Изменить стиль страницы

Победа над половцами укрепила позиции Руси и в Европе, и на Востоке. В правление Владимира Мономаха (1113–1125) и его сына Мстислава Великого (1125–1132) Русь поддерживала широкие международные связи как с католическими, так и мусульманскими странами. Продолжали действовать союзные договоры с Венгрией и Польшей, были заключены династические браки с владетельными домами Швеции, Византии, Польши, Венгрии, Германии и других стран. В этот период удалось покончить с местным сепаратизмом Новгорода, сломить сопротивление черниговских князей, замирить Волынь и Тмутаракань, подчинить Киеву Полоцк. Первая треть XII в. стала для Руси периодом наивысшего расцвета культуры, пиком экономической, политической и военной силы. В «Слове о погибели Русской земли» неизвестный автор XIII в. так пишет о Руси того времени: «О, светло светлая и прекрасно украшенная земля Русская!..»[57].

Глава 2

«И пошел брат на брата»

В конце XI — начале XII вв. Киевская Русь вступила в крайне противоречивый период, называемый феодальной раздробленностью, который продолжался до середины XV в. Власть киевских великих князей слабела и приходила в упадок. Действительная государственная власть все больше сосредоточивалась в руках удельных князей. Начиная со второй половины XII — первой трети XIII в. каждое из крупных русских княжеств (Киевское, Галицко-Волынское, Черниговское, Новгородское, Смоленское, Владимиро-Суздальское, Полоцкое и некоторые другие) самостоятельно определяло цели своей внешней политики. Образование независимых «полугосударств» привело к ужесточению междоусобных войн и вовлечению княжеств в европейскую политику. Так, например, в середине XII в. в борьбе за первенство на Руси враждующие русские князья вступили в союзные отношения с государствами, входившими во взаимно враждебные коалиции, которые сложились в Европе после Второго крестового похода 1147–1149 гг. Владимиро-Суздальские и Галицкие князья поддерживали отношения с Византией и германскими императорами из династии Гогенштафенов, противников усиления папской власти в Западной Европе. Волынские князья, напротив, выступали на стороне Венгрии и сторонников политического господства папы в Европе. Феодальная раздробленность XI–XII вв. не сопровождалась упадком Руси. Наоборот, в этот период отмечается бурное развитие производительных сил и рост военного могущества русских княжеств. Поэтому вмешательство Запада в русские дела до начала XIII в. ограничивалось установлением военных союзов. Большого вреда Руси от этих союзов не было. Так папа Александр III направил в 1169 г. во Владимиро-Суздальское княжество посольство, стараясь втянуть русских князей в конфликт с германскими императорами[58]. Однако папской курии не удалось осуществить свои замыслы. Владимирский князь Всеволод Большое Гнездо (1154–1212) предпочитал поддерживать дипломатические отношения с немецким императором Фридрихом Барбароссой. Попытка папы Александра III вовлечь Русь в орбиту своей политики провалилась.

С распадом Древнерусского государства изменилось положение великокняжеской власти в отдельных землях. Сложились как бы три разновидности политического строя на Руси. В Новгородской земле образовалась боярская республика, где верховная власть принадлежала вече. Князь приглашался в Новгород, главным образом, для руководства вооруженными силами. Во Владимиро-Суздальской Руси, напротив, шея процесс укрепления княжеской власти. В Галицко-Волынской земле велась жестокая борьба между сильным боярством и княжеской властью. В остальных княжествах политический строй был близок к одному из трех указанных вариантов. В каждом княжестве был свой государственный аппарат, соответствовавший политическому строю. Он включал многочисленных администраторов (дворский, печатник, стольники, тиуны, мечники и т. д.), ведавших княжеским двором, хозяйством, судом, финансами, войском и т. п. Дальнейшее развитие получает внешнеполитический аппарат, который занимался сношениями княжеств с иностранными государствами и другими княжествами. При князе постоянно находится целый штат переводчиков и опытных дипломатов, которые, используя устойчивые посольские обычаи, отстаивали интересы своих земель.

