Изменить стиль страницы

Нет, не зря я не люблю аэропорты. Несмотря на быстрый паспортный контроль у этих потомков викингов, очередь на такси была вполне советская. Около тридцати человек, не меньше. Правда, долго мучиться в ожидании не пришлось — уже через пятнадцать минут я ехал в сторону города. Как мы договорились, встретят меня завтра утром. До этого в Дублине мне бывать не приходилось, поэтому решил посвятить один день отдыху и осмотреть достопримечательности города, который упомянут даже в работах Птоломея, греческого астронома и картографа. В его записях встречается описание этой «населенной людьми области». Около 140 года до нашей эры ученый упомянул о кельтском поселении, которое назвал Eblana Civitas. Если верить документам, то на этом месте находилось не только поселение, но и монастырь. Сам город с крепостными стенами был заложен значительно позднее — приблизительно в 841 году. Тогда он и получил свое современное название, возникшее при слиянии ирландо-английской производной Dubh-Linn — Черная Заводь. Не знаю, что там с черным цветом, но город мне понравился. Во-первых, обилием цветов. Во-вторых, уютными барами, оформленными в стиле XVIII века. Да, что ни говори, это не наши «дяроуня-стайл». В-третьих — тем, что здесь нет ворон. Правда нет. Совсем. Их место занимают чайки, которые меня и разбудили, своими криками. В девять часов раздался телефонный звонок, и уже через час меня ждали у дверей гостиницы. В прошлую встречу мне не удалось рассмотреть «охотника с ирландским акцентом», поэтому я просто стоял у входа, пока меня не окликнул знакомый голос.

— Добрый день, господин Айдаров!

Я повернулся и увидел мужчину лет сорока с небольшим. Колоритная личность, ничего не скажешь! Примерно моего роста, худощавый. Длинные, слегка вьющиеся седые волосы. Впалые щеки, заросшие трехдневной щетиной, и водянистые серо-голубые глаза. Не знаю почему, но первое впечатление — байкер. Даже одежда соответствовала — было в ней что-то бунтарское. Если на его кожаный жилет повесить значок 1%, то можно смело сажать на Харлей, будет очень к месту.

— Добрый день. Извините, но вашего имени не знаю, хотя голос знаком.

— Базиль О`Фаррел, — он вежливо кивнул. — Добро пожаловать в Ирландию, Александр.

— Спасибо.

— Едемте, у нас не так много времени, а поговорить нужно о многом.

Дальше наш путь лежал на юг, в знаменитое графство Типперэри, где в долине реки Тиш, в окружении гор, расположился маленький городок Клонмел. Да, то самое знаменитое графство, о котором поется в песне «Долог путь до Типперэри», которую распевали Ирландские батальоны еще во времена Первой мировой войны. По дороге мы говорили мало, изредка перебрасывались ничего не значащими фразами. Я рассматривал окрестности, даже имел удовольствие увидеть развалины одной из знаменитых каменных башен, назначение которых до сих пор не установлено. Известно, что их строили в IX-XII веках, и, как правило, недалеко от церквей. Одни историки считают, что они служили колокольнями, другие — убежищами, в которых от вражеских набегов укрывались жители. Высказывались даже такие версии, что с них подавали световые сигналы, предупреждающие соседей об опасности. Так или иначе, но эти башни высотой под тридцать метров впечатляют. Честертон в одном из своих рассказов так описывает эти памятники истории:

«Ровная линия берега вдалеке нарушалась лишь одинокой башней старинной архитектуры — такие еще встречаются в Ирландии — стройной, как колонна, с остроконечным, как у пирамиды, верхом… Выбрать эту башню как место последней отчаянной схватки мог только принц… Между огромной серой тучей и огромным серым простором равнины появился широкий белый просвет, а за ним на фоне тусклого неба и моря вырисовывался четкий силуэт башни. Ее простые и строгие очертания наводили на мысль о первых днях творения, о тех доисторических временах, когда не было еще красок, а существовал только чистый солнечный свет между тучами и землей. Лишь одна яркая точка оживляла эти темные тона — желтое пламя свечи в окне одинокой башни, все еще заметное в разгоревшемся свете дня».

