Все эти отвлекающие маневры не помешали успеху шоу, которое особенно хорошо выглядело в прямой трансляции по телевизору. Расстроенным был только Майкл Кэмен, которому выпало с нами играть. Он и раньше временами появлялся в качестве гостевого исполнителя, однако на сей раз мы хотели, чтобы он оказался вовлечен в шоу более конкретно, тем более что всё это должны были показать по телевизору. Увы, Майкл попал в толпу и в критический момент застрял ввиду нехватки водного транспорта. Таким образом, ему удалось добраться лишь до микшерского пульта, да и то слишком поздно. В результате Майклу пришлось наблюдать за всем происходящим на сцене с берега в двухстах метрах от центра событий.

В какой-то момент прибыла поистине царственная платформа, полная тех самых сановников, которые доставили нам столько проблем. Эта освещенная баржа, на которой подавалась трапеза из семи блюд, оказалась прямо перед сценой, болтаясь между нами и публикой и перекрывая весь обзор. Тут публика просто взбесилась. Град бутылок и разного мусора обрушился на сановников. Официанты мужественно защищали своих господ, как центурионы, прикрывая их серебряными подносами. Вскоре баржа дала задний ход, на сей раз пробуя причалить сбоку от нашей платформы. Однако после одного-единственного взгляда на нашу бригаду, рядом с которой пираты Черной Бороды показались бы тихими пенсионерами, сановники отчалили и поплыли прочь. Больше мы их не видели.

После такого напряженного выступления в Венеции играть в Москве нам уже было не страшно. Недостаток свободно конвертируемой валюты означал, что для русского промоутера было практически невозможно оплатить тур. Однако в конечном итоге нами была разработана сделка, которая существенным образом покрыла все практические аспекты выступления. Во-первых, русские взяли на себя ответственность по переправке нашей аппаратуры из Афин в Москву, а затем дальше в Хельсинки. Для осуществления этого они задействовали армейский «Антонов», самый большой грузовой самолет в мире. Выглядел он просто фантастически и с легкостью забрал все наши манатки. Нашим местом проживания стал массивный отель на Красной площади. На каждом этаже там по-прежнему имелась уйма агентов КГБ, а также самовары для обеспечения горячего чая. Ввиду плотности охраны и колоссальных размеров этого места нам потребовалось трое суток на выяснение того, где можно вечером найти выпивку, а утром — завтрак.

Мы также перешли на самообеспечение, что стало самым эффективным способом открытия всевозможных дверей. Приглашение на обед любого чиновника сулило самые разнообразные выгоды. Через посредство Найджела Истэвея, нашего советника по налогам, который по совместительству оказался членом правления Русского фонда авиационных исследований, мы получили возможность посетить Монино, русский музей военно-воздушных сил — крупнейшее и в то время самое закрытое из всех европейских собраний самолетов. Там мы увидели кое-какие аэронавтические изобретения Игоря Сикорского, несколько русских монопланных бомбардировщиков 1930-х годов (того периода, когда Военно-воздушные силы Великобритании все еще использовали устаревшие бипланы) и политически корректную версию истории полетов заодно с фрагментами шпионского самолета Гэри Пауэрса «У-2», сбитого в 1960-х годах, а также те самые бомбардировщики, что кружили над Красной площадью во время первомайских парадов, убеждая американских наблюдателей в мощи русских военно-воздушных сил. Мы были особенно польщены, узнав, что военно-воздушному атташе в Британском посольстве так и не удалось получить подобное приглашение.

Британское посольство устроило в нашу честь роскошный обед, после которого у нас оказались сотни русских матрешек и широкий выбор меховых шапок. Хотел бы я не знать, из чего сделаны эти шапки, — выяснилось, что на некоторые из них шел мех тюленьих детенышей. Мы также нанесли один визит в университет, чтобы поговорить о политике, искусстве и жизни, однако он превратился в еще одну пресс-конференцию типа «Откуда взялось название вашей группы?». Мы отбыли, экспроприировав лимузины для замены тех, на которых мы приехали, поскольку они в свою очередь оказались экспроприированы кем-то более важным. Затем наша аппаратура нон-стопом отправилась в Хельсинки в сопровождении полицейского эскорта — куда ни кинь, вышла просто потрясающая поездка (Фил Тейлор сравнил визит в Хельсинки с переходом от черно-белой пленки к «Техниколору»).

