У дороги, прислонясь к папоротниковому дереву, сидел мальчик лет десяти, прижимая к себе покалеченную руку. Рядом тлели остатки пикапа, расплавившийся пластик струйками стекал по металлу на дорогу. Из кабины свешивалось нечто, бывшее ранее рукой. Над лесом поднимались клубы дыма.

«Кадиллак» пошел вперед. Впереди на дороге распростерлись тела ковбоев. В основном убитые, подумал Савичев. Он нагнулся и осмотрел отметину от скользящего попадания ракеты в башню. Подняв голову, заметил Орлова, который переходил от одной раненой лошади к другой.

Савичев досадливо поежился. Он любил лошадей куда больше, чем людей. Их хозяева, должно быть, благоразумно отошли подальше.

Все шло не по плану, но в этом были виноваты люди, составлявшие планы. Савичев сложил ладони рупором и недовольно крикнул:

— Эй! Мы что, целый день тут будем торчать?!

Люди из штурмовых взводов не любили, когда их останавливали. Движение, мобильность были их основными достоинствами в атаке и обороне.

Из лесу появилось несколько ковбоев с поднятыми руками.

— Отправить к остальным! — крикнул Орлов. — Оставьте мне транспорт для пленных!

— Что ж, неплохо. — Савичев достал из кармана взрывное устройство с часовым механизмом и бросил его Орлову. — Когда соберете оружие, взорвите его. Если найдете что-то необычное — сохраните.

Орлов поднял большой палец. Колонна бронированных чудовищ сформировала строй и скоро исчезла.

В сорока километрах к северо-востоку Тихару Ёсида уже грузил отделения взвода Киритинитиса на борт трех из четырех легких транспортных самолетов батальона, чтобы завершить очистку территории от противника. Командир 2-й роты приобрел в боях на Ашкрофте полный рот металлических зубов и по шраму на щеках. Он не дал Девуку убрать их с лица. Капитан Ёсида, по его собственным словам, мог «забивать гвозди в стену головой». Солдаты звали его за глаза Консервный Оскал и удивлялись, как это пуля прошила ему рот, когда тот был закрыт.

Большинство из оставшихся в живых людей Чокера миновали кордоны Ёсиды и через день-два вышли из леса, но не многие сохранили желание воевать. Тело Айена Чокера так и не было найдено. Коломейцев здраво рассудил, что ковбои не станут создавать ему проблем в этом обезлюдевшем районе, и приказал остановиться, чтобы отдать дань погибшим. Речь произнести поручили Фриппу и де Канцову.

— Где-то теперь пасет своих коров этот Чокер? — рассеянно произнес Фрипп, когда формальности закончились.

Де Канцов сидел и поглаживал штык. Он деланно зевнул, показывая, что не желает вступать в беседу с Фриппом.

— Дэ-Ка, откуда такая приверженность к анахронизмам? Штык — это такая древность… Пенис кастрированного петуха!

— Ничего, как всадит в задницу — мало не покажется!

Верещагин не поощрял у себя в части сквернословие. Грязный Дэ-Ка выделялся в этом смысле даже на фоне остальных, далеко не изнеженных ма-меньких сынков, которые не могли произнести и трех слов, не вставив какое-нибудь сочное выражение. Верещагин и Санмартин решили, что в первый день каждого месяца он будет отрабатывать шесть часов наряда за сквернословие.

Фрипп махнул рукой.

— Как же! Госпитальная статистика гласит, что колотые раны не составляют и десятой части ранений.

Люди Варяга, особенно финны, удивляли своим пристрастием к холодному оружию. Мидзогути во второй роте имел при себе две сабли, зам. Палача, Биллем Швинге, носил боевой топорик, а Караев из 9-го взвода… потрепанный черный зонт!

— Все может быть, — спокойно согласился де Канцов, придирчиво пробуя пальцем острие штыка. — Но если в рукопашном пустишь в ход эту штуку, то бедняге, которому ты ее засадишь, госпиталь уже не светит. — Он еще несколько раз провел рукой по лезвию. — Для этих паршивых ковбоев сойдет. А что поганые японцы говорят, Фриппи? Раз-два-три и ты в аду?

— Примерно, — ответил Фрипп. — Они говорят: «следующий».

Пятница(2)

Хярконнен негромко постучал в дверь Верещагина.

— Пришел запрос.

