Изменить стиль страницы

Потеряв плацдарм, красные, как считали казачьи историки, потеряли «возможность нанести удар по кратчайшему направлению на решающую линию Новочеркасск — Ростов, причем в момент, критический для Донской армии».[60]

Как бы не веря в спасение, донское командование 1(14) марта передало в войска: «Командующий войсками Северного фронта приказал продержаться еще три-четыре дня и не пустить противника на западный берег Донца. Дать возможность нашим братьям казакам кубанцам и терцам, а также горцам закончить сосредоточение в районе станции Шахтная для нанесения удара по красным и организации наступления всех наших войск на Донском фронте».[61]

Приказ вступить в бой с красными деникинцы получили лишь на царицынском направлении. Именно на царицынском направлении впервые вступили в бой с красными прибывшие на Донской фронт кубанцы. Еще 3(16) февраля кубанские эшелоны со станции Кущевка были направлены на Царицын.

2-й Кубанский конный полк 11–12 (24–25) февраля занял позиции у хуторов Чекунова и Подстепного на левом берегу Дона у станицы Есауловской. Конница Буденного встретила кубанцев 17 февраля (2 марта).

Еще 16 февраля (1 марта) красное командование отметило: «Стремительность отступления противника несколько уменьшилась».[62] Тогда же пришло сообщение, что «части… ведут упорный бой за обладание станцией Жутово, противник, поддерживаемый все время подходящими кубанскими частями, оказывает упорное сопротивление, переходя в контратаки».[63]

17 февраля (2 марта) красные отметили: «С прибытием кубанских и кавказских частей противник стал проявлять активность».[64]

19 февраля (4 марта) был отдан приказ донским и кубанским войскам отойти за Сал с целью сократить фронт и образовать маневренный резерв. 27 февраля (12 марта) красная конница вышла к Салу и заняла станцию Ремонтная.

Донские войска, отошедшие за Донец и Сал, были крайне малочисленны. По данным на 21 февраля (6 марта) 1919 года:

Западный фронт — 377 офицеров, 1061 штык, 2423 шашки, 33 орудия, 294 пулемета;

Северный фронт — 7956 штыков, 4072 шашки, 46 орудий, 37 пулеметов;

Восточный фронт (без 8-го корпуса, в который были сведены отряды Татаркина и Голубинцева бывшего Северо-Восточного фронта) — 2408 штыков, 1285 шашек.

Таким образом, под рукой командования было 20 965 штыков и 7780 шашек. Армии удалось сохранить 108 орудий и 441 пулемет.[65]

Качество отступивших за Донец и Сал войск было низким.

Большевистское командование подводило итог к 16 февраля (1 марта) 1919 г. За 4 месяца из 56 000 Донской армии (большевики, видимо, не брали в расчет «Молодую армию») открытое возмущение проявили 9000 (16 %), перешли на сторону большевиков 16 000 (28,5 %), были расформированы 15 000 (27 %), остались надежными 16 000 (28,5 %).[66]

На Круге новый командующий Донской армией генерал В. И. Сидорин говорил: «Весь Черкасский округ заполнен дезертирами со всех округов, и собрать их — задача чрезвычайно трудная».[67] Местные станичные власти не обращали на дезертиров никакого внимания. «Под шумок правящие сферы сплавляли из Новочеркасска свои семьи…».[68]

В феврале на вокзале в Ростове скопилось 800 раненых, которых не могли распределить по госпиталям. Всего раненых и больных насчитывалось 12 000, из них 30 % — симулянты.

Командование 14-й советской дивизии вспоминало: «Что ни дом — то лазарет, что ни амбар — то горы трупов. Страшный сыпной и возвратный тиф косил остатки Донской армии, заражая и наши части…».[69]

Главное командование армиями Антанты, изучая материалы о возможности интервенции в России, 6 марта 1919 г. дало Донской армии следующую характеристику: «Солдаты устали от борьбы, пали духом, наблюдается пассивное безразличие, растущая дезорганизация войск; недавние поражения, в результате которых Донская армия отступила к Новочеркасску, создают критическую ситуацию. Армия не способна к победе. Мало оснований для того, чтобы полагаться на нее при действиях в России».[70] Добровольческое командование, судя по всему, разделяло мнение союзников.

