Весьма необычен и тот факт, что за несколько дней до покушения — Канегиссер разговаривал по телефону с Урицким.

— Знаете с кем я говорил сегодня? — сказал Леонид Герману Лопатину.

— С кем?

— С Урицким.

О чем говорил Канегиссер с Урицким — осталось неизвестным…

Мать убийцы М.С.Урицкого продержали в тюрьме сравнительно недолго. Как только сына казнили, ее выпустили. Вернувшись домой, она узнала, что в больнице умирает Герман Александрович Лопатин. Не откладывая на завтра, Р.Л.Канегиссер поехала в Петропавловскую больницу. Германа Александровича застала еще в полном сознании.

— Счастлив увидеть Вас перед смертью, — сказал он. — Думал, Вы на меня сердитесь.

— За что?

— За гибель Вашего сына…

— Чем же Вы в ней виноваты?

Герман Александрович промолчал. Не сказал больше ни слова. Он умер через несколько часов и унес свою тайну в могилу.

Что же происходило 30 августа 1918 года в Москве? Секретарь МК РКП/б/ В.М.Загорский, получив известие об убийстве М.С.Урицкого в Петрограде, немедленно послал В.И.Ленину записку. Предупредил о грозящей ему опасности, просил воздержаться от поездок на митинги.

Записку Загорского передал телефонист Верхнего Кремлевского коммутатора П.Д.Дмитриев. Владимир Ильич прочитал ее, взглянул на часы и спокойно сказал:

— Позвоните товарищу Гилю в гараж. Поедем на Хлебную биржу.

За обедом Мария Ильинична пыталась отговорить Владимира Ильича от поездки на митинги. Ленин отшучивался, посмеивался над опасениями сестры.

Зазвонил телефон. Мария Ильинична взяла трубку.

— Тебя, Володя.

— Я слушаю, кто говорит?

— Людвинская, Владимир Ильич. Звоню по просьбе товарища Загорского.

— И какая у него просьба, товарищ Таня?

— Да вот… — смутилась Людвинская. — Он хотел напомнить вам о решении бюро МК, чтобы вы временно воздержались от выступлений на митингах. Она хотела сказать: "В связи с участившимися случаями террористических актов врагов революции", но Владимир Ильич прервал ее:

— Что? Что? Вы хотите прятать меня в коробочке, как буржуазного министра?

Людвинскую у телефона сменил Загорский.

— Обстановка тревожная, — говорил секретарь МК. — Пролетариат должен оберегать своего вождя. Просим вас сегодня на митинги не ездить…

— Товарищ Загорский, — сердито возразил Ленин, — я отказаться от выступления на Хлебной Бирже и на заводе Михельсона не могу, во-первых, потому, что обещал быть на собрании; во-вторых, считаю принципиально важным в настоящее время выступать на рабочих собраниях. И положил трубку телефона.

Мария Ильинична с минуту выждала, а потом тихо спросила:

— Все-таки едешь?

— Бог не выдаст… — примирительно улыбнулся Владимир Ильич.

— Ты удивительно беспечен, Володя. В таком случае — я еду с тобой…

— Сегодня не получится. В другой раз — обязательно поедем вместе, обещаю.

Мария Ильинична вздохнула: ни под каким предлогом задержать невозможно. С тревогой прислушивалась к удаляющимся шагам Владимира Ильича, гулко раздававшимся в сводчатом коридоре старинного здания Совнаркома.

… За 2–3 часа до начала митинга на Хлебной бирже секретаря Басманного райкома Е.М.Ямпольскую вызвали в МК партии и сообщили, что в связи с тревожным положением В.И.Ленину предложено сегодня не выступать. Понятно, как дороги были трудящимся выступления Владимира Ильича. Как все стремились послушать его, какой это был праздник для всего района. Но в обстановке того времени Ямпольская все же почувствовала облегчение, что Ленина на митинге не будет…

На Хлебную биржу для выступления на митинге приехало несколько видных работников партии. Среди них были А.М.Коллонтай и Емельян Ярославский.

Помещение Хлебной биржи имело только один вход с широкой лестницы, которая вела непосредственно с площади в зал, на второй этаж.

