Многим не нравилось вмешательство КГБ в разгрузку зерна. Да, это, конечно, не входило в обязанность органов, и никого мы не арестовали, ни на кого не возбудили уголовного дела, но порядок и дисциплину навели.

— Это что же, тридцать седьмой? — гневно возмущались начальники разных ведомств. Впрочем, это ходячее выражение можно было встретить всюду, когда органы безопасности проверяли поступавшие заявления о вопиющей бесхозяйственности и крупных злоупотреблениях служебным положением, наносящим громадный ущерб государству.

Приходилось терпеливо разъяснять, что выполняем

поручение Председателя Совета Министров СССР. Ежедневно докладывали в Центр о ходе разгрузки зерна. Месяц ушел на то, чтобы снять напряжение, выполнить ответственное поручение А. Н. Косыгина.

Это был не единственный случай обращения Алексея Николаевича в Управление КГБ за правдивой информацией, касающейся Новороссийска. Он непосредственно обращался к дежурному Новороссийского отдела, выяснял обстановку в городе.

Сотрудники старались выполнять распоряжения главы правительства, питая к нему глубокое уважение. Они, как и весь народ, знали о деятельности А. Н. Косыгина, еще в 1949 году заявившего о том, что «всего два года потребовалось Советскому государству, чтобы после тяжелой и длительной войны создать условия для отмены нормированного снабжения по карточкам и перейти к открытой продаже продовольственных и промышленных товаров по единым розничным ценам при снижении цен на хлеб и крупу. Население выиграло при этом от снижения цен около 86 миллиардов рублей в год. В 1949 году был проведен второй этап снижения цен на товары массового потребления. От этого снижения цен повысилась покупательская сила советского рубля, чем обеспечено улучшение благосостояния трудящихся. Уровень народного потребления достиг довоенного уровня по важнейшим товарам, а по некоторым изделиям превосходит его».

Кто еще из наших премьеров мог заявить об этом народу? Никто. И следует повторить, что произошло это в первые годы после опустошительной войны.

Народ жил, конечно, неважно, но с надеждой. Без надежды жизнь обречена на прозябание.

Золотой жилой не только уже для дельцов теневой экономики была транспортировка танкерами из Алжира виноматериалов, а потом перевозка их в цистернах по железной дороге вплоть до Сахалина. Видимо, своих виноматериалов в стране недоставало или Алжир расплачивался за наши поставки, но ввозилось этих материалов много. В ходе транспортировки они теряли свое качество. Разного рода жулики, нанимаясь сопровождающими цистерн, наживались, торгуя виноматериалами по дороге, разбавляя их водой. Крупные аферы были вскрыты органами КГБ, материалы передавались в милицию, однако как правило они бесследно исчезали там.

Видимо, в Совмин тоже поступали заявления о «поряд

ках» на базе виноматериалов и А. Н. Косыгин находил время поинтересоваться достоверностью информации, однако ему об этом уже не пришлось докладывать.

Были встречи с председателями Совета Министров Тихоновым и Рыжковым во время их приезда на Черноморское побережье, но они не нисходили до таких «мелочей», как Алексей Николаевич.

17

В залитом солнцем уютном кабинете, в приподнятом настроении, в рубашке, на которой вдоль и поперек можно было прочитать «миллион тонн Кубанского риса», Сергей Федорович сидел за столом и видно было, что он хотел сказать что‑то весьма важное и радостное. Я видел это по его лицу, удержаться он не мог.

— Получил личное письмо от Леонида Ильича, — сказал он. — Это не только письмо, а исторический документ.

О содержании не распространялся. Почему‑то держал в секрете, хотя о получении письма знали уже многие.

— Надо снять копию, — сказал он, — для пользования. В ЦК никто не знает об этом письме. Скажи, кому Генеральный секретарь посылал письма? — спросил он. — Даже Капитонов не знает. Кстати, Иван Васильевич хотел бы прочитать этот документ, так как он принадлежит не только мне, а всей партии. Но я подожду.

Потом Сергей Федорович все же не вытерпел и предал гласности содержание письма в книге «Кубанские были». В нем ничего особенного не было. Никакого впечатления своей значимостью оно не производило, сенсацией не пахло к великому удивлению Медунова, так гордившегося этим посланием.

