Поскольку в Сковородино уже начались заморозки, а летчики прибыли в летнем обмундировании, железнодорожники обеспечили их меховыми полушубками, ватными брюками и валенками. На случай вынужденной посадки снабдили неприкосновенным запасом питания. НЗ состоял из: куска несоленого сала (для чего в подсобном хозяйстве закололи несколько свиней), сухарей, шоколада (был закуплен в Военторге весь запас «Белочки с орехами»), бутылки коньяка, коробки спичек и пачки соли.

Экипажи использовали световое время полностью, до минуты, совершая по два-три вылета в день. Летчики часто меняли курс, заметив серебристое пятно. Но это оказывались лишь замерзшие озерца. Только один раз увидели дымок костра охотников. В некоторых квадратах полеты совершались повторно с целью дообследования сомнительного места. Когда прочесывание южного склона Яблоневого хребта было закончено, решили перебазироваться на север. Там, у богатого прииска Незаметного (в 1939 году переименованного в город Алдан), имелся подходящий аэродром. Но аэродром оказался уже законсервированным, и посадку никто не мог гарантировать.

Член штаба перелета П. С. Анишенков и командир эскадрильи на «фордике» отправились по БАМу, чтобы на месте подготовить прием самолетов. Когда сотрудники НКВД узнали о намечавшейся поездке, их снабдили карабином и предупредили, что путь небезопасен — были случаи, когда беглецы из лагерей нападали на проезжих с целью завладения документами, которые необходимы для возвращения на «материк». За девятнадцать часов проехали 650 километров. Машину гнали по очереди. Эта «золотая» магистраль содержалась в образцовом состоянии. Через каждые 100–150 километров были автозаправочные станции и ремонтные мастерские с гостиницами.

Прииск Незаметный уже лежал под снегом. Здешнее месторождение золота называли «русским Клондайком». Оно было открыто в летний сезон 1923 года старателем Тарабукиным и геологом Вольдемаром Бертиньш. Русло безымянного ручья, впадавшего в речку Орта-Сале буквально отливало желтизной. Золотоносный ручей, должно быть, чтобы не вспугнуть удачу, назвали скромно Незаметным. Вблизи построили поселочек, приисковую базу, оборудовали аэропорт. Приисковый поселок быстро разросся, превратившись в город. Однако суровый климат заставлял на зиму сокращать основные работы, поскольку промывка связана с водой, вода же здесь застывала уже в конце сентября, а начиная с декабря застывала даже ртуть в термометрах.

Анищенков понимал, что вставший до весны снежный покров сильно усложнит поиски пропавшего самолета, а усиливающиеся с каждым днем холода очень скоро лишат спасателей последней надежды найти экипаж живым, поэтому не позволял никому терять ни часа. Но, едва только успели развернуть на приисковом аэродроме расчистку полосы, прибежал связист: «Вам срочная телеграмма!»

Телеграмма была от Черных и содержала только одно слово: «Возвращайтесь». Снова в машину — 650 километров на предельной скорости. Один раз опрокинулись, но все обошлось без последствий. А дальше путь Анищенкова пролег по маршруту Хабаровск — Комсомольск — Амгунь на перекладных: на поезде, самолете, пароходе, на катере. С жестокой простудой, но в приподнятом настроении возвращался член штаба перелета — потому что след «Родины» отыскался…

Совершая вынужденную посадку, Гризодубова помнила, что к северу протекает судоходная река Амгунь, и во ней можно выйти к людям, но уходить далеко от самолета нельзя. Марина Раскова бродила где-то поблизости. Ей подавали сигналы выстрелами. Но она не отвечала. У Полины Осипенко поднялась температура.

29 сентября Гризодубова отметила в дневнике: «Марина не вышла… Прошли на север два СБ (скоростных бомбардировщика), нас не заметили…»

31 сентября: «Марину не нашли… Ночь ясная, холодная.

