Изменить стиль страницы

«Внимание! На пересечении Самаркандской и Персидской — тяжкие телесные. Абдуллаев и Гульмирзаев, на выезд!»

— Тебе повезло, — продолжал начальник, — завтра он сможет рассказать и об этом деле.

Но у меня уже возник новый замысел, и пока мы дошли до дежурной части, мне удалось уговорить начальника.

— Рустам, вот товарищ из нашей газеты, — сказал он коренастому среднего роста младшему лейтенанту с приветливым, улыбающимся лицом, — он поедет с вами. Смотри там, если что.

Абдуллаев сразу же понравился мне простотой в обращении и доброжелательностью. Пока ехали, он объяснил, что на Самаркандской кто-то избил двух парней. На месте происшествия не оказалось ни пострадавших, их увезла «скорая», ни преступников, которые скрылись, ни очевидцев преступления. Никто из собравшейся толпы зевак ничего не видел и толком ничего не мог сказать.

И тут Рустам заметил девушку, которая сидела на ступеньках магазина и горько плакала. «А не из-за нее ли сыр-бор здесь разгорелся» — и к ней. Вернулся минут через десять, очень довольный.

— Поехали! Быстро к универмагу. — Тут же по рации связался с дежурным, передал ему приметы преступника и в чем тот был одет.

В универмаге он подошел к одной продавщице, другой, третьей: «Девушки, тут у вас час назад продавщица была с Персидской Назира Нишанова, возле нее все крутился парень, худой, высокий, светлые волосы почти до плеч. Не знаете, кто он?» Наконец одна из них, полненькая блондинка Валя Иванова, вспомнила, что видела этого парня несколько раз со своей знакомой Нинкой Серегиной. Ее адреса она не знает, но может показать, где та живет.

Нинка Серегина, высокая, тощая, вертлявая девица в коротеньком халате, сначала отрицала не только знакомство с этим парнем, а вообще с любым молодым человеком. Но Рустам с помощью Валентины, которую он удивительно быстро сумел расположить к себе, быстро добился своего, и через три минуты мы выходили с адресом, где живет разыскиваемый нами гражданин Трофимов Василий.

Он жил на улице Лермонтова, где небольшие частные дома прячутся за высокие глиняные дувалы. Место глухое, можно было ожидать всяких неожиданностей, и поэтому Рустам ни за что не хотел брать меня с собой, а согласился лишь при условии, что я буду держаться позади. Долго пришлось стучать, пока калитку открыла высокая худая старуха, которая непрерывно курила какие-то сигареты с очень сладким дымом. Она тут же с нескрываемой радостью сообщила, что бандит, которого она имела несчастье пустить на квартиру, уже неделю как съехал. И сколько Рустам ее не расспрашивал, куда хоть примерно он мог переехать, ничего толком не добился. Хозяйка, обрадовавшись неожиданным слушателям, долго и обстоятельно рассказывала о своем горе.

— Ну, кажется, все на сегодня, — сказал, когда сели в машину, лейтенант Гульмирзаев, высокий, толстый, молчаливый парень. — Сейчас в отдел, может, еще и отдохнем. А завтра, если подтвердятся слова хозяйки о его судимости, направим запрос, через несколько дней будем иметь его фотографию, и никуда он от нас не денется. Правда Рустам?

— Да-да, — отозвался тот, видно было, что он напряженно думает о чем-то своем.

— Рустам, а что такое пакикюр?

— Не пакикюр, а педикюр, это когда лаком покрывают ногти на ногах, — машинально ответил Абдуллаев, все еще поглощенный своими мыслями. И вдруг оживился. — Кильдьяр-ака, да ты же молодец. Ведь это о ней старуха говорила больше всего. Здоровая, очень громкий голос и все к ней с этим педикюром приставала. Скорее всего он переехал к ней, — и Рустам сказал:

— Кильдьяр-ака, давай на Зеленую, 37.

— Туда, где живет эта девица?

— Нет, одна старушка.

— А зачем она нам? Что за шутки, ведь двенадцать часов ночи.

— Сейчас, Мирза, будем тебя сватать, — повернулся Рустам к Гульмирзаеву. — Только ты молчи, ни слова, можешь улыбаться, если уж совсем будет невмоготу.

Снова мы перед глухими воротами. Но здесь Рустама хорошо знали. Едва он отозвался, как тот же час открылась калитка, и мы оказались в чистеньком аккуратном дворике, ярко освещенном электрической лампочкой, которая укреплена на ветке старого разложистого урюка посредине двора. Под ним — деревянный помост, куда нас гостеприимно усадила хозяйка, невысокая, худенькая, очень подвижная женщина средних лет.

