Далеко внизу Мадлен заметила деревню, но, глядя на бесчисленные мостики и тропы, не могла понять, как туда спуститься. Голова у нее до сих пор болела от зелья, подмешанного в вино. Она бродила по лабиринту тропинок, которые никуда не вели, заканчиваясь там, где начинались. Эта раздражающая путаница только усиливала ее ненависть к эльфу. Мадлен представляла себе, как он наблюдает за ней с черных башен, смеясь над ее тщетными усилиями найти выход к деревне, специально расположенной им в такой дразнящей близости. Она тяжело дышала, когда, наконец, выбралась на открытое пространство, спугнув пасущегося там длиннорогого козла, посчитавшего за лучшее исчезнуть в зарослях.

На самом краю утеса лежала вырванная из земли огромная глыба обработанного известняка. Мадлен продралась сквозь колючие заросли к поверженному основанию и, положив на него руку, чтобы не упасть, посмотрела вниз, где в синей воде узкой бухты резвились дельфины.

Потом она шаг за шагом, стараясь держаться подальше от края утеса, обошла вокруг пьедестала. Наконец Мадлен почувствовала себя в безопасности, подняла взгляд и тут же ухватилась за куст, чтобы не отскочить назад.

Прямо на нее смотрели каменные глаза огромной разбитой головы, упавшей с основания. Никогда в жизни Мадлен не видела ничего подобного: она была размером с три повозки, один нос высотой с саму девушку. Когда-то она была раскрашена, следы красного и белого цвета еще остались вокруг глаз и странного головного убора. Мадлен осторожно прикоснулась к гигантскому изваянию, провела ладонью по губам, полным, гладким и безупречным, как у женщины. Затем оглянулась.

Из замка ее не видно, она скрыта необычным головным убором, напоминающим опахало. С нарочитым высокомерием Мадлен бросила на землю сверток с едой, подняла юбку и вскарабкалась на шею статуи. Оттуда, балансируя на широкой щеке и виске, она прошла дальше, села у головного убора. Превосходный трон и защита от посторонних взглядов.

Она тихо сидела в этом странном и чудесном месте, между небом и скалами, невидимая из пиратской цитадели. Девочкой, когда ее что-то расстраивало или тревожило, она убегала из дому и подолгу бродила по диким необитаемым местам, влекомая этой неженской чертой характера, которую так осуждала Ирэн. Здесь не было покоя лесов и пастбищ Бэллатэрры, но Мадлен обрела печальное утешение в пустоте и необозримых морских просторах, открывавшихся далеко внизу.

Она закрыла руками лицо. Неопытная, глупая, она сочла Рэя привлекательным, опасным… храни ее боги, почти обворожительным. На несколько обманчивых часов она даже поверила, что нашла союзника, что он может статьей другом. Мадлен охватил стыд. Стыд за потерю чести, стыд за то известие, какое привезет в Бэллатэрру леди Кларис. Пускай нордэрдская принцесса и зналась с разбойником, а теперь родила ему сына. Ему, а не законному мужу. Пускай. Но Мадлен подобная перспектива ужасала. Если ты принцесса, береги честь. Ты не принадлежишь ни себе, ни своим чувствам.

Стыд и гнев, что она хотя бы на минуту поверила Рэю.

Предлагала сделку. Торговалась с этим вероломным изгоем, своим злейшим врагом. Даже Ирэн презирала его, а у нее не хватило ума поинтересоваться, за что.

Мадлен знала, почему она этого не сделала. Потому что она женщина. Потому что слаба. Потому что он был прекрасен, загадочен и ослепил ее.

Она уткнулась лицом в колени и покачивалась взад-вперед, закрыв глаза, пытаясь стереть из памяти его образ, его мимолетную улыбку. Потом вдруг достала свой дневник, чернильницу и на языке Эдель описала темного эльфа в скверных выражениях, представив его намного грубее и ужаснее, чем было на самом деле.

