Он, собака, пьет год без месяца.

Утром мается. К ночи бесится.

Да не впервой ему — оклемается. Перебесится, перемается, перемается, перебесится и, Бог даст,

Бог даст, не повесится98.

Распустила ночь чёрны волосы.

Голосит беда бабьим голосом.

Голосит беда бестолковая.

В небесах — звезда участковая в небесах — звезда участковая в небесах — звезда...

Мы сидим, не спим. Пьём шампанское.

Пьём мы за любовь

за любовь свою за гражданскую.

Сентябрь 1985 (Приводится по авторской распечатке,

30 апреля — 1 мая 1986)

В более поздней редакции — «сидим».

В более поздней редакции вместо последних четырех строк «Перемается, перебесится, / перебесится и повесится...».

К К...100

Он рождён, чтобы выжить, в провинции.

Хоть люби его, хоть руби.

Жил в запечной, скупой провинции Там, где вечера на Оби.

Там, где время полоть поле-полюшко И да здравствует месяц-май!

Был по имени Коля-Колюшка А по паспорту — Николай.

Вот такие дела в провинции А по-русски сказать — в глуши.

100 К Коке, Николаю Каткову. См. фото 41.

И глушила душу провинция Да нельзя не слышать души.

Вот такая была провинция Да не скинула гору с плеч.

Вот такая была провинция...

Да о том ли родная речь?

На своём стояла провинция А какая на этом честь А по возрасту — нет и двенадцати.

А по паспорту — все тридцать шесть.

Только жаль не указано в паспорте Что ты, Коля, ещё поэт.

Только жаль не указано в паспорте Кто есть человек, а кто нет.

Тот, кто выжил в скупой провинции Сядет в красном, богатом углу.

Тот, кто провинился в провинции Тот великой столице — к столу!

Значит, время полоть поле-полюшко.

Нынче новое рождество

Вот живет Николай. Коля. Колюшка.

И Бог верит только в него.

Декабрь 1985 (Приводится по рукописи)

Перекур

Кто-то шепнул — или мне показалось?

Кто-то сказал и забил в небо гвозди.

Кто-то кричал и давил нам на жалость.

А кто-то молчал и давился от злости.

И кто-то вздохнул от любви нераздельной. Кто-то икнул — значит, помнят беднягу.

Кто-то всплакнул — ну, это повод отдельный.

А кто-то шагнул, да не в ногу, и сразу дал тягу.

А время дождем пластануло по доскам стропил. Время течет, растолкав себя в ступе.

Вот кто-то ступил по воде.

Вот кто-то ступил по воде.

Вот кто-то ступил по воде,

Да неловко и все утопил.

Значит, снова пойдем.

Вот покурим, споем и приступим.

Снова пойдем.

Перекурим, споем и приступим.

Кто-то читал про себя, а считал — все про дядю. Кто-то устал, поделив свой удел на семь дел. Кто-то хотел видеть все — только сбоку не глядя. А кто-то глядел, да, похоже, глаза не надел.

А время дождем пластануло по доскам стропил. Время течет, растолкав себя в ступе.

Вот кто-то ступил по воде.

Вот кто-то ступил по воде.

Вот кто-то пошел по воде...

Значит, тоже пойдем.

Вот покурим, споем и приступим.

Тоже пойдем.

Перекурим. Споем. И приступим.

Но кто-то зевнул, отвернулся и разом уснул.

Разом уснул и поэтому враз развязалось.

Эй, завяжи! — кто-то тихо на ухо шепнул.

Эй, завяжи! — кто-то тихо на ухо шепнул. Перекрестись, если это опять показалось. Перекрестись, если это опять показалось.

Декабрь 1985 (Приводится по изданию: «Александр Башлачёв. Стихи». М.-.Х.Г.С., 1997)

«Сядем рядом...»

Сядем рядом, ляжем ближе,

Да прижмемся белыми заплатами к дырявому мешку. Строгим ладом — тише, тише —

Мы переберем все струны да по зернышку.