Сергей Федорович все же воздал должное автору: «Тепло принял читатель фронтовые воспоминания «На левом фланге». Но особое место среди литературы о новороссийской эпопее по праву принадлежит книге воспоминаний Леонида Ильича Брежнева «Малая земля». Написана эта книга Леонидом Ильичем по велению его чуткого сердца. Он всегда с глубоким вниманием и заботой относился к восстановлению и сохранению героических картин минувшего, тонко и мудро поддерживал и направлял тех, кто брался за перо во имя этого большого патриотического дела.

Ярким примером тому может служить письмо, присланное Леонидом Ильичем Брежневым в мой адрес. В этом письме Леонид Ильич писал: «С чувством глубокого волнения прочитал я книгу фронтовых воспоминаний «На левом фланге». Хочу от всей души поблагодарить тебя за участие в создании этой книги, которая займет достойное место в летописи славных дел нашей партии, всего нашего народа в годы Великой Отечественной войны».

Сергей Федорович обещал мне дать копию письма, но я так и не получил, не напоминал ему об этом. А вот рубашку 6 надписями «миллион тонн кубанского риса» на воротнике, мне хотелось иметь, как необычный сувенир. Несколько таких рубашек сшили на швейной фабрике. Распределял их Медунов. Достались они кому‑то и в Москве, чтобы там знали об успехах тружеников Кубани.

— На Западе сразу делают рекламу, на рекламе бизнес, а у нас не додумываются. Возьмите, как пестрят рубашки в Америке, рекламируют черт знает что, а мы чем хуже их? Такой успех — миллион тонн!.. — восторгался Сергей Федорович.

А я остался без рекламной рубашки.

Шумели, конечно, много по поводу сбора миллиона тонн риса, Сергей Федорович был больше чем доволен тем, что на предстоящем съезде партии он мог громогласно с пафосом об этом заявить, но все же чувствовалась какое‑то его беспокойство, вызванное недоверием к этой цифре. Да и пресса как‑то скромно отнеслась к сенсации с Кубани, но встречать прилетевшего из Болгарии Л. Брежнева с супругой было с чем. Приземлились сразу два «ТУ». На следующий день начала работу отчетно–выборная краевая партконференция.

Брежнев у трапа расцеловался с Медуновым, с остальными поздоровался. В Болгарию он вылетал на отдых, но его супруга там почувствовала недомогание и они вернулись домой. Так объяснил Генсек свое неожиданное возвращение. Он велел подозвать кого‑то из присутствующих корреспондентов и сказал им, как дать в прессу: «…Возвратился на Родину, домой». Корреспондент записал и сразу куда‑то побежал. Медунов и Разумовский неотступно были с Брежневым, пока он отдавал какие‑то распоряжения помощнику. Супругу усадили в громадную черную машину, поджидавшую хозяина. Наконец Медуно- ву удалось вклиниться в разговор и сказать несколько слов. Брежнев был занят своими мыслями, но две–три минуты

слушал Медунова, приглашавшего зайти в коттедж, где все было приготовлено на столе по высшему классу. Леонид Ильич не Стал заходить, направился к машине в сопровождении многочисленных охранников.

— Леонид Ильич, — торопился Медунов, — у нас завтра отчетно–выборная краевая конференция. Что бы вы нам рекомендовали в плане ее проведения?» Брежнев словно не слышал обращения Медунова, искал кого‑то глазами. Медунов шел рядом, ждал. Леонид Ильич, — решился напомнить Медунов, — что передать делегатам конференции?

— Передавай, передавай, — махнул рукой Брежнев, так и не сказав, что именно.

— Ваши поздравления и напутствия, — сказал Медунов.

— Передавай, — махнул он снова рукой, как от назойливой мухи.

Брежнев пожал руку ему и Разумовскому и уехал на дачу. Мы вернулись в Краснодар.

Открывая конференцию, Сергей Федорович во вступительной части к докладу сказал о встрече в Сочи с Генеральным секретарем ЦК КПСС Леонидом Ильичем Брежневым, который просил передать горячие поздравления делегатам конференции и пожелания успешной работы. Это было преподнесено под аплодисменты чуть ли не как исторический момент в самом начале доклада, длившегося как всегда более двух часов. Открывая конференцию, пленум или любое совещание, на которых он был постоянным многословным докладчиком по всем вопросам, Сергей Федорович обычно обращался к залу со словами: «Докладчик просит не ограничивать его во времени, а докладчику не злоупотреблять доверием». По установившейся традиции возражений не было, хотя доклады каждый раз изобиловали многими мелкими подробностями и нередко представляли собой экскурс от посевной кампании до уборки урожая с рекомендациями всех агротехнических приемов, хорошо известных всем сидевшим в зале.