Он печатает шаг, как чеканят монеты.

Он обходит дозором свой архипелаг.

Эхо гипсовых горнов в пустых кабинетах Вызывает волнение мертвых бумаг.

Алый факел — мелодию белой темницы —

Он несет сквозь скупую гармонию стен.

Он выкачивает звуки резиновым шприцем Из колючей проволоки наших вен80.

В каждом гимне — свой долг. В каждом марше — порядок. Механический волк на арене лучей.

Безупречный танцор магаданских площадок.

Часовой диск-жокей бухенвальдских печей.

Лакированный спрут, Он приветлив и смазан.

И сегодняшний бал он устроил для вас.

Пожилой патефон, подчиняясь приказу,

Забирает иглой ностальгический вальс.

Бал на все времена! Ах, как сентиментально...

Па-паук — ржавый крест81 спит в золе наших звезд.

И мелодия вальса так документальна,

Как обычный арест. Как банальный донос.

Как бесплатные танцы на каждом допросе.

Как татарин на вышке, рванувший затвор.

Абсолютный вахтер — и Адольф, и Иосиф. Дюссельдорфский мясник да пскопской живодер.

Полосатые ритмы с синкопой на пропуске.

Блюзы газовых камер и свинги облав.

В сохранившейся рукописи этой строфы нет, однако она звучит на записях.

В более поздних редакциях — «И паук — ржавый крест...».

Тихий плач толстой куклы, разбитой при обыске. Бесконечная пауза выжженных глав.

Как жестоки романсы патрульных уставов И канцонов82 концлагерных нар звукоряд.

Бьются в вальсе аккорды хрустящих суставов И решетки чугунной струною звенят.

Вой гобоев ГБ в саксофонах гестапо И всё тот же калибр тех же нот на листах.

Эта линия жизни — цепь скорбных этапов На незримых и призрачно-жутких фронтах.

Абсолютный вахтер — лишь стерильная схема. Боевой механизм. Постовое звено.

Хаос солнечных дней ночь приводит в систему Под названьем

да впрочем не все ли равно.

Ведь этот город скользит и меняет названья...

Май 1985 (Приводится по рукописи)

Егоркина былина

Как горят костры

как горят костры у Шексны-реки90.

как стоят шатры бойкой ярмарки

Дуга цыганская! да ничего не жаль отдаю свою расписную шаль а цены ей нет четвертной билет жалко четвертак? ну, давай пятак пожалел пятак — забирай за так расписную шаль

всё, как есть, на ней гладко вышито гладко вышито чёрным91 крестиком

Как сидит Егор в светлом тереме

в светлом тереме с занавесками

с яркой люстрою электрической

на скамеечке, шитой серебром,

крытой войлоком92

рядом с печкою белой, каменной

важно жмурится

ловит жар рукой.

На печи его рвань — фуфаечка приспособилась да приладилась дрань — ушаночка да пристроились вонь — портяночки в светлом тереме с занавесками да с достоинством

Река в Вологодской области России, на которой расположен город Череповец, левый приток Волги.

В более поздней редакции — «мелким».

В более поздней редакции — «крытой серебром, шитой войлоком».

ждет гостей Егор

а гостей к нему — ровным счетом двор ровным счетом двор да три улицы — С превеликим Вас Вашим праздничком И желаем Вам самочувствия,

Дорогой Егор Ермолаевич! гладко вышитый чёрным93 крестиком улыбается государственно выпивает он да закусывает а с одной руки ест солёный гриб а с другой руки — маринованный а вишневый крем только слизывает только слизывает сажу горькую сажу липкую

мажет калачи — биты кирпичи

Прозвен-н-нит стекло на сквозном ветру да прокиснет звон в вязкой копоти да подернётся молодым ледком.

проплывет луна в чёрном маслице

в зимних сумерках

в волчьих праздниках

темной гибелью

сгинет всякое

дело Божие

там

где без суда все наказаны

там, где все одним жиром мазаны там, где все одним миром травлены

93 В более поздней редакции — «мелким».

да какой там мир сплошь окраина

где густую грязь запасают впрок набивают в рот где дымится вязь беспокойных

строк

как святой помет

где японский бог с нашей матерью повенчалися общей папертью

образа кнутом перекрещены

эх, Егорка ты, сын затрещины, эх, Егор, дитя подзатыльника вошь из-под ногтя в собутыльники в кройке кумача с паутиною догорай, свеча догорай, свеча хуй с полтиною...

Обколотится сыпь-испарина

и опять Егор чистым барином в светлом тереме, шитый крестиком всё беседует с космонавтами а целуется с Терешковою с популярными да с актрисами всё с амбарными злыми крысами.

— То не просто рвань, не фуфаечка то душа моя несуразная

понапрасну вся прокопченная нараспашку вся заключенная

Да то не просто дрань, не ушаночка то судьба моя несуразная несуразная — лопоухая вон — дырявая, болью трачена по чужим горбам разбатрачена

Да то не просто вонь, вонь кромешная! то грехи мои, драки-пьяночки...

А говорил Егор, брал портяночки тут и вышел хор да с цыганкою знаменитый хор Дома радио

и Центрального телевидения под гуманным встал управлением

А вы сыграйте мне песню звонкую! Разверните марш миномётчиков!

А погадай ты мне, тварь певучая очи чёрные, очи жгучие погадай ты мне по пустой руке по пустой руке да по ссадинам по мозолям да по живым рубцам...

Дорогой Егор Ермолаевич!

Зимогор94 ты наш Охламонович!

износил ты душу, да, до полных дыр

так возьмешь за то дорогой мундир

94 Зимогор — тот, кто горевал зимой, — бездомный бродяга, босяк (устар.).

генеральский чин, ватой стеганый с честной звездочкой да с медалями

изодрал судьбу, сгрыз завязочки так возьмешь за то дорогой картуз с модным козырем лакированным с мехом нутряным да с кокардою

а за то, что грех стёр портяночки завернешь свои пятки босые в расписную шаль с моего плеча всю расшитую мелким крестиком

Поглядел Егор на своё рваньё и надел обмундированиё

Заплясали вдруг тени легкие заскрипели вдруг петли ржавые

отворив замки

Громом-посохом в белом саване

Снежна Бабушка

— Ты, Егорушка, дурень ласковый

собери-ка ты мне ледяным ковшом

да с сырой стены

да с сырой спины

капли звон-н-кие да холодные

ты подуй, Егор, в печку тёмную

пусть летит зола,

пепел кружится

в ледяном ковше, в сладкой лужице замешай живой рукой кашицу да накорми меня, Снежну Бабушку!

Оборвал Егор каплю-ягоду,

через силу дул в печь угарную.

дунул в первый раз — и пропал95 мундир

генеральский чин, ватой стеганый

и летит зола серой мошкою

да на пол-топтун,

да на стол-шатун

на горячий лоб да на сосновый гроб

дунул во второй — и исчез картуз с модным козырем

лакированным

Эх, Егор, Егор! Не велик ты грош не впервой ломать.

Что ж, в чем родила мать — в том и помирать?

Дунул третий раз — как умел, как мог и воскрес один яркий уголек, и прожег насквозь расписную шаль всю расшитую чёрным96крестиком и пропало всё.

не горят костры, не стоят шатры у Шексны-реки нету ярмарки

нету ярмарки нету ярмарки

55 В более поздней редакции — «исчез».

56 В более поздней редакции — «мелким».

Только чёрный дым тлеет ватою.

Только мы стоим97

виноватые.

И Егорка здесь.

Он как раз в тот миг папиросочку и прикуривал.

Опалил всю бровь спичкой серною.