По свидетельству Ибрагима Усманова, в 1919 году Сикорский приглашал Гризодубова уехать с ним в Америку, где ждали успех, богатство. Степан Васильевич ответил, что не может покинуть отечество.

Полеты от отца, музыка от матери — вот две страсти, которые сопровождали Валентину Степановну всю жизнь. И еще чувство справедливости при открытости и поистине русской широте натуры. Она училась в Харьковской консерватории, была прекрасной пианисткой. Но предпочла идти по стопам отца — стала замечательной летчицей и инструктором летного дела. Среди ее учеников (всего их было восемьдесят шесть) — немало героев, один из них — легендарный летчик-истребитель Борис Сафонов. До полета на Дальний Восток В. С. Гризодубова установила пять международных женских рекордов. В свои неполные двадцать восемь лет успела налетать около пяти тысяч часов, причем это были очень непростые маршруты в агитэскадрилье имени Максима Горького, когда приходилось на Р-5 садиться без аэродромов, выбирая с воздуха подходящие площадки.

Гризодубова, по натуре своей человек действия, стала главным инициатором дальнего перелета, официальным командиром и признанным лидером маленького коллектива. Хотя кое-кто из военных и недоволен был тем, что командир корабля — летчица гражданской авиации. Но это уже из области обычных ведомственных амбиций.

Полина Осипенко, смуглая крепкая украинка, происходила из бедной крестьянской семьи. Была по натуре добрая, отзывчивая, прямая и верная в дружбе, в работе серьезная и деловитая. Окончила два класса церковно-приходской школы, и нужда заставила наняться сначала в няньки, потом в батрачки. С детства мечтала летать. Добивалась приема в летную школу. Сначала не брали. Она устроилась официанткой в столовую — подавала курсантам борщи, но настояла, добилась приема. Занималась упорно и поступила в Качинскую авиашколу, стала военным летчиком-истребителем. Имела налет в строевых частях более пятисот часов, обладала великолепной техникой пилотирования, природным даром к летному делу. Установила несколько международных рекордов, в том числе вместе с Верой Ломако и Мариной Расковой на летающей лодке МБР-2, совершив перелет из Черного моря в Белое. А характер… Когда гражданская летчица Гризодубова по телеграфу запросила капитана П. Осипенко (уже удостоенную двумя орденами) о согласии лететь на Дальний Восток в качестве второго пилота, та ответила кратко: «Хоть третьим!»

Марина Раскова в сравнении со своими поистине боевыми подругами производила впечатление тепличного создания. Выросла в артистической среде, обладала изумительной женственностью. В летчицы эта красивая, обаятельная женщина попала в общем-то случайно. Двоюродная сестра Марины — Надежда Сумарокова, одна из первых летчиц-наблюдателей (летнабов), рекомендовала ее на работу в Военно-воздушную академию. Нет, Боже упаси, не в летный состав — лаборанткой кафедры навигации. А тут как раз Полина Осипенко готовилась установить рекорд дальности на летающей лодке для женского экипажа. Других женщин-навигаторов в то время не было, пригласили Марину. Она решилась. Машина МБР-2 надежная, погода благоприятствовала, полет прошел прекрасно. Но опыта было мало: налет часов у Марины в качестве летчицы (она окончила трехмесячную летную школу в Тушине), штурмана и пассажира составлял к тому времени часов 30, не больше. Готовил Раскову к перелету на Дальний Восток известный штурман ВВС Александр Васильевич Беляков.

Валентина Степановна Гризодубова. 1926 г.

Авиаконструктор и пилот Степан Васильевич Гризодубов.

История этой яркой, но короткой жизни изложена в «Записках штурмана» М. Расковой. Надо только учитывать, что редактировалась ее книга весьма жестко по соображениям как политического, так и военного характера. Многие весьма существенные обстоятельства полета были опущены. Ведь главное было тогда — показать силу нашего воздушного флота и не выдавать секретов, «болевых точек».

