и после смерти мужа — он погиб во время первой мировой войны — мать Чарли окончательно переселилась в этот город. Жили они через три дома от нас. Дедушка и бабушка Чарли тоже проживали в Фоллвью.

— Вы вместе учились в школе?

— В общем да. Правда, я старше Чарли, и мы учились в разных классах. Чарли больше дружил в школе с моей сестрой Элен.

— Да?

— Они примерно одного возраста.

Я решил, что, пожалуй, им пора кончать беседу.

— Извини, Айрин, но мне придется на время позаимствовать миссис Бронсон.

— Что ж поделаешь, Гарри! Заимствуй! Спасибо, что дал возможность быть с ней столько времени.

Думаю, Маргарет без особого удовольствия слушала разговор, в котором она фигурировала как некая вещь, которую можно позаимствовать.

— Спасибо, миссис Бронсон, — сказала Айрин.

— Не стоит, я с удовольствием поболтала с вами.

— Вам есть кем гордиться.

— И есть кого ждать с нетерпением.

Два очка в пользу Маргарет!

Айрин ушла, и мы снова остались вдвоем.

— А ждать еще полчаса, не меньше, — заметил я.

— Чарли опять все портит, как всегда.

— Скажи, Маргарет, он когда-нибудь рассказывал тебе, как мы с ним ходили в разведку?

— Ты потом написал об этом очерк? Он показывал мне вырезку. А что?

— Ничего. Просто я тогда не заметил, чтобы он что-нибудь испортил.

— Вас ушло семеро, а вернулось трое.

— Четверо, включая сержанта.

— Он, кажется, умер?

— Да.

— Как только Чарли приложит к чему-нибудь руку, люди умирают. Постоянно так. Не удивлюсь, если самолет, который мы сейчас ждем, потерпит аварию.

— Вот это жена, нечего сказать!

— Что ты вообще знаешь о женах?

— Знаю все, что надо... Расскажи-ка лучше, как ты играла в бридж.

— Я могла бы рассказать очень многое, не забывай об этом. Хотела бы я взглянуть, стал бы ты тогда гордиться своим драгоценным генералом?

— А знаешь, ведь я, кажется, еще ни разу не поблагодарил тебя за хлебные батоны.

— Что еще за батоны?

— Маргарет, ты забываешь свое преступное прошлое. Разве ты не помнишь, как засовывала бутылки с виски в хлебные батоны?

— Как не помнить, — улыбнулась Маргарет.

— А помнишь, что тебе надлежит делать после прибытия самолета?

— Улыбаться, обнимать его, смотреть ему в глаза, пока снимают фотографы и кинооператоры. Не помешает, если я немного всплакну. Совсем капельку, как и полагается леди.

— Да, да, Маргарет, как Мирна Лой!

— Что же будет дальше?

— Это когда же?

— Да когда кончится вся эта шумиха.

— Он получит еще одну звезду на погоны и уйдет в отставку.

— И поселится в Фоллвыо? Чтобы раз в году, в День независимости, выступать с речью в парке имени Гранта? Или на ежегодных собраниях клуба «Ротари», а то и масонской ложи «Львы»? Или чтобы удостоиться чести стать командиром местного отделения Американского легиона?

— Или, может, чтобы написать мемуары?

— Которые для него сочинишь ты. Этого ты и добиваешься? Впрочем, вряд ли ты будешь так стараться из-за какой-то паршивой книжонки. Ты добиваешься чего-то более существенного, Гарри.

— Или, возможно, какой-нибудь провинциальный университет, нуждающийся в рекламе, предложит ему пост почетного ректора?

— Совсем неплохо!

— А может, его назначат председателем правления солидной фирмы, выполняющей крупные военные заказы. Она с удовольствием возьмет на содержание героя с двумя генеральскими звездами на погонах и очень хорошими связями в Пентагоне. В наше время большой спрос на отставных генералов. Особенно высоко котируются те, в честь кого устраивались всякие там парады и кто выступал на совместных заседаниях обеих палат конгресса.

— А что произойдет, когда Чарли наконец раскусят?

— Почему его обязательно должны раскусить?

— Гарри, но ты-то понимаешь, что именно неладно у Чарли?

— Нет. А что?

— Он ненавидит армию... Он допустил ошибку, когда выбрал карьеру военного. Он сноб, если только ненавидеть армию — это снобизм. Он сноб, если только нежелание жить в соответствии с армейскими традициями — это снобизм. Он сноб, если служить в армии и чуть не рыдать от скуки — это снобизм. Кстати, он не очень умело скрывает свои настроения.