Перегудом, перебором...

Да я за разговорами не разберусь, где Русь, где грусть. Нас забудут, да не скоро.

А когда забудут, я опять вернусь.

Будет время, я напомню,

Как все было скроено, да все опять перекрою.

Только верь мне, только пой мне,

Только пой мне, милая, — я подпою.

Нить, как волос. Жить, как колос.

Размолотит колос в дух и прах один цепной удар.

Да я все знаю. Дай мне голос —

И я любой удар приму, как твой великий дар.

Тот, кто рубит сам дорогу —

Не кузнец, не плотник ты, да все одно — поэт.

Тот, кто любит, да не к сроку —

Тот, кто исповедует, да сам того не ведает.

Но я в ударе. Жмут ладони.

Все хлопочут бедные, да где ж им удержать зерно в горстях. На гитаре, на гармони,

На полене сучьем, на своих костях.

Злом да лаской, да грехами

Растяни меня ты, растяни, как буйные меха!

Пропадаю с потрохами,

А куда мне, к лешему, потроха...

Но завтра — утро. Все сначала...

Заплетать на тонких пяльцах недотрогу-нить...

Чтоб кому-то, кому-то полегчало.

Да разреши, пожалуй, я сумел бы все на пальцах объяснить —

Тем, кто мукой — да не мукою —

Все приметы засыпает, засыпает на ходу Слезы с луком. Ведь подать рукою —

И погладишь в небе свою заново рожденную звезду.

Ту, что рядом, ту, что выше,

Чем на колокольне звонкой звон, да где он — все темно. Ясным взглядом — ближе, ближе...

Глянь в окно — да вот оно рассыпано, твое зерно.

Выше окон, выше крыши,

Ну, чего ты ждешь? Иди смелей, бери еще, еще! Что, высоко? Ближе, ближе.

Ну вот еще теплей... Ты чувствуешь, как горячо?

Декабрь 1985 (Приводится по изданию: «Александр Башлачёв. Стихи». М.: X.Г.С., 1997)

«Мы высекаем искры сами...»

Мы высекаем искры сами Назло тотальному потопу.

Из искры возгорится пламя И больно обожжет нам... жопу.

1985

(Приводится по фонограмме, май 1985)

«В чистом поле — дожди...»

В чистом поле — дожди косые.

Эй, нищета — за душой ни копья!

Я не знал, где я, где Россия И куда же я без нея?

Только время знобит, колотит.

Кто за всех, если дух — на двух?

В третьей роте без крайней плоти Безымянный поет петух.

Не умею ковать железо я —

Ох, до носу мне черный дым!

На Второй Мировой поэзии Призван годным и рядовым.

В чистом поле — дожди косые,

Да нет ни пропасти, ни коня.

Я не знал, как любить Россию,

А куда ж она без меня?

И можно песенку прожить иначе,

Можно ниточку оборвать.

Только вырастет новый мальчик За меня, гада, воевать.

Так слушайте, как же нам всем не стыдно? Эй, ап — спасите ваши души!

Знаешь, стыдно, когда не видно.

Что услышал ты то, что слушал.

Стань живым — доживешь до смерти. Гляди в омут и верь судьбе —

Как записке в пустом конверте, Адресованный сам себе.

Там, где ночь разотрет тревога,

Там, где станет невмоготу —

Вот туда тебе и дорога.

Наверстаешь свою версту.

В черных пятнах родимой злости Грех обиженным дуракам.

А деньги — что ж, это те же гвозди,

И так же тянутся к нашим рукам.

Но я разгадан своей тетрадкой — Топором меня в рот рубить!

Эх, вот так вот прижмет рогаткой —

И любить или не любить!

А тех, кто знает, жалеть не надо103.

А кровь — она ох, красна на миру!

Пожалейте сестру, как брата —

Я прошу вас, а то помру.

А с любовью — да Бог с ней, с милой...