Против входа в зал находились грубо сколоченные подмостки, на которых стоял стол для президиума и откуда выступали ораторы. Митинг начался вовремя. Первой слово попросила А.М.Коллонтай. Слушателей было достаточно. Большинство — рабочие, работницы и красноармейцы. Ямпольская, убедившись, что все идет хорошо, прошла центральным проходом и остановилась в конце зала у окна. Оно выходило на Гавриковскую площадь. Взглянув в окно, она увидела, что по площади к зданию Хлебной биржи бегут люди. Особенно ее поразили женщины. Они на ходу снимали фартуки и спускали закатанные рукава кофточек и платьев. Ничего не понимая, Ямпольская двинулась было к выходу, но увидела, что со сцены в проход спрыгнул Емельян Ярославский и быстро пошел кому-то навстречу. В зал Хлебной биржи входил В.И.Ленин и за ним толпа людей. Ярославский обнял Владимира Ильича за плечи и повел вперед, к трибуне. Раздались бурные, восторженные аплодисменты. Владимир Ильич несколько раз пытался успокоить собравшихся, но овации еще более усиливались. Террорист Федоров-Козлов, захваченный волной энтузиазма, вместе с рабочими неистово кричал пролетарскому вождю "Ура!" Потом вдруг опомнился и затих…

В.И.Ленин выступал с речью "Две власти /Диктатура пролетариата и диктатура буржуазии/". Призывал рабочих к революционной бдительности, к беспощадной борьбе с контрреволюцией на Кавказе, Украине, в Сибири и на Волге, где Советы свергнуты и "большевистские деятели отданы на растерзание чехословацким наймитам и российским белогвардейцам".

— У нас один выход, — говорил Ленин, — победа или смерть!

В.И.Ленин говорил не больше двадцати минут. Он никогда не скрывал от народа правду, как бы тяжка она ни была. Так было и на этот раз. Но, говоря о различии между пролетарской и буржуазной диктатурой, Владимир Ильич подчеркивал силу пролетарской диктатуры, опирающейся на массы и проводящей в жизнь политику в интересах народа.

Владимир Ильич предостерегал об опасности для Советской власти со стороны внутренней контрреволюции и начавшейся иностранной военной интервенции. К этому времени в Архангельске успели уже высадиться английские и американские войска, на Урале и в Поволжье восстал чехословацкий корпус. В Самаре образовалось контрреволюционное правительство из бывших членов Учредительного собрания. На Дону и Кубани генералы Краснов и Каледин формировали полки и дивизии из казаков и офицеров. Украина, Белоруссия и Прибалтика захвачены германскими войсками… Ленин призвал трудящихся для защиты Советской власти идти в ряды Красной Армии.

— Как бы небыли велики переживаемые трудности, — говорил Ленин, — они носят временный характер и будут преодолены.

Много было задано Владимиру Ильичу вопросов. Всем хотелось услышать ответ от Ленина, от человека, которому доверяли больше, чем себе, и тогда, казалось, легче будет перенести, преодолеть те трудности, о которых он только что говорил и которые сулило надвигающиеся осень и зима.

Федоров-Козлов напряженно ловил каждое слово Ленина о рабочих, о их роли в революции, об их исторической ответственности за судьбы социализма в России.

В толпе, окружавшей Ленина, Ямпольская заметила спешно пробирающегося к выходу члена райкома Федора Шабловского, которому было поручено охранять Владимира Ильича на митинге и проводить затем до Замоскворечья. Но Владимир Ильич вежлива отказался от его услуг. Федоров-Козлов слышал, как Ленин сказал:

— Не беспокойтесь, мы с шофером знаем дорогу. Спасибо, сопровождать меня не надо.

Федоров-Козлов пришел на Хлебную биржу убить Ленина. Не убил. Не решился на такой ответственный шаг. Шаг можно было сделать, но поправить нельзя. И он не решился. Подавленный вышел на улицу. Подошедшему к нему Зубкову сказал:

— Не мог. Рука не поднялась.

— Правильно сделал, — ответил Зубков. — Никто из рабочих не будет стрелять в Ленина. Я выхожу из партии эсеров.

— Не партия, — злобно буркнул Федоров-Козлов, — а банда политических убийц.

— Это ты в точку попал, — горячо заметил Зубков. — Не знаешь, куда поехал Ленин с Хлебной биржи?

— На завод Михельсона.

— На завод Михельсона? Туда же назначена исполнительницей Фанни Каплан, — встрепенулся Зубков. — Дежурным боевиком у нее сегодня Василий Новиков. Они убьют Ленина. Я — в Замоскворечье. Может, еще успею помешать…