На выстрелы никто не откликается… Три медведя бродят вокруг но ближе, чем на полкилометра, не подходят…»

3 октября: «Пролетел Р-6, заметил нас — мы колыхали парашютами…»

Это был, точнее, МР-6 — двухмоторный морской разведчик, — модификация трехместного истребителя дальнего сопровождения или разведчика Р-6. Только вместо колесного шасси он был «обут» в огромные поплавки-галоши, предназначенные для более крупного ТБ-1, которому были как раз впору. И когда с земли смотрели на МР-6, то казалось, что каждый из его поплавков «с тятькиной ноги» — больше самого самолета.

За штурвалом сидел опытный летчик Михаил Сахаров гражданского авиаотряда гидросамолетов. Он уже несколько раз пересекал плато, стараясь быть предельно внимательным. Это было одно из тех мест, где с большей вероятностью можно было надеяться найти сухопутный самолет и его экипаж в более или менее целом виде, когда могла потребоваться помощь, а обломки по ущельям можно искать годами. Следовало обшарить в первую очередь места возможных посадок.

Гризодубова и Осипенко уже несколько раз видели, как проходили самолеты, но летчики не замечали лежащую на болоте «Родину». Осенний травяной ковер очень пестрит, а серебристая летная сталь отсвечивает в точности, как озерца, которых тут множество. Работа на аварийной радиостанции результатов не давала. В этот раз, заметив, что самолет идет на низкой высоте, женщины особенно энергично стали трясти парашютным полотном, как одеялами, складывая и поворачивая материю, чтобы изменением конфигурации пятна привлечь внимание летчиков. И Сахаров краем глаза заметил: что-то там шевелится.

Посадку на болоте совершить невозможно ни на колесном шасси, ни на лодке. Первым делом — сброшены продукты и одежда. Но Сахаров видит только двух членов экипажа. Где третий? И кто отсутствует? Сахаров пишет записку: покажите, кто вы? Встаньте к своим кабинам… Выложите направление поиска отсутствующей. А мы сейчас улетим докладывать.

Но тут оказалась, что привязать записку не к чему. Вымпелу нужна заметная «свечка», чтобы не потерять в болоте. Пришлось механику пожертвовать своими белыми подштанниками — раздеться и оторвать кусок исподнего. Зато «свечка» получилась яркая. Вымпел у земли развернулся, и был сразу подобран. На следующем круге Сахаров увидел, что фигурки стоят у пилотских кабин; значит, отсутствует штурман — Марина Раскова. Сахаров покачал на прощание крыльями и повел самолет вначале в том направлении, где выпрыгнула Раскова, потом повернул на Комсомольск.

Его место в небе над «Родиной» тотчас заняли летающие лодки. Экстренное сообщение в «Правде» за 4 октября:

«Сегодня в 4 часа 33 минуты утра командующий воздушными силами 2-й армии комдив Сорокин сообщил по прямому проводу в Москву следующее:

— Самолет «Родина» находится в 14 километрах северо-восточнее Дуки, в пяти километрах от реки Амгунь. Для экипажа самолета сброшены горячий кофе в термосах, теплые носки, сапоги и одежда. Сбросили также карту с указанием местонахождения самолета. Экипаж все собрал… Сейчас еду на аэродром для подготовки воздушного десанта…»

Комдив Сорокин подтвердил, уточнил и дополнил переданную чуть раньше информацию ТАСС, которая была опубликована здесь же, на первой странице газеты.

«3 октября 1938 года звено гидросамолетов Гражданского Воздушного флота вылетело из Комсомольска на поиски самолета «Родина» в район озера Эворон — озеро Амуткит — населенный пункт Керби, находящиеся в 125–200 км северо-западнее г. Комсомольска.

В 13 часов 20 минут (по местному времени) летчик Сахаров заметил самолет на земле в 20 км юго-западнее озера Амуткит. Снизившись до 10 метров, он ясно увидел двух человек около самолета, подававших сигналы белым полотнищем. Через 5 минут прилетел второй самолет под управлением летчика Бурлакова и через час — третий под управлением летчика Романова, который также видел самолет двухмоторный и двух человек возле самолета.

Есть все основания предполагать, что обнаруженный двухмоторный самолет на меридиане восточнее Хабаровска есть самолет «Родина».

Приняты все меры к доставке экипажа и самолета в Комсомольск».

Кстати, летчик Романов, оказывается, был учеником Гризодубовой. 4 октября Валентина Степановна отметила в дневнике: