— Ещё желающие есть? — поинтересовался Дрим?

Никто больше не вызвался добровольцем.

— Гирен подери, кажись я поспешил: спиной чувствую неладное, — сказал Дрим. — Не знаю даже, идея-то хорошая, но следует ли нам расставаться? Не знаю как там у вас, но чувство следящих за нами злобных глаз не покидало меня с самого утра ни на секунду…

— Да-да-да! — невзирая на боль, подтвердил Кич. — Этот взгляд меня и сглазил, вот почему я упал! Где же это видано, чтобы примы себе ноги на ровном месте ломали?!

— Брок, не иди, — разволновалась Тона и обняла мужа. — Глаза смотрят. Глаза плохо хотят нам. Не иди. Не иди любовь. Не иди.

— Даже я своей металлической задницей неладное чую, — подбросил пищи для размышлений Лароус.

— Не иди, любовь, не иди, — Тона вцепилась в могучую руку Брока и даже не думала отпускать.

— Камоорн, может ты это… передумаешь? — спросил Моррот. — А то у меня самого по спине холодок бегает.

— Да, я начинаю жалеть о своём мимолётном решении, — признался Дрим. — Разделяться не надо. Сделаем здесь небольшой привал и дальше пойдём. Все вместе. Ничего страшного, понесём Кича, а то что-то обленились мы тут все.

— Бирюк понести может, — предложил Кич, с надеждой глядя на волка.

Бирюк ответил ему недовольным рычанием.

— Тона не хочет. И я не хочу. Я останусь здесь, — пробасил Брок.

— Да вы всё преувеличиваете, — отмахнулся Камоорн. — И глазом не моргнёте, как я всё сделаю.

— Лучше бы ты всё-таки с нами остался, — предложил Дрим.

— Да не выдумывайте вы проблем лишних! Сколько тут идти? Я пошёл, в общем, — отрезал Камоорн и решительно устремился в путь.

— Камоорн! — воскликнул Дрим. — Не дури!

Но щуп пропустил его слова мимо ушных отверстий и продолжил идти.

«Слабоват Дрим в качестве командира, — в который раз отметила про себя Филика, — раз подчинённый так запросто решил ослушаться. Хотя… чем я лучше? Тос — так вообще отряд покинул…»

Дрим хотел было пуститься следом за скрывшимся за каменистым холмом Камоорном, но его остановила Джина:

— Пусть идёт. Сам захотел. Ты не в ответе за его поступок. Лучше присядь, отдохни. Вдруг он прав, и мы все тут только панику разводим?

— Хотелось бы, чтоб только панику, — пожелал Дрим и сел на землю, рядом с Бабочкой. — Ладно, если хочет — пусть идёт. Не знаю как у него, но у меня ноги за эти два дня устали порядочно. К тому же мы всю ночь не спали. Отдых лишним не окажется.

— Вот и я всем пригодился! — пошутил Кич, но его шутку по достоинству никто не оценил.

Съестных припасов оставалось совсем немного: едва хватило заморить червячка. Потянулось долгое молчаливое ожидание. Разговаривать никому не хотелось. Взоры путешественников выжидающе устремлялись за гряду холмов. Снимать броню никто не стал. Как выяснилось позже, это было правильное решение…

— Летит! — первым нарушил тишину Лароус. — А мы переживали!

И вправду, из-за холмов медленно всплыло тёмное пятно. Чем выше оно поднималось, тем чётче вырисовывались его очертания в лучах обеденного солнца, прорывавшегося сквозь просветы между тучами. Исполинские металлические крылья, величественно скользящие по волнам воздушных потоков, клювообразная головная часть, пронзающая тучи, осмелившиеся преградить путь, продолговатый скруглённый панцирь и поджатые к нему шарнирные посадочные конечности — Смертоптица летела к хозяевам.

— Не знаю… Чувство у меня такое… Словно кровь закипать начинает… — еле выдавил из себя побледневший, как известь, Дрим.

Его слова — предвестники беды…

Яркая вспышка ослепительного белого света. Донёсшийся следом чудовищный гром взрыва, страшным эхом отбившийся от близлежащих гор. Из панциря стремительно несущейся на скалу Смертоптицы рвались жадные языки пламени, следом тянулся шлейф густого чёрного дыма. Удар о скалу: вспыхнула ещё одна ослепительная вспышка. Дым и огонь! Летящие в пропасть осколки магомеханизма. Оглушительный гром ехидным вестником трагедии пронёсся по округе.

Путешественники с диким ужасом наблюдали за случившимся.