После тура был сведен концертный альбом под названием «Delicate Sound Of Thunder». Эта работа проходила на Эбби-роуд, в Студии-3, теперь уже полностью перестроенной после нашего последнего там пребывания. Исключительное удовлетворение нам доставил тот факт, что музыка особенной доработки не потребовала. Без сомнения, запись ближе к концу тура была хорошей идеей.

Тем временем Роджер заново поставил «The Wall» в Берлине, и мы просто не могли об этом не услышать. Причем не в последнюю очередь потому, что он взял на себя труд пригласить туда всех наших бывших жен, но не нас. Впрочем, мое приглашение, конечно, вполне могло просто затеряться в потоке почты… Путаница на счет того, кто именно играл в Берлине, по-прежнему осталась, хотя я понятия не имею почему. Шоу целиком и полностью принадлежало Роджеру, однако люди почему-то до сих пор благодарят меня, уверяя, что все это было фантастично. Я по-прежнему не могу для себя решить, следует мне просто вежливо улыбаться, притворяясь, будто мы и впрямь там играли, или пускаться в полномасштабные объяснения, что на самом деле там выступал только Роджер с тысячной группой поддержки. Когда фаны продолжают доказывать, что я все-таки там был, во избежание окончательной путаницы мне остается лишь откликаться слабой улыбкой и прятать взгляд.

Примерно через год после финального шоу того тура (в Марселе), в июне 1990 года, мы приняли участие в проходившем в Небуорте оупен-эйре, бесплатном концерте для Благотворительного общества музыкальной терапии Нордоффа-Роббинса. Поскольку в тот год происходило довольно мало событий по сравнению с изобилием трех предыдущих, стало проблемой собраться всего на одно шоу. Репетиции были самыми минимальными. Мы решили, что раз та же самая группа уже дала свыше двухсот представлений, она, скорее всего, вспомнит подробности. Мы все же провели пару репетиционных дней в студиях «Вray», а также пригласили из Америки Джона Кэрина и Марка Брикмена для участия в шоу. Однако вместо Скотта Пейджа, который тогда, по-моему, попросту был недоступен, мы предложили выступить с нами Кэнди Дапфер (голландской саксофонистке, у которой в сотрудничестве с Дейвом Стюартом тогда вышел британский хит под названием «Lily Was Here»). Участие Кэнди показалось нам удачным европейским штрихом. Как и в случае со Скоттом, единственным недостатком для саксофониста являлась его крайне эпизодическая роль в нашем представлении. Учитывая способности Кэнди, там было слишком мало времени и пространства для раскрытия ее творческого потенциала.

На бэк-вокал мы пригласили Викки Браун, а также ее дочь Сэм, которая, продолжив династию Браунов, стала постоянной участницей нашего следующего тура. Также была добавлена Клер Торри, первая исполнительница «Great Gig».

После двух лет гастролей в полной изоляции подлинным удовольствием стало наблюдение за игрой других людей, а также возможность поболтаться за кулисами в Небуорте среди прочих рок-божеств. Это было все равно как день ветеранов на горе Олимп, но только в музыкальном плане. Марк Нопфлер и Эрик Клэптон играли там вместе с Элтоном Джоном и «Genesis». «Status Quo», Клифф Ричард и Пол Маккартни завершали список. Рик представил нас своей новой подруге Милли, и все мы прибыли туда в гигантских вертолетах «Хьюи». Когда на землю стали высаживаться обширные семьи и бригада «Pink Floyd», все это напоминало сцену из «Апокалипсиса сегодня».

В обмен на то, что наша группа первой согласилась на участие в шоу, мы выговорили для себя последнее место в списке. Однако такой ход совершенно не окупился. Денек был типично английским, со стремительным переходом от солнца к дождю. Когда стала приближаться наша очередь, погода неизбежно испортилась, обрушив на нас дождь и внезапный холод.