Когда я вновь принял участие в министерских дискуссиях, Беттихер выступал против меня в присутствии его величества и в государственном министерстве в качестве представителя воли императора по всем вопросам, по которым ему было известно мое расхождение с императором, — причем о взглядах последнего он был осведомлен раньше меня. Для моей политической, или, я сказал бы, исторической, концепции этот факт был отрадным симптомом той силы, которую вновь обрела королевская власть после 1862 г.[55] Министр, по моей же личной просьбе назначенный мне в помощь, принял на себя руководство оппозицией в министерстве против меня, как только мог полагать, что таким путем закрепит за собой милость императора. Против моих деловых соображений он выдвигал единственный аргумент, что мы должны исполнять пожелания императора, должны делать все, что может удовлетворить его величество.

Глава четвертая

ГЕРРФУРТ

При вступлении на престол император решил вернуть на прежнюю должность бывшего министра внутренних дел фон Путткамера, которого уволил в отставку его отец, находясь на смертном одре[56]. Только для соблюдения приличий восстановление в должности должно было состояться не сразу после отставки Путткамера и смерти императора Фридриха. По поручению императора я предложил министерство внутренних дел господину Геррфурту с тем, что он сменит этот пост на должность обер-президента, по возможности в Кобленце[57], как только император сочтет своевременным снова назначить господина фон Путткамера. Геррфурт выразил свою готовность к этому, заявив, что в промежуточный период он будет в точности продолжать политику Путткамера. Став на таких условиях 2 июля 1888 г. временным министром, он постарался превратиться из временного в постоянного, использовав для этой цели потребность его величества в реформах. Я был поражен, когда при докладе императору о том, что, по-видимому, наступил момент для возвращения Путткамера, получил ответ, что он уже привык к «Рюбецалю» и хочет удержать его.

Чем же преодолел Рюбецаль прежнюю антипатию императора настолько, что последний предпочел его господину Путткамеру, restitutio in integrum [восстановления] которого он сам добивался? Я могу предположить, что императорская милость к нему была основана на надежде удовлетворить назревшую потребность в «Положении о сельских общинах» и при одобрении заинтересованных кругов устранить тягостные для всех остатки феодальных учреждений.

Еще до вступления в министерство Геррфурт говорил мне о своем намерении провести в старых провинциях реформу «Положения о сельских общинах». Я настоятельно просил его не поднимать этого вопроса: сельские жители старых провинций живут в прочном мире друг с другом; никто не чувствует потребности в переменах, за исключением разве лишь тех деревень, которые приобрели городской характер, — это главным образом предместья крупных городов. Большая часть сельского населения в настоящее время живет в мире и спокойствии, и при теперешнем крестьянском укладе села, между помещиками и сельскими общинами не только господствует согласие, но и чувствуется нерасположение обеих сторон к изменениям. Я настоятельно просил не нарушать существующего в сельских местностях, согласия, бросая в деревню яблоко раздоров, носивших теоретический характер, вызывая неразрешимыми принципиальными вопросами борьбу, для которой до сих пор не было деловых оснований.

Геррфурт возражал, что основания все же имеются, поскольку существуют «карликовые общины», которые не в состоянии выполнять свои обязанности. Я отрицал, что тем самым доказана потребность в коренных преобразованиях, напоминающих 1848 год с его сочинительством конституций и преобразованием всего жизненного уклада.

После этих споров с моим коллегой и конфиденциального обсуждения вопроса зимой 1888/89 г. я был поражен, когда посетившая меня депутация крестьян из Шенгаузена[58] представила мне полученный от ландрата литографированный опросный лист, из которого можно было усмотреть намерение правительства организовать наши сельские общины на принципиально новых основа±. К живейшему удовлетворению крестьян я мог заявить им, что, пока я являюсь министром, до тех пор не соглашусь на такие планы и не думаю, что последние встретят одобрение его величества. Запросив другие провинции, я узнал, что и там производились предварительные опросы крестьянских общин.

Я сказал Геррфурту, что после наших обсуждений не мог предположить, что он, не колеблясь, выступит со своим планом реформы и притом без согласия государственного министерства. На это я получил смягчающие и уклончивые ответы такого рода, что у меня уже тогда зародилось подозрение, что мой коллега заручился за моей спиной согласием императора на свои планы и что перспектива значительного влияния указанной реформы была для Геррфурта средством завоевать милость императора и окончательно остаться в должности министра. Если бы уже в то время он не сознавал, что за его спиной стоит император, то в своем выступлении против моего мнения и точки зрения государственного министерства, известных ему, он вряд ли зашел бы так далеко, как это показала полученная мною информация[59].

Глава пятая

КОРОННЫЙ СОВЕТ 24 ЯНВАРЯ

Когда у императора возникла мысль и созрело решение удалить меня, — я не знаю. Мысль о том, что он не разделит со мной славы своего будущего правления, была ему внушена и усвоена им еще тогда, когда он был принцем. Было естественно, что за будущим наследником престола, пока доступ к нему, как к молодому офицеру, был нетруден, увивались карьеристы, которых на берлинском диалекте в свое время называли «военными и гражданскими сапожниками». Чем вероятнее становилось, что принц вступит на престол вскоре после смерти своего деда, тем энергичнее становились старания завоевать симпатии будущего государя в личных и партийных целях. При этом против меня еще раньше была использована хорошо взвешенная фраза графа Вальдерзее: если бы у Фридриха Великого был такой канцлер, то он не стал бы великим.

Недовольство, которое обнаружил принц Вильгельм в переписке со мною по делу Штекера (его письмо от 14 января 1888 г.), снова рассеялось, по крайней мере внешне. На обеде, данном мною 1 апреля, принц, ставший к тому времени наследником престола, провозгласил тост за меня. По сообщению «Norddeutsche Allgemeine Zeitung», подлинные слова принца были:

1 января 1889 г. я получил следующее письмо:

До осени в его настроении не было заметно никаких признаков перемены; но в октябре, во время пребывания русского императора[61], его величество был поражен тем, что я отсоветовал ему предположенный вторичный визит в Россию; своим поведением по отношению ко мне он дал почувствовать свое недовольство. Описанию всего этого будет отведено должное место в одной из следующих глав*[62]. Через несколько дней император выехал в Константинополь[63]. Из Мессины, Афин и Дарданелл он посылал мне дружеские телеграммы о своих впечатлениях. Однако впоследствии я получил сведения, что за границей ему приходилось «слишком много слышать о канцлере». Возможное раздражение по этому поводу усиливалось хорошо рассчитанными остротами моих противников. В числе прочего говорили о фирме «Бисмарк и сын».