— Этого не может быть! Этого не может быть! Этого! Этого просто не может быть! Нет! Нет! Нет! Не может этого быть! — выкрикивал захлёстнутый горем Кич, давясь рвущимися из глаз водопадами слёз. — Не может! Не может! Нет! Камоорн! Нет! Не может быть! Нет! Я не верю! Просто не может!

Брок испуганно поглядел на Тону, потом на полыхающие осколки Смертоптицы:

— Я — должен быть там. Я — должен был мёртвый. Я — трус. Камоорн… — слёзы хлынули из суровых глаз люрта.

Остальные стояли молча. В жутком оцепенении. У кого лились горькие слёзы, кто просто стоял, не в состоянии переварить случившееся: только что на их глазах погиб Камоорн…

— Мерзостные ублюдки, убийцы моего мучителя и друга, наставника и истязателя, — неизвестно откуда раздался громкий высокий клекот стрека. — В Смертоптице должны были быть вы все, а не один жалкий и никчёмный щуп. Толку-то от него совсем не было.

— Парфлай! — взревел Дрим, готовясь в ту же секунду обрушить столб смертоносного пламени на врага. Но куда обрушить? Стрека нигде не было видно. — Покажи свою стречью морду! Покажи, чтобы я голыми руками содрал с неё кожу и хитин!

— Ишь чего захотел, — голос стрека, как и всегда, был лишён эмоций. Но сколько злорадства и подлости таилось в его словах! — Твоя магическая кровь сильна. Признаю — я тебе в прямом бою не конкурент. Потустороннее существо, жившее в отце моего учителя — одно из самых могучих, которые можно встретить во всём Главном Материке. Только сам Тризолус мог сравниться с ним. Ты, кстати, настолько же туп, как и наивен: имея такой потенциал, ты губишь его, не используешь на полную мощность. Думаешь, защищая тупорылых никчем, ты сделаешь миру лучше? Ха-ха-ха, — Парфлай рассмеялся сухим, пробирающимся в мозг костей смехом. — Слышал о научном трактате Чира Дорфина «О развитии и становлении жизни»? Приведу свою любимую цитату из него: «Жизнь — постоянная борьба. Виды, способные лучше приспосабливаться к изменениям в окружающей их среде, всегда вытесняли и будут продолжать вытеснять более слабые. Это неотвратимый закон, по которому существует всё живое с самой Точки Отсчёта».

— Ты — трусливая муха! — забрызгал слюной ослеплённый яростью Брок. — Ты — мёртвая падаль! Я — изодру тебя!

— Покажись! — крикнул Дрим. — Покажись, трусливый крылатый выродок! Только покажись…

Остальные насторожились, отложили эмоции в долгий и тёмный ящик души, приготовились к бою. В том, что придётся сражаться — сомнений ни у кого не возникало.

— Так вот, про трактат Дорфина… — продолжал речь Парфлай. — Спася никчемную сошку — будь то прим, человек, люрт и так далее — вы ей не помогаете. Наоборот, продлеваете её ненужное существование. Если ей не хватает сил постоять за себя — она рано или поздно подохнет. И вся ваша так называемая «доблесть» и «защита слабого» — лишь бобросу под хвост. Ненужные усилия.

— Ну, так раз ты такой сильный, — с вызовом выкрикнула Филика, — почему не объявишься? Почему не сразишься с нами? Не вытеснишь нас на правах сильнейшего?

— Ох, моя любимая наивная наёмница, ты всё не так поняла, — высокий клекот Парфлая звучал более чем зловеще. — Сила, безусловно, играет огромную роль. Но, когда её недостаточно — применяется хитрость. И, скажу по секрету, её у меня, в отличие от вас, в достатке.

— Подлая летучая мерзость! — не выдержала Джина. — Болтливый таракан! Покажись или иди прочь! Сгинь! Сдохни!

— Да, ты права, — согласился Парфлай. — Пора прекращать наш увлекательный разговор. Перед вашей смертью я полагаю, было бы досадно не рассказать вам о моей гениально составленной ловушке, в которую вы попали. Словно детей доверчивых, Смертельных Ищеек наслал на вас, чтобы отвлечь от основного замысла. Разумеется, вы бы перебили их, но прихотливая Судьба распорядилась иначе… В любом случае, они выполнили своё мелочное предназначение — хоть и на мизерную долю, но ослабили вашу бдительность. Знакомства, разговоры, выяснения — всегда отвлекают. Кстати, не думайте, что всё так просто сложилось: три года я не свожу с вас глаз. О каждом вашем действии, о каждом передвижении — шпионы докладывают мне. Вернее, докладывали. Вскоре в этом отпадёт нужда.