Антон кивнул ему, развалившись на «паукообразном» стуле. На полу сидел Харьяло и чистил оружие.

— Что у нас там, Тимо? — спросил Харьяло.

—. От полковника Линча. Ему нужен экземпляр списка личного состава нашего батальона.

— Небось Донг, — предположил Верещагин.

— Скорее этот, по политике, — Гамлиэль, — отозвался Харьяло.

— Отдай это батальонному сержанту. И попроси сочинить что-нибудь.

Хярконнен достал еще одну бумажку.

— От полковника Линча. Он хочет знать, почему наши медики не носят нарукавных повязок с крестом.

— Неужели и это заметил? — удивился Харьяло.

— Рабы на Ашкрофте палили по красным крестам, как по живым мишеням. А медики, которые остались в живых, предпочитают теперь стрелять первыми. Ему это надо объяснять? — спросил Хярконнен.

— Нет, незачем резать правду-матку штабным. Есть одна мыслишка. Матти, кто у нас имеет медицинскую лицензию? — задумчиво спросил Верещагин.

— Вот черт! Ну, Винсент — точно. Надо спросить батальонного сержанта. Господи, Антон, ты же не хуже меня знаешь, как давно мы были рядом с какими-то курсами, где выдают бумажки! Что касается системы подготовки замен, то это смех один! Тебе следовало пристрелить Притчера еще четыре года назад! Продавать налево сильнодействующие таблетки — все равно что продавать оружие! — И Харьяло многозначительно поднес к лицу дуло пистолета.

Верещагин опустил веки и стал постукивать трубкой по колену. Зная его привычку, Харьяло и Хярконнен примолкли. Наконец Антон открыл глаза.

— Матти, по нашему штатному расписанию нам положено иметь одного медика на стрелковый взвод. У нас есть, я думаю, по два с лицензиями. Посчитай их всех и запроси еще семь.

Верещагин еще несколько раз постучал трубкой по колену. Харьяло подождал.

— Потяни, пожалуйста, несколько дней, а то мне не хочется видеться с Евой, если документы будут лежать у нее на столе, — закончил Верещагин и убрал трубку в карман.

Хярконнен кивнул и достал новую телеграмму.

— Еще одна. От полковника Линча. Он желает знать, почему третья рота не берет на патрулирование зенитные установки.

— Это, по-моему, работа Донга. Ну что тут сказать?

— Смешно, Антон. Сколько же, они там думают, имеется приличных самолетов у местных?

А вообще нам надо что-то делать. Благодаря удачному маневру Рауля эти дети природы на пару дней присмирели. Но скоро мы будем с ними сталкиваться по два-три раза каждое утро. Обратите внимание, сколько времени возились роты Хигути. Причем неизвестно, кто из двух — полковник Линч или буры — окажется для нас большей проблемой.

Верещагин встал, в задумчивости вытащил трубку и ушел.

Хярконнен посмотрел на Харьяло и пожал плечами.

— Есть еще одна телеграмма. Адмирал поздравляет нас с нашей коллекцией оружия.

Харьяло взорвался от смеха.

Дело в том, что адмирал направил своих ищеек, чтобы те ускорили сбор образцов оружия. В Йоханнесбурге Альберт Бейерс побелел как молоко, когда Варяг обрадовал его этой новостью. Скверная репутация имперской службы безопасности была, наверное, известна даже за пределами обитаемой зоны. Переводчице Рауля Санмартина с трудом удалось уговорить Бейерса продолжить разговор.

Батальонный сержант Малинин поговорил по душам с замкомвзвода службы безопасности, а в результате офицеры Санмартина отправились вместе с ними, чтобы умерить пыл ищеек и избежать ненужных эксцессов. Набрали триста сорок семь единиц без всяких инцидентов. Эта успешная акция задала тон кампании и в других городах:

Старший связист сержант Хярконнен наморщил нос и удалился.

Почти тут же раздался тихий стук в дверь. Харьяло поднял голову и увидел на пороге Эдмунда Муслара.

Муслар стал популярен буквально за несколько дней, помогая Буханову. Он получил прозвище «Полночь».

— Открыто, — заметил ему Харьяло.

— Сэр, я хотел бы поговорить с подполковником Верещагиным, — нерешительно произнес Муслар. — Не думаю, что мне следует направляться в одну из фронтовых рот. Я считаю, что в создавшихся условиях мне целесообразнее оставаться здесь, в штаб-квартире батальона, сэр.