— Вот Халида-апа, жениха привез, — сказал, улыбаясь, Рустам, указывая на Гульмирзаева. — Понимаете, хочет, чтобы невеста обязательно работала дамским мастером или маникюршей.

— Что, серьезно? — женщина доверчиво взглянула на Мирзу. — А зачем вам это, сынок?

Тот лишь улыбался, и вид у него был действительно несколько глуповатый.

— Вот и я его спрашивал об этом, — тут же пришел на помощь Абдуллаев. — Так заладил одно и то же: хочу жену парикмахершу.

— А что, и правильно, люди у нас хорошие, работа интересная, — кажется, хозяйка воспринимала все всерьез. — Есть у нас одна девушка, скромная, умница, красивая. У нее отец…

— Простите, Халида-апа, — снова вступил в разговор Рустам, — такая нам не подойдет. Давайте о других.

— Но у нас нет больше молодых, незамужних узбечек.

— Назовите, пожалуйста, еще молодых.

— В другом зале работает еще Сания Измайлова, только какая она невеста…

— Так, прекрасно. Это, кажется, то, что нам нужно. Расскажите, пожалуйста, о ней.

До поселка сельхозинститута пришлось ехать через весь город да потом еще километра три. Нужный дом нашли сразу; вокруг действительно не было больше пятиэтажных. Уже когда подъезжали, Рустам стал колебаться, нельзя же без санкции войти в час ночи в квартиру. На счастье, возле дома в беседке, затененной чахлыми лозами винограда, сидели трое мужчин пенсионного возраста и колдовали над шахматной доской. Видно, отоспавшись в жаркий полдень, сейчас наслаждались ночной прохладой.

Рустам оставил нас в машине, а сам пошел к беседке. Вернулся через несколько минут.

— Поехали к баракам. Санька с нашим мужиком там.

— А к которому подъезжать, их там три?

— Приедем, услышим, — беззаботно ответил Абдуллаев. — Думаю, они там не в лото играют.

На этот раз он оказался прав. Уже за добрых полсотни метров услышали, как несколько мужских и женских глоток остервенело ревели «Тишину».

— Вы вместе с Кильдьяром остаетесь на улице, — командовал Рустам, когда остановились возле двух ярко освещенных окон. — Мирза, проверь пистолет. Пошли, только тихо.

С последним предостережением вряд ли можно было согласиться, там было так шумно, что гуляки вряд ли услышали, если бы на улице проехала колонна тяжелых тракторов.

И вдруг там наступила тишина, почти в тот же миг с треском распахнулось окно. Высокий парень с длинными светлыми волосами хотел выпрыгнуть, но, увидев нас, замешкался на миг. Тут же подскочил Абдуллаев и ловко заломил ему руку за спину.

… Пока сдавали задержанного, оформляли документы, пошел четвертый час ночи. Мы с Гульмирзаевым дремали в креслах, что стояли в дежурной части. Но с тех пор я много раз встречался с Рустамом Абдуллаевым, став свидетелем его быстрого и уверенного подъема по служебной лестнице. Причем все это без чьей-то протекции или каких других субъективных факторов. Просто в эти годы в его характере очень ярко раскрылись именно те способности, которые так необходимы оперативному работнику для успешной деятельности. И еще, редко кто так, как Рустам, был предан нелегкой милицейской службе.

Когда в 1966 году городской комитет партии направил Абдуллаева после демобилизации на работу в милицию, решение это полностью совпало с сокровенным желанием самого рекомендуемого. С детства для Рустама не существовало проблемы в выборе будущей профессии. Вырос он в семье работника милиции и иной судьбы себе не желал. Три его брата и две сестры также пошли служить в органы внутренних дел. Все они пошли по стопам своего отца, старого и заслуженного чекиста. Худайберген Абдуллаев сын ургенчского кузнеца, казненного по приказу хивинского хана за участие в революционных событиях, с семнадцатилетнего возраста принимал активное участие в ликвидации басмаческих банд. Потом он более тридцати лет успешно трудился в органах НКВД — МВД Узбекистана на руководящих должностях различных уровней. Это был сильный и добрый человек, который никогда не оставался равнодушным к чужой беде, всегда приходил на помощь слабым, беспощадно боролся со злом. Такими же он воспитал и всех своих детей.