Советское командование в это же время, 8 марта, заявляло: «Донской армии, как боевой силы, не существует, фронт держится исключительно добровольцами». Всего на Донском фронте из 44 000 белых 17–18 000 были добровольцами.[71]

Однако уже 13 марта советское командование констатировало: «Отмечается решительная настойчивость Донского командования по воссозданию армии».[72]

Прежде всего, с выходом советских войск к железной дороге Лихая — Царицын и к линии Донца изменилось настроение местного населения. В этой местности уже имелся опыт жизни «под Советами», здесь весной 1918 г. уже шли бои с войсками Ворошилова. Кроме того, многочисленное местное крестьянское население, поддерживая красных, стало грабить казачьи станицы. Так произошло в станице Луганской: «Бери, бери, — говорили хохлы. — Цэ ж наше риднэ. Понаграбили козаки повнисеньки дома и сундуки усякого добра, но цэ все наше — бери…».[73]

Разведсводки красных стали все тревожнее: 5 (18) февраля «все бежавшие из плена единогласно свидетельствуют, что хохлацкое население сочувствует большевикам, казаки же настроены к ним враждебно».[74] Так, 10 (23) февраля станица Усть-Белокалитвенская приняла решение вооружиться всем и дать отпор советским войскам.[75] Но оказать сопротивление разрозненными станицами при бегущей армии было невозможно. Поэтому началось первое массовое отступление казаков, ставшее, правда, массовым лишь для некоторых станиц. И все же красная разведка доносила: 7 (20) февраля «все казачье население с приближением наших войск покидает от старого до малого свои хутора и станицы, оказывая совместно с регулярными казачьими частями отчаянное сопротивление».[76]

Подтягивалась дисциплина. Чтобы не раздражать раздетые и голодные войска, 7 (20) марта решением Войскового Круга были закрыты театры и кино, кафе и рестораны преобразованы в столовые, в общественных местах запрещались музыкальные и танцевальные вечера, закрывались все клубы, запрещались карты и лото.[77]

В Новочеркасске висели воззвания: «Не покидайте Тихий Дон!».[78]

Вслед за местным населением стало меняться настроение в войсках. 26 февраля (11 марта) штаб 9-й армии доносил, что с 15 февраля по 11 марта опрошено лишь 6 перебежчиков.[79]28 февраля (13 марта) штаб Южного фронта отметил: «Главным образом противник несет потери от боев, процент дезертирства заметно уменьшился».[80]

Восстановив в какой-то мере дисциплину и боеспособность и укрывшись за Донцом и Салом, донское командование оказалось перед проблемой наращивания сил, увеличения численности армии. Увеличить численность армии планировалось «вначале созданием партизанских отрядов учащейся молодежи и добровольцев казаков, потом путем постепенной мобилизации».[81] Когда положение восстановится, учащуюся молодежь планировали демобилизовать, что и случилось впоследствии.

вернуться

60

Оприц И. Н. Лейб-гвардии казачий Е. В. полк в годы революции и Гражданской войны. 1917–1920. Париж. 1939. С. 164.

вернуться

61

Цит. по: Сполох С. Указ. соч. С. 259.

вернуться

62

РГВА. Ф. 100. Оп. 3. Д. 331. Л. 320.

вернуться

63

РГВА. Ф. 100. Оп. 3. Д. 331. Л. 321.

вернуться

64

Там же. Л. 323.

вернуться

65

Бугураев М. Поход к восставшим // Родимый край. № 104. 1973. С. 14.

вернуться

66

Какурин Н. Как сражалась революция. Т. 1. М., 1990. Диаграмма.

вернуться

67

Хмелевский К. А. Крах красновщины и немецкой интервенции на Дону (апрель 1918 — март 1919). Ростов-на-Дону. 1965. С. 217.

вернуться

68

Добрынин В. Дон в борьбе с коммуной на Донце и Маныче (февраль — май 1919 г.). Прага. 1922. С. 11.

вернуться

69

Цит. по: Хмелевский К. А. Указ. соч. С. 220.

вернуться

70

Из истории Гражданской войны в России. М., 1961. С. 22–23.

вернуться

71

РГВА. Ф. 6. Оп. 2. Д. 9. Л. 102 об.-103.

вернуться

72

РГВА. Ф. 6. Оп. 2. Д. 9. Л. 122 об.

вернуться

73

ГАРФ. Ф. 1317. On. 1. Д. 10. Л. 28.

вернуться

74

РГВА. Ф. 100. Оп. 3. Д. 346. Л. 125.

вернуться

75

Там же. Д. 334(1). Л. 209.

вернуться

76

РГВА. Ф. 100. Оп. 3. Д. 346. Л. 141–142.

вернуться

77

ГАРФ. Ф. 103. On. 1. Д. 81. Л. 38.

вернуться

78

Из истории Гражданской войны в СССР. Т. 2. С. 605.

вернуться

79

РГВА. Ф. 192. On. 1. Д. 2274. Л. 110.

вернуться

80

Там же. Ф. 100. Оп. 3. Д. 334(1). Л. 230–231.

вернуться

81

Родимый край. № 103, 1972. С. 13.