Дом, где жил О`Фаррел, оказался небольшим, но уютным, что даже немного странно, учитывая его кочевую жизнь. В доме никого не было, коллеги были в отъезде. Очередную Нежить гоняют? Обед подала экономка, присматривающая за домом и ведущая хозяйство. Хорошая, кстати, мысль — надоело самому себе готовить…

— Некоторые Охотники, особенно в прошлом, сумели разыскать своих коллег. Они собирались небольшими группами, так было легче выжить, — рассказывал Базиль. — Это было удобно, знания передавались от более опытных и старших. Тебе не повезло — барахтаешься сам, постигая опасную науку. Скажу одно — учись доверять чувствам! Иначе…

— Что будет?

— Ничего, — он пожал плечами, — станешь таким, как я и мои братья. В нашей жизни нет ничего хорошего. Авгуры правы — все Охотники являются изгоями, но Вечные — это особенная статья. Никому не нужные, без проблеска надежды, хотя даже мы, глубоко в душе, надеемся на прощение. Надеемся, но никогда в этом не признаемся.

— Кто такие Авгуры?

— Что, уже появилось недоверие? — усмехнулся он. — Вполне понятно. Трудно верить человеку, который сначала вталкивает тебя в дерьмо, а потом бегает вокруг и кричит, что он делает все, чтобы тебе помочь. Авгуры — это темные люди, никогда не знаешь, врут они или говорят правду. Их знаменитая улыбка — не преувеличение; такое чувство, что они и правда над нами смеются. Жалко, но их нельзя убивать — умрешь сразу. Изредка хочется это сделать.

— Базиль, я понимаю, жизнь Охотника проста и незатейлива, — сказал я. — Ее можно выразить в двух словах — ищи и убивай. Очищай Чистилище от расплодившейся Нечисти, найдешь свою — спасешься. Но чем тогда занимаетесь вы, Вечные?

— Тем же самым. Что касается твоего вопроса о Ватиканских мальчиках, — нахмурился Базиль. — Я бы не стал этого делать. Работа на святых отцов, пусть и случайная, до добра не доведет. Видишь ли, они занимаются обычным, пусть и древним, бизнесом — не более того. Понимаю, что одному не сладко, ты боишься остаться наедине с Нечистью. Одиночество — страшная штука. А тут вдруг появились люди, не только преследующие свои интересы, но и готовые придти на помощь, если она потребуется. И цели, вроде, схожие — уничтожать Нечисть. Но посуди сам — ведь до сих пор так и было — сам ищешь, сам уничтожаешь. Помни, придет момент, и тебя сбросят, как мелкую карту. Эта их «борьба» — не более, чем поиск сильных союзников, чтобы вернуть былое могущество церкви…

Это был вечер вопросов и ответов. Мы даже заспорили по какому-то поводу. Не скрою, я узнал многое (сам бы до этих вещей никогда не додумался). Это касалось и поиска Нежити, и методов ее уничтожения. Как оказалось, есть свои тонкости в наших перстнях. Но знаете, в течение всего вечера не удалось избавиться от одного чувства — мне показалось, что он мне завидует. Можно понять эти чувства — мой выбор еще впереди…

II

— Ты никогда не задумывался, почему церковь устроила охоту на ведьм? — спросил меня Базиль. — Ведь раньше святые отцы боролись с этим, запрещая людям не только преследовать, но даже огульно обвинять в колдовстве!

— Как это так?! — удивился я. — Хочешь сказать, что церковь защищала ведьм?!

— Именно, — кивнул он. — Еще в Lex Salica, то есть в Салическом законе, было записано, что если кто-либо «обзовет свободную женщину колдуньей и не будет в состоянии доказать», то подвергнется наказанию в виде штрафа. В постановлении Падерборнского собора в 785 году было предусмотрено еще более страшное наказание: «Кто, ослепленный дьяволом, подобно язычнику, будет верить, что кто-либо может быть ведьмой и на основании этого сожжет ее, тот подлежит смертной казни».

— Погоди, Базиль, — я поставил кружку на стол и повернулся к нему, — а как же инквизиция, все эти разговоры про охотников-предателей, которые донесли до людей знания о том, что наш мир — не более, чем Чистилище?