Нет, ни одну из трех женщин не назовешь послушным «винтиком», каковыми на исходе XX века стало модным характеризовать поколение 1930–40-х годов… Более непохожих людей трудно себе представить. Эти три женщины были поразительно разными по способностям, воспитанию, вкусам, склонностям, темпераментам, силе характеров, даже политическим взглядам. Единственное, в чем они были схожи — прекрасно понимали, что происходит с их страной, с их народом, с ними самими. Они сознательно выбрали свое место в жизни — служение Родине и были до последнего вздоха верны своему выбору, своим принципам. Все три оказались достойны своей громкой славы. Это были яркие звезды в суровом небе России. И разумеется, их отношения складывались очень непросто, поскольку дело, за которое они взялись, требовало предельного напряжения сил.

— За десять дней до полета «Родины», — рассказывала на закате жизни, уже по прошествии полувека, В. С. Гризодубова, — исчез (был арестован) начальник связи полковник Алехин, который ведал радиоделами. Он не успел даже предупредить нашего штурмана Марину, когда произойдет смена частот и позывных. Некому было позаботиться о проверке сухих батарей питания и других «мелочах». Кое-кто с перепугу стал держаться от нас подальше…

Погоды не было. Всех истомило ощущение неопределенности. Беспокоило командира и состояние здоровья экипажа. Подруги выглядели неважно. У Марины недавно был приступ аппендицита, Полина тоже потемнела лицом, держалась суше обычного, позже выяснилось, что у нее плеврит и повышенная температура. Однако болезнь свою скрыла, а ухудшение внешнего вида Валентина Степановна отнесла на счет нервного напряжения, связанного с арестом Алехина, и выматывающего ожидания.

Вечером, перед очередным совещанием у наркома авиационной промышленности Михаила Кагановича Гризодубова своим абсолютным музыкальным слухом уловила, как командующий ВВС перемолвился с кем-то: «Осень, погода совсем испортилась. Да что тут еще откладывать, голову морочить… Отменю я этот перелет и все…» Обидно стало командиру: ну ладно, экипаж время потерял, но еще столько людей участвовало в подготовке перелета — народные деньги, силы вложены, и все это — прахом?! Гризодубова поняла, что если завтра утром не прорвутся, перелет не состоится. Сказала себе: «В любую погоду — хоть на метле — улечу! Надо звонить…»

Обзвонила все Политбюро, за исключением Сталина, доказывала, что идет возмутительная перестраховка. В ответ наркому часов в семь вечера дано было разрешение-приказ: «Вылет — завтра. В восемь утра…» Наркому не хватило духу возразить, что для такого перелета с момента назначения времени «Ч» на подготовку требуется не менее суток. Члены экипажа едва успели попрощаться с родными. Гризодубова только поцеловала сынишку, родителей, с мужем простилась, и тут же в машину и на аэродром. Она захватила любимое охотничье ружье «Зауэр — три кольца» и фотоаппарат. Врач Борщевский потребовал: спать немедленно! Какое там спать — сна ни в одном глазу, и фактически в ночь перед вылетом экипаж не спал.

Утром штурман Раскова обратилась к командиру: рация не работает. А время было на исходе. «Чепуха какая-то. Накануне нормально работала и в полете, и на земле. Должно быть, предохранители сгорели. В полете, заменишь». Спросить не у кого — Алехин исчез. Но не работала и связь внутренняя.

Инженер доложил: в баки залито 5525 килограммов горючего — запас почти на тридцать часов. Общий вес самолета 12 480 килограммов. Взлетали с грунтовой полосы, против ветра; машина поднялась легко.

Хотя одеты все были хорошо, Осипенко и Раскова обморозились на высоте. Лишь в самую тесную командирскую кабину шло тепло от моторов, так что Гризодубова даже сняла перчатки. К сожалению, кабины между собой не соединялись — такова конструкция самолета. Дело в том, что бензобаки — числом семнадцать — размещались по центроплану, в основном между кабинами первого и второго пилотов.