— Вот тебе ключ от парадной двери.

Иоланты нет, есть второе воплощение Изольды. Он победил снова, — этот порок, укравший у меня сначала возлюбленную, потом — жену. Ухожу к нему — вот смысл того, что будет. Была Изольда, потом Иоланта, пусть будет Лия. Это твой дух витает там, Notre- Dame de Lesbie, и тебе приду поклониться…

Вместо ревности и злобы пусть будет отныне только отчаяние и веселое приключение на развалинах прошлого!

В шесть часов я спокойно взошел по лестнице и открыл парадную дверь. Большая передняя, несколько дамских пальто. Прислушался, из дальних комнат доносились голоса и смех. Как пройти лучше?

Я подошел к двери, ведущей, очевидно, в гостиную. Говорили негромко два женских голоса. Осторожно открыл дверь и поднял тяжелый штофный занавес.

На широком диване сидела спиной ко мне, совершенно обнаженная девушка. Мягкие пряди пепельных волос упали на стройную спину, бело-розовую, как жемчуг. Я все вспомнил, и кровь бросилась в голову, разом задрожали колени… Я стоял, сжимая руками безумно бьющееся сердце.

Позади сидевшей лежала навзничь вторая девушка, также обнаженная — видно было только стройное и гибкое тело, матово-золотистый цвет которого тоже показался жутко знакомым.

— Вы сделаны из драгоценных материалов, — звонким металлическим голосом сказала сидевшая, легко касаясь груди и бедер той, которая лежала, — вся, — слоновая кость и золото.

Она наклонилась, и пепельно-золотые кудри упали на огненно-рыжие, губы слились в долгом поцелуе, и я увидел глядевшие на меня в упор огромные глаза — пустые и тоскующие глаза моей жены.

Начался странный период моей жизни.

Внешне ничего не изменилось. Один "я" жил и работал, как прежде, то есть вел двойное существование — скромного и нарочито незаметного экономиста в большом торговом учреждении и

неизвестного

со многими масками на лице, — советского разведчика, незримо играющего на десятке невидимых сцен разные акты все той же страшной трагедии смертельной борьбы между старым и новым. Но среди этой фантастической смены лиц и положений, в постоянном водовороте неожиданностей и опасностей, при всем невероятном напряжении душевных сил, воли и знаний, у меня неизменно, всегда и при всех обстоятельствах оставалось еще одно "я", второе, пятое и десятое — человека, мучительно ломающего себе голову над одним и тем, же вопросом: Иоланта… Что делать? Где выход?

Решение пришло не сразу. Нужно решительно изменить обстановку… Оторвать от Изольды… Дать занятие, которое бы поглотило целиком, заняло без остатка время, ее мысли и действия… с утра до вечера… каждый день… недели… месяцы… если нужно — годы…

Я долго стоял над пропастью, мысленно с ужасом вглядываясь в бездонную пучину. Потом обхватил Иоланту обеими руками, стиснул зубы и прыгнул.

Мы оба полетели вниз головой…

— Спуск в подполье — вот что я предлагаю вам, Иола, — сказал я и остановился. Вкратце изложил дело и теперь перевел дух в ожидании… чего же? — протеста, сомнений, радости? Спокойное рукопожатие, доверчивая улыбка…

Ну, ну, еще один шаг, последний.

Иоланта спокойно подняла глаза.

— Да или нет — отвечайте, Иола.

Она улыбнулась.

— Путешествие на тот свет с остановками во всех частях этого… Когда мы укладываемся, милый?

— Вы не понимаете серьезности того, что я вам сказал. Ваша легкость.

— Вы ожидали заламывания рук?

— Но опасности…

— В опасные моменты будем пристально наблюдать друг за другом. Берегитесь! Я окажусь сильным соперником и не буду той стороной, которая дрогнет: посмотрим, кто из нас смелее.

— Но соблазны, Иола! Вы должны… — я заранее решил особо ее предостеречь, но, взглянув в ясные глаза жены, мне стало совестно. Я волновался, не находил слов, Иоланта спокойно ожидала, без любопытства, без волнения. Я бы сказал, с любезным вниманием.

Прошли минуты. Ну, надо кончать.

— Иола, связь между подпольем и обычным миром не дозволяется: спускаясь вниз, мы обрываем за собой все. Понимаете: все. — Иоланта, улыбаясь, кивнула головой.

— Тогда дайте руку. Пусть это будет клятвой. Мы оба сжигаем прошлое.

— Клянусь!

Я сжал узкую, нежную руку. Она не дрожала, не была вялой.

Спокойное рукопожатие, доверчивая улыбка…

Ну, ну, еще один шаг, последний.

— Иола, мы выйдем на Карлов мост, и вы бросите проклятый портсигар в реку.

Иоланта тихо засмеялась и хлопнула в ладоши.

— Что же вы молчите?! Значит, вы не…

— Какой вы ребенок, милый. Я сделаю гораздо больше — подарю "проклятый портсигар" вам. Если он — символ, то пусть символичной будет и передача его вам. Ай-ай, как будут завидовать ваши друзья: ведь не каждый муженек получает от своей женушки такую надпись!

Она взяла со столика портсигар и протянула его мне.

— Я вас люблю, и это — главное. Только это. Не будьте мещанином и не подменивайте чувства вещами и обрядами: пустяки могут заслонить главное, выхолостить душу. Я вас люблю и рада, что работа в подполье даст мне возможность доказать это. Вы увидите: с вами выступил в поход товарищ, друг, однополчанин! В бою вы почувствуете это! — Она помолчала, собираясь с мыслями. — Вопрос о моем решении и не стоял серьезно. Я прекрасно понимаю, что мне нужно сделать героическое усилие и переделать себя. Но…

Иоланта запнулась. Я рванулся к ней, взял ее руки в свои.

— Но?! Говорите же, говорите!

— Милый, милый… Вы потом узнаете меня лучше. Но выдержите ли вы эту линию товарищеской помощи? Именно вы? Вы? Выдержите ли?

Я не понял ее тогда. Мне показались эти слова странными, бессмысленными. Что я должен был выдержать? Опасность? Так я не трус! Линию товарищеской помощи? Но ведь я люблю ее! Чепуха… В чем она сомневается? Ах, чепуха… Какая чепуха!

Я горячо поцеловал ее, сильно и преданно, как человек, не ведающий, что скоро, да, очень скоро он окажется предателем.

— Милый… Милый… — шептала Иоланта. — Будь что будет! Я бросаюсь головой вниз, сжимая вас в объятиях…

"Она читает мои мысли… как всегда…" — повторял я себе, и почему-то уверенности и радости становилось меньше…

Шло время. В комнате стало почти темно, а мы стояли: молча, дрожа и крепко- накрепко обнявшись у самого порога Неизвестного.

Катастрофа наступила быстро — через четыре бурных месяца, пролетевших, как одна грозовая ночь. Вот два человека бегут во тьме, оглушенные раскатами грома, ослепленные вспышками молнии. Косой дождь хлещет в лица… Они на миг закрывают глаза… Один делает неверный шаг и… Дальше в черной мгле, под рев ветра, в струях холодного дождя бежит уже один человек… Спотыкаясь, падая и упорно поднимаясь, один человек бежит дальше, все дальше… еще дальше… пока не исчезает в черной мгле… пока не добежит. Куда?

О, если бы он знал это тогда…

Купе-люкс международного экспресса. Закутавшись в дорогие меха, Иоланта делает вид, что дремлет. Последняя венгерская станция. Еще две-три минуты и страшная опасность останется позади: "демократическая" Австрия кажется детским садом по сравнению с хортистской Венгрией. Жандармы вскочили в вагон с подъехавшего к маленькой станции автомобиля и впопыхах, с шумом, стали тащить знатную даму, несмотря на то, что она небрежно показала свой английский паспорт и даже высокомерно подчеркнула ноготком свою громкую аристократическую фамилию. Венгерская ругань и английские протесты привлекли внимание английских и американских туристов: видя, что

венгерские свиньи

обижают леди, мужчины сбросили пиджаки и вступили в рукопашный бой с жандармами в узком коридоре вагона. Иоланта успела запереться в купе. Пока длилась свалка, вызывали проводника и ломали дверь, поезд тронулся и вышел за государственную границу Венгрии. Никто из жандармов не сообразил своевременно повернуть ручку тормоза. Иоланту арестовали уже австрийцы: в ее багаже нашлось немало предосудительного с точки зрения австрийских властей. Позднее появились еще кое-какие веские подробности, и судьба арестованной была решена быстро: военный суд приговорил ее к пятилетнему заключению в военной тюрьме.