Заход сделал не со стороны города, а обойдя его: по дорогам походными колоннами шли на фронт наши войска и охранение могло обстрелять меня. Садиться пришлось при попутном ветре, скорость которого достигала, пожалуй, шести метров в секунду. Несмотря на все это, приземлился нормально.

Первым к "мессершмитту" подошел техник Антипов.

- Я ведь им, - кивнул он в сторону зенитчиков, - кричал, чтобы не стреляли. Это, мол, наш самолет...

- На фюзеляже не написано, что наш, потому и вели огонь, - возразил я.

- Да ведь и о том, что в кабине "мессера" находитесь вы, кричал, добавил техник. - Но разве услышишь при такой стрельбе...

Удрученный, шел я на командный пункт. Что сказать командиру? Неправду нельзя, а правдиво доложить - навлечешь великий гнев Орляхина. Однако, как ни тяжело было, пришлось говорить чистую правду.

- Наложить бы на тебя строгое взыскание, - вздохнул командир полка, да уж так и быть, ограничусь беседой: как-никак, а ты все-таки изучил немецкий истребитель, освоил его и страху натерпелся от зенитчиков...

Хотя Орляхин и не наложил на меня взыскания, сам я очень остро переживал командирский упрек, навсегда запомнил, к каким последствиям может привести нарушение воинской дисциплины. Вскоре после этого памятного разговора командир полка снова вызвал меня в штаб.

- На одном из аэродромов, - сказал он, - находится вполне исправный "Мессершмитт-109". Нам разрешили перегнать его сюда. В самое ближайшее время, как только установится хорошая погода, надо сделать это, товарищ Вишняков. На двух машинах быстрее ознакомим людей с особенностями немецкого истребителя, что сыграет положительную роль в предстоящих воздушных боях с противником.

Спустя несколько дней я выполнил задание: на аэродроме появился еще один Ме-109ф. Стоянка являлась теперь своеобразным учебным классом под открытым небом: Антипов и я использовали каждую свободную минуту для того, чтобы объяснить летчикам и техникам устройство машины, ее достоинства и недостатки, наиболее уязвимые места. Вопросов всегда задавалось много, и мы с Антиповым едва успевали отвечать на них.

Неделей раньше, чем я привел на аэродром первый "мессершмитт", штурман нашей части А. Г. Шевцов вместе с группой летчиков пригнал новые самолеты конструкции Лавочкина - подарок трудящихся Горьковской области. На фюзеляже Ла-5 было красиво написано: "Валерий Чкалов". Этот истребитель вызывал чувство гордости за отечественное самолетостроение. Его максимальная скорость достигала 648 км/час на высоте 6400 метров, дальность - 765 километров, высота - 9500 метров. Он имел двигатель АШ-82фн мощностью 1850 лошадиных сил, размах крыльев - 9,8 метра и длину - 8,6 метра. Его вооружение тоже выгодно отличалось от других истребителей - две двадцатимиллиметровые пушки ШВАК, бомбы и реактивные снаряды на внешней подвеске.

Я сравнил летно-тактические данные "мессершмитта" и "лавочкина". Немецкая машина во многом уступала нашей: в скорости, скороподъемности, во времени, затрачиваемом на выполнение виража. Если, например, Ме-109ф совершал вираж за 21 секунду, то Ла-5 - за 18,5. Эти две с половиной секунды зачастую решали исход атаки и поединка в целом.

Для окончательного вывода мне оставалось вылететь на "лавочкине". С ходу это сделать не удалось: старший инженер полка Н. И. Кириллов заставил всех летчиков как следует изучить новый самолет, мотор и сдать зачеты. Лишь после этого передал нас заместителю командира полка по летной подготовке. После вывозных и зачетных полетов нас допустили к самостоятельным вылетам. На все это ушло около десяти дней. Вот тогда-то я окончательно убедился в преимуществе нашего истребителя над немецким, особенно на вертикальном маневре.

