Но функции кратера еще шире. Будучи символом смешения и распределения вина среди пирующих, кратер является фокусной точкой пространства, олицетворяя все свойства центра, meson’a.[101] Одновременно фиксированный и неподвижный, маркирующий тесную связь между комосом и симпосием, двумя модусами товарищеского застолья, кратер позволяет конструировать разнообразные художественные пространства. Общий для всех пирующих сосуд, точка отсчета, с которой начинается циркуляция вина среди пирующих, он помещен в центре, среди компании равных друг другу симпосиастов.
29. Сигейская надпись; ок. 550–540 гг.
Таким образом, кратер становится привилегированным, престижным предметом, который сам по себе маркирует все, что в греческой культуре входит в представление о симпосии. Этот предмет роскоши, который часто делают из драгоценных металлов – из бронзы, серебра или золота,[102] встречается среди agalmata, приношений, особо приятных богам.[103] Приведем под конец еще один пример: речь идет о кратере, упомянутом в Сигейской надписи в Малой Азии.[104] Она датируется серединой VI века до нашей эры и выполнена в архаичной манере, бустрофедоном, «бычьим ходом», то есть возвратно-поступательно, слева направо, потом справа налево, на манер проведения борозды. Текст повторяется дважды, сначала на ионийском, потом на аттическом диалекте, с несколькими расхождениями. В нем говорится, что некто Фанодик принес в дар кратер вместе с подставкой и цедилкой. Это образцовое пожертвование при посвящении в гражданский статус, проходящем в пританее, то есть в общественном зале города, месте, где проходят публичные пиры, одновременно маркирует связь между посвящаемым и его согражданами и их равноправие при распределении вина.[105] Симпосий часто берет на себя функции политического пространства, метафорой которого и является. Об этом напоминает Мнесифил Афинский, товарищ и приверженец Солона, в «Пире семи мудрецов»:
Я так полагаю, Периандр, – сказал он, – что речь на пиру, как вино, должна распределяться не по богатству или знатности, а поровну меж всеми и быть общей, как при народовластии.[106]
Манипуляции
«Человек разумный идет на пир не с тем, чтобы до краев наполнить себя, как пустой сосуд, а с тем, чтобы и пошутить, и посерьезничать, и поговорить, и послушать, что у кого кстати придет на язык, лишь бы это было и другим приятно».
Так говорит Фалес в «Пире семи мудрецов».[107] Пирующие – не просто вместилища для вина; на симпосии не довольствуются одной лишь выпивкой, а сосуды не являются исключительно утилитарными предметами. Смешение вина и воды сопровождается смешением всевозможных удовольствий, приятных для зрения, обоняния, слуха. Симпосию свойственны разнообразие и общая атмосфера игры – игры на ловкость и умение держать равновесие, игры на смекалку и на память, словесные шутки, отнюдь не являющиеся монополией шутов, таких как Филипп в «Пире» Ксенофонта, или комических поэтов, как Аристофан у Платона.[108] На симпосии много играют, свободно переходя от одной затеи к другой. Симпосии можно было бы назвать местом реализации метафор и иллюзий, как поэтических, так и визуальных. Немалое число игр имеет в качестве отправной точки вино – оно перестает быть только напитком, а также сосуды – они становятся игрушками или телами, которыми манипулируют и которые, в свою очередь, могут манипулировать пирующими.
Греческие гончары работают в мастерских вместе с мастерами по терракоте; гончарное ремесло и мелкая пластика соседствуют очень тесно; иногда эти жанры объединяются и дают в результате «фигурные сосуды», которые имеют очень древнюю традицию.[109] Искусство ремесленников позволяет создавать сложные объекты, чье назначение не сводится к функции обычной винной чаши: это скульптурки, хрупкие и часто плохо сохранившиеся.
30. Коринфский фигурный сосуд; ок. 580 г.