С минуту Мадлен смотрела на горизонт, затем перелистала дневник назад, к поэме, посвященной Тэдору. Она закусила губу. Он больше никогда не услышит ее изысканных стихов, не засмеется вместе с ней, не поцелует, не назовет своим котенком. До сих пор она не смирилась с этой мыслью. Казалось, что когда-нибудь она сможет вернуться к нему. Глядя на ущелье, Мадлен представила, как прыгает вниз, превращается в дельфина и уплывает. Однажды Эдель рассказывала ей о девочке, которая, не пережив смерть любимого человека, превратилась в морского дракона и исчезла в туманном море. Красивая сказка из Хигаши. Она встала. Она думала о падении, о скалах, о воде. У нее не хватит мужества. Она боится, что чудо превращения может не произойти.

Мадлен быстро отвернулась… и вскрикнула при виде белого крылатого котёнка, тащившего ее забытый сверток с едой. Существо, отдаленно напомнившее ей ангела-хранителя, испуганно подняло голову. Это был всего лишь большой котёнок с огромными янтарными глазами на белой морде. Но он не убежал, не мявкнул, когда Мадлен подхватила брошенный сверток, просто стоял и с надеждой смотрел на нее.

– Ах ты, воришка! Где твоя семья? – ласково спросила она.

Котёнок обнюхал подол ее рубашки, затем положил большие лапы ей на колени. Наверняка он из помета громадных крылатых котов, охраняющих замок, хотя сейчас, когда он играл с ее подолом, в нем совсем не было их величественного достоинства. Это просто неуклюжий комок белой шерсти, подставляющий живот, словно комнатный любимец.

Мадлен запустила руку в его мягкий мех. Она скучала по своим оставшимся дома животным, а капризая Ню госпожи Кларис не отличалась дружелюбием и всегда могла укусить и цапнуть.

Разделив мясо, она протянула кусок котёнку. Тот сразу вскочил, благовоспитанно съел угощение из ее руки, а потом уселся перед ней, стуча хвостом и глядя ей в лицо. Взяв его на колени, Мадлен прислонилась к каменной статуе, и они вместе разделались с сыром, который она закусила сливами.

Наверно, презренный эльф уже ищет ее. Пусть ищет. Пусть отправляется на свадебный пир без невесты. Пусть позорится. Как он опозорил утром ее, выставив в одной простыне перед Кларис.

Здесь было тихо, безлюдно. Никто ей не указывал, не предупреждал, не устраивал ее будущее одним щелчком пальцев. Здесь только крылатый котёнок, друг, который ничего не требовал, лишь хотел свернуться поудобнее и разделить с ней еду.

Он лизнул ее в подбородок и тяжело вздохнул. Мадлен прижалась щекой к его мягкой белой шерсти и, несмотря на страдание, улыбнулась.

Это какое-то наваждение. Открыв глаза, она увидела эльфа. Он спокойно сидел на камне и при свете заходящего солнца листал страницы ее сокровенного дневника, а белый крылатый котёнок точил когти об носок его сапога.

– Это мое! – воскликнула Мадлен, ухватившись обеими руками за дневник.

Да как он, вообще, посмел вторгнуться в ее душу и завладеть ее воспоминанями о Тэдоре!

– Значит, вы так горько плачете по своему сопливому Тэдору? – стараясь вложить в эти слова как можно меньше эмоций, поинтересовался эльф. Его черные глаза будто глядели сквозь нее в ее прошлое и будущее.

– Тэдор? – пробормотала она, не зная, что слышалось в его голосе, насмешка или угроза.

– Не надо притворяться, будто имя вам незнакомо? – Она покачала головой, когда он говорил это с упрёком. – Видимо, кто-то другой вписал его несколько раз в вашу прекрасную книгу.

– Он… мой друг. – Пират многозначительно усмехнулся, слыша невинные оправдания супруги. – Зачем спрашивать, если вы такой всезнающий маг? Для вас нет секретов! И Тэдор… он же не бог, чью гробницу вы осквернили. Он просто человек.

– Это больше предположения и выводы, Мэд. – Он снова улыбнулся и взглянул на исписанную аккуратным мелким почерком страницу. – Вот здесь… Я глубоко опечален, что представлен в вашем описании таким орвратительным и мерзким. Я не человек, чтобы быть настолько поганым хамом.

– Вы и это сумели прочитать! – мрачно сказала она. – Как вам удалось?

– Я всерьез занимаюсь изучением разных языков, – ответил Рей, небрежно листая страницы. – Как и должен любой учёный.