Для участия в учебных воздушных боях пригласили А. Г. Шевцова, меня и еще нескольких летчиков, воевавших на самолетах МиГ-3, Як -1 и "Аэрокобра". Напомню, кстати, что на Елецком аэродроме базировались кроме нашей части и другие полки. Трижды мы с Шевцовым сходились в воздушных поединках, чтобы проверить, на что способны Ме-109ф и Ла-5, и всякий раз превосходство оставалось на стороне нашего истребителя. Те, кто наблюдал с земли за нашими схватками, воочию убедились, что ни Шевцов, ни я не жалели сил. От перегрузок у меня ломило кости и темнело в глазах, в три ручья лил пот - уж больно хотелось зайти в хвост машины соперника и "сбить" Ла-5, зафиксировать этот момент на пленку с помощью фотокинопулемета. Точно такое желание было и у Александра Григорьевича Шевцова. Он не хотел уступить мне в упорстве, в тактических приемах, в стремительности и неожиданности атак. На виражах, если я пользовался регулируемым стабилизатором, то есть делал радиус виража меньше, мне еще кое-как удавалось уйти от "лавочкина", а на вертикалях - на боевом развороте и горке - Ла-5 свободно уходил от "мессершмитта", набирал высоту метров на 150-200 больше.

Всякий раз после приземления к нам подходили летчики и восхищенно говорили, глядя на шевцовский истребитель:

- Ну и тянет на вертикалях!

- Что и говорить, вертикали горячие!

- Да, будем драться с противником не на горизонталях, а на вертикалях.

Костя Соболев "дрался" со мной на самолете МиГ-3. Эта машина на низких и средних высотах уступала "мессу", ибо она была рассчитана для воздушного боя на больших высотах. Там "миг" считался королем воздуха. Что же касается Як-1 и "Аэрокобры", то на горизонталях они имели значительные преимущества перед "мессершмиттом", а на вертикалях сравнительно небольшое превосходство.

Испытав в учебных боях с Ме-109ф все наши самолеты, мы обобщили этот опыт, сделали его достоянием всех однополчан и летчиков соседних полков. Большое дело - знать сильные и слабые стороны врага. Особое внимание обратили на то, чтобы пилоты "лавочкиных" навязывали атаки не на горизонтальных маневрах, а на вертикальных.

Огненные вертикали. Как запомнились они однополчанам на Орловско-Курской дуге и в последующих воздушных боях!

Глава седьмая.

Время больших надежд

Из Ельца мы перелетели на аэродром, расположенный неподалеку от Ефремова. Отсюда летали на боевые задания, в основном на сопровождение бомбардировщиков соединения И. С. Полбина - прославленного летчика и талантливого командира.

Затем нам приказали сдать "миги" тыловым частям и отправиться за получением новых самолетов Ла-5, только что поступивших на вооружение Советских Военно-Воздушных Сил.

Когда мы летели на Ли-2 за получением повой техники, погода резко ухудшилась. Пришлось сесть на запасной аэродром недалеко от Москвы. К месту назначения решено было добираться по железной дороге - значит, через Москву, где жили мои родители. Не каждому в то трудное время выпадало счастье побывать дома...

В Москве я пригласил с собой штурмана полка Шевцова. Он стал было отнекиваться, но йотом согласился.

Мать и отец оказались дома. Они были страшно удивлены, увидев меня: уж не дезертир ли я? Глаза у матери сразу повлажнели. Недоумевая и радуясь, она глядела то на меня, то на Александра Шевцова и что-то еле слышно говорила. А я смотрел на нее и сокрушался: как ты постарела за эти два года, моя Ефимия Васильевна! Под глазами густые тени, лоб изборожден морщинами, щеки запали...

- Сынок!.. - только и сказала мать, припав к моей груди.

Потом подошел отец. Тихонько отстранив маму, он поцеловал меня и сухо спросил::

- В отпуск или насовсем?

- Проездом...

Только после этого отец соблаговолил посмотреть на Шевцова. Окинув его взглядом с ног до головы, сказал:

- Знакомь.

- Шевцов... Александр Григорьевич. Мой однополчанин. Через полтора часа мы с ним должны быть уже на вокзале.

- Добро! Раздевайтесь...

Мать тем временем хлопотала насчет закуски. Стол, дополненный нашими летными пайками, получился неплохим. У отца даже водка нашлась: приберег, получив по карточкам.