На помощь этому делу должны прийти и наша школа, и печать, и разные виды искусства, партия, комсомол и профсоюзные организации. Надо прямо сказать, что все эти организации вопросами борьбы с преступностью занимались совершенно недостаточно. Где и в какой, например, школе детям с малых лет и систематически внушается позорность и гнусность для советского человека таких преступлений, как воровство, хулиганство, мошенничество, не говоря уже о таком тяжелом преступлении, как убийство. Я утверждаю, что эта тематика у нас в школах, как правило, стыдливо обходится, как будто эти преступления у нас уже совершенно исчезли, или являются таким редким исключением, о котором не стоит и говорить. Было бы очень наивным также считать, что дети сами должны понимать всю их безнравственность без всяких бесед на эту тему. Что же касается взрослых, то столь же наивно думать, что достаточно одного наличия судов, прокуратуры и уголовного кодекса с определенными, но, к сожалению, очень часто изменяемыми сроками заключения за одинаковые преступления.

Практика показывает, что одного этого совершенно недостаточно: нужна упорная, повседневная работа при помощи всех наших мощных средств агитации и пропаганды и воспитания в школах и коллективах.

II. О недостатках воспитательной и исправительной работы в исправительно-трудовых лагерях

1. По своей идее и по названию исправительно-трудовые лагери в нашей стране призваны не только карать, но и перевоспитывать, «перековывать» людей, совершивших преступление, превращать их в честных, морально и нравственно устойчивых советских граждан.

Что же, однако, получается из этого на деле?

Я не имею данных об изменении в возрастном составе лиц, подвергнутых заключению в ИТЛ за последние годы, но, кажется мне, я не очень ошибусь, если скажу, что в послевоенные годы все более повышается процент молодежи среди заключенных, начиная с 26–27 года рождения.

Причин этого явления много и в настоящем письме я не ставлю своей задачей анализировать их. Я лишь констатирую этот печальный факт: все больше преступниками становятся люди, рожденные после революции, воспитанные в годы Советской власти, в нашей школе, в социалистическом обществе и, следовательно, казалось бы, наиболее свободные от «родимых пятен» прошлого.

Конечно, в очень большой степени сказывается детская безнадзорность в годы войны и ее тяжелое влияние на неокрепшую еще психику молодых людей, попавших в ее горнило, но также это свидетельствует и о слабой, очень слабой работе нашей по борьбе с преступностью и о совершенно неудовлетворительной работе по «перековке», по перевоспитанию людей, попадающих в заключение в так называемые исправительно-трудовые лагери.

Наверное, я не ошибусь и в том, что процент рецидивистов, вновь попадающих в заключение, после отбытия срока наказания также повышается, что доказывает очень некачественную исправительную работу мест заключения. Не исправляются, не «перековываются» в них люди, не воспитываются честными и полноценными гражданами социалистического общества, а, наоборот, часто выходят законченными негодяями и потенциальными рецидивистами.

Более того, нам, людям, долго работающим с контингентом заключенных, особенно заметны значительные изменения в их моральном облике, происшедшие за последнее время и создающиеся, в основном, условиями работы и воспитания в лагерях. Эти изменения отнюдь не являются положительными: сильно снизилась трудовая дисциплина среди заключенных, появилась величайшая распущенность, нахальство и ничем не обоснованная требовательность или, вернее сказать, вымогательство в отношении процентов выработки для зачетов и по многим другим поводам.

Кроме того, среди заключенных, в коллективах заключенных с каждым годом все более кристаллизуется своеобразная, очень вредная, не предусмотренная никакими лагерными положениями, но часто руководством лагерей поощряемая, самодеятельная групповщина, раздирающая не только коллективы заключенных, но и освобождающихся из заключения на враждебные друг другу группировки, ведущие между собою буквально смертельную войну. В особенности это стало заметным в лагерях Дальстроя после амнистии, когда сразу освободилось большое количество заключенных, и в таких местах, как Чукотка, откуда освобожденные не могли сразу выехать к месту жительства. То, что здесь происходит после амнистии, никогда ранее не наблюдалось.

В основном дело сводится к тому, что в ИТЛ за последние годы чрезвычайно усилились и организовались группы воров-рецидивистов, имеющих свой неписанный, но очень строгий устав, крепкую спайку и дисциплину, поддерживающих связь между своими «членами», не только находящимися в разных лагерях такой, например, огромной организации, как Дальстрой, но и с уже освобожденными, проживающими в разных местах Советского Союза. Они имеют свои явки, своих больших и маленьких вожаков-организаторов и «хранителей» заповедей устава. Называют себя члены этой воровской организации на своем блатном жаргоне «честнягами», в том смысле, что они честно соблюдают свой воровской устав, поддерживают свою дисциплину, не предают своих «товарищей», в чем они поклялись и «нож целовали». Изменившие воровскому уставу именуются «суками» — «ссучившимися» клятвопреступниками, которых, с точки зрения «честняг» и согласно их уставу, надо беспощадно уничтожать, где бы они ни находились — в заключении или на воле.

Раньше в лагерях на должностях разных лагерных работников из числа заключенных — старосты лагеря, завхозы, каптеры, нарядчики, бригадиры производственных бригад и пр. — были преимущественно не воры, или эти самые, особенно ненавистные «ссучившиеся» воры. Задача усилившихся за последнее время «честняг» — «захватить власть» в лагерях в свои руки и не допускать на эти посты «сук». Есть еще одна категория заключенных — это не воры и не «суки» — это нейтральные и никогда к воровской организации не примыкавшие. Блатной мир именует их «работягами», или «мужиками». В настоящее время «честняги» делают все, чтобы привлечь «мужиков» на свою сторону, и это им удается. Достигается это тем, что, во-первых, «честняги» берут «работяг» под свою защиту и не дают их обижать «сукам»; во-вторых, тем, что во многих ИТЛ, где «честняги» берут верх и в буквальном смысле слова изгоняют «сук» так, что администрации лагеря приходится вывозить их в другие лагподразделения во избежание неизбежной резни, исчезают лагерные кражи заключенных друг у друга; в-третьих, тем, что во всяком случае на первых порах «честняги» не отбирают у «мужиков» заработную плату, что раньше при «господстве сук» во многих лагподразделениях принимало массовый характер; в-четвертых, тем, что на лагерные должности, где по их «уставу» ворам не полагается работать, они охотно допускают «мужиков». Интересно, что во изменение ранее действующего, неписанного «устава» «честняги» получили право для целей «захвата командных постов» выполнять должности бригадиров производственных бригад при условии: во-первых, что эта бригада работает не для лагеря и не для охраны, и, во-вторых, что бригадир из воров не имеет права бить или силой заставлять работать членов своей бригады, отказывающихся от работы, как это бывало нередко, когда бригадирами были «суки».

Так и идет эта «междуусобная война» не только в лагерях, но и в особенности после освобождения из лагерей членов этих «корпораций».

Приведу несколько примеров, показывающих степень организованности освобожденного ворья и до каких пределов доходит эта «война» в Чаун-Чукотском горнопромышленном управлении и лагерях Дальстроя.

Когда после амнистии началось массовое освобождение из лагерей, были приняты все меры к привлечению освобожденных к честному труду: с ними заключались договоры на год, на 2 и на 3, давались значительные денежные пособия, предоставлялись все льготы, предусмотренные для договорников Дальстроя, давались ссуды для индивидуального строительства, предлагалось за счет Дальстроя выписывать семью, но из этого почти ничего не вышло. Среди освобожденных началась резня. Не проходило почти ни одного дня без убийства, а то и нескольких.