Переход к феодальной раздробленности отразился и на организации вооруженных сил. Возросла роль княжеской дружины, которая делилась на старшую и младшую. Старшую часть дружины составляли бояре, знатные и богатые люди, принадлежавшие к социальным верхам общества. Многие бояре имели собственные дружины. Бояре входили в дружинный союз, который в летописях часто именуется «лучшей», «старейшей», «передней», «большей» дружиной. Бояре, поступавшие на службу к князю, постоянно сопровождали его и находились рядом с ним при всех жизненных ситуациях. Старая традиция совещания (думы) князя с дружиной осталась неизменной только в отношениях князя с боярством. Причем позиция бояр часто предопределяла решения князя. В целом же интересы князя и боярства были настолько переплетены, что их трудно расчленить. Боярская служба оставалась вольной, поэтому иногда бояре переходили от одного князя к другому.

Более прочные отношения связывали князя с младшей дружиной, в которую входили «отроки», «детские», «милостники» и др. «Отроки» неотступно находились при князе и, по сути, были его домашними и военными слугами. «Детские» по своему положению тоже были младшими дружинниками, но по положению выше отроков. Они не несли службу по дому. О «милостниках» известно мало. Они также являлись младшими дружинниками, несли военную службу и занимались вопросами дворцового хозяйства князя. Постепенно младшая дружина к XIII в. поглощается княжеским двором и в источниках появляется термин «дворяне»[59].

В среднем княжеская дружина насчитывала 300–400 человек. В военное время основную часть войска по-прежнему составляло народное ополчение, которое подразделялось на конные и пешие полки. Численность ополчения в отдельных княжествах доходила до 50–60 тыс. человек. Развивались способы ведения военных действий. Войска использовали в боевом построении «полчный» ряд, который включал в себя «чело» (центр) и два крыла в одну линию. Затем к этим трем составным частям боевого построения войска добавился сторожевой полк. Тактика русских войск заключалась в стремлении уничтожить противника с помощью охвата его флангов в виде клещей. Основным оружием оставались меч, копье и боевой топор. Более широкое распространение получили осадные и метательные орудия (пороки, пращи, тараны, самострелы). Совершенствовались оборонительные сооружения, возводились мощные городские укрепления, каменные башни и т. п.

В начале XIII в. все отчетливее стал ощущаться общий упадок Руси. В военно-политической сфере он проявился в активном военном вмешательстве в русские дела иностранных государств и в неспособности Руси защитить свои границы. Хотя при этом военный потенциал Древнерусского государства к XIII в. увеличился более чем в 10 раз. Если в XI в. Новгородская Русь выставляла войско в 4 тыс. человек, то владимиро-суздальский князь в середине XII в. собирал 50-тысячное войско, а галицко-волынский князь в середине XIII в. не боялся противника, способного выставить от 30 до 60 тыс. войск[60]. Однако боеспособность русских войск снизилась. В сражении на реке Калке войска русских князей более чем в три раза превосходили войска монголов, но потерпели сокрушительное поражение. Причиной тому были не рядовые воины, а полководцы, которые разучились правильно оценивать обстановку, организовывать и вести разведку, командовать войсками на поле боя. Полководческие таланты Александра Невского и Данила Романовича Галицкого лишь исключение из общего правила. Другой причиной снижения обороноспособности русских земель следует считать отсутствие единства между восемью «полу государствами», которые все более обособлялись друг от друга и дробились сами в себе. Эгоизм и разобщенность русских князей сделали их неспособными к объединению даже перед лицом общего врага.

вернуться

57

Воинские повести Древней Руси. Л., 1985. С. 118–119.

вернуться

58

Пашуто В. Т. Героическая борьба русского народа за независимость (XIII в.). М., 1956. С. 79.

вернуться

59

Фроянов И. Я. Указ. соч. С. 81–84, 90–91, 95.

вернуться

60

Пашуто В. Т. Внешняя политика Древней Руси. М., 1968. С. 283.