Бывают сосуды с сюрпризами. Таков сосуд, изготовленный в Коринфе [30].[110] Он представляет собой сидящего пузатого человечка, который держит кратер. На спину толстяка накинута шкура пантеры; некоторые считают, что это сатир, но в чертах у него нет ничего гротескного или животного. Единственное, что выходит за рамки нормы, это его полнота. Необычна его поза: он сидит, протянув руки к сосуду, декорированному фризом с изображением всадников, – и как будто собирается выпить его содержимое. Эта композиция наводит на мысль о персонаже, которому не терпится утолить жажду и при этом не очень-то хочется делиться с другими, как это принято на симпосии. На дне кратера расположено отверстие, которое соединяет его с основанием, выполненным в форме круглого полого диска; фигурка тоже пустотелая и также соединена с основанием, так что кратер и туловище толстяка сообщаются между собой; если заполнить кратер жидкостью, то заполнится также и брюшко статуэтки [31]. В спине и на макушке у сидящего человечка две маленькие дырочки, через которые выходит воздух, когда жидкость заполняет туловище. Если наклонить этот фигурный сосуд назад, то все содержимое кратера перельется в туловище толстяка; теперь, если заткнуть отверстия, то доступ воздуха прекратится и жидкость останется запертой в полости, а кратер будет пустым. Если вынуть затычки из отверстий, жидкость под напором воздуха снова наполнит кратер, но будет казаться, что кратер заполняется сам по себе, автоматически. Этот забавный фокус, основанный на законах физики, делает сосуд динамичным. Он напоминает о чудесах Диониса, винных источниках или волшебных кратерах, подобных элидским, которые Павсаний описывает с некоторым скептицизмом:
Из всех богов больше всего элейцы чтут Диониса; они говорят, что бог даже посещает их праздник Фийи. Место, где они справляют этот праздник, который они называют Фийями, отстоит от города приблизительно стадиев на восемь. Сюда жрецами приносятся и ставятся в [определенном] здании пустые чаши, числом три, в присутствии горожан и случайно находящихся в городе иностранцев. На двери этого здания накладывают печати жрецы и кому угодно из присутствующих. На следующий день они имеют право осмотреть и признать свои печати, и после этого, когда они войдут в помещение, они находят эти чаши полными вина. Правильность этого рассказа под клятвою подтверждают самые уважаемые из элейцев, а с ними и иностранцы, так как сам я был здесь не во время этого праздника. Равным образом и жители острова Андроса говорят, что и у них раз в каждые два года в праздник Диониса само собой течет вино из храма Диониса. Если надо верить этим утверждениям эллинов, но надо бы принять за истину и рассказы, которые сообщают эфиопы, живущие за Сиеной, о «столе солнца».[111]
С каким бы недоверием Павсаний ни относился ко всему вышеизложенному, но разве можно всерьез усомниться в том, что Дионис приложил к этому свою руку!
101
О символических значениях mesoria. см.: Loraux N. Solon au milieu de la lice // Hommage à H. van Effenterre, Paris, 1984, особ. р. 201.
102
Вспоминается знаменитый кратер из Ви или кратер из Дервени. См.: Rolley С. Les Bronzes grecs. Fribourg, 1983. Fig. 129, 158–159.
103
Об этом термине см.: Gernet L. La Notion mythique de la valeur en Grèce // Anthropologie de la Grèce antique, Paris, 1968, особ. р. 97–99. Мы обнаруживаем множество кратеров в храмовых описях, например на Делосе (ID, № 104). См.: Геродот, I, 25 и 51.
104
В настоящий момент она находится в Лондоне, в Британском музее. Расшифровку этой надписи см.: Dittenberger. Syllogê. № 2; см. также комментарий М. Гвардуччи в: Richter G.M. Archaic Gravestones of Attica. London, 1961. P. 165–168. Эту двойную надпись можно перевести так: «Я от Фанодика, сына Тимократа из Проконеса; он подарил кратер, подставку и цедилку пританею в Сигее. Я от Фанодика, сына Тимократа из Проконеса; я тоже подарил кратер, подставку и цедилку пританею в Сигее, в память. Если со мной что-нибудь случится, позаботьтесь обо мне, о сигейцы. Эзоп меня сделал и его братья».
105
О пританее см.: Miller S. The Prytaneion. Berkeley; Los Angeles, 1978 и Schmitt-Pantel P. Op. cit. (примеч. 4), глава 2.
106
Плутарх, Пир семи мудрецов, 11, 154е (пер. М.Л. Гаспарова). Цит. по: Плутарх. Застольные беседы. Л.: Наука, 1990
107
Плутарх, Пир семи мудрецов, 2, 147е (пер. М.Л. Гаспарова).
108
Ксенофонт, Пир, Ι, 11; Платон, Пир, 189–193.
109
См.: Maximova M.I. Les Vases plastique dans TAntiquité. Paris, 1927.
110
Париж, Лувр, СА 454; CVA 8 (12), pi. 4 (501). PottierE. Le Satyre buveur // RecueilPottier. Paris, 1937. P. 220–231; Payne H. Necrocorinthia. 1931. P. 175–176. Другой «автоматический» сосуд описан Ахиллом Татием, II, 3, 2
111
Павсаний, VI, 26 (пер. С.П. Кондратьева, под ред. Е.В. Никитюк). «Чаши» по-гречески lebetes. Плиний Старший уточняет по поводу Андроса, что если это вино выносят из храма, то оно по вкусу становится как вода: H.N. 2,231 и 31,16. То же рассказывает Феопомп у Афинея, I, 34а (= FGrHist 115 F 277 Jacoby)·