Восставшие из мёртвых не спешили выполнять приказания Парфлая. Они окружили скелета с черепом рогатого животного на черепе и принялись говорить на непонятном, странном, повергающем в замешательство и трепет языке, вырывавшемся из алеющих магическим пламенем глубин их разверзнутых пастей.

— Я приказываю вам убить их, — потребовал Парфлай, взобравшийся на холм. Пуля Филики задела его правый бок: задела не серьёзно, но правое крыло парализовало, лишив стрека, хоть и на время, возможности летать.

О том, чтобы открыть огонь по показавшемуся на линию выстрела Парфлаю что Кич, что Филика — даже думать не осмелились. Выстрел уж точно обратил бы на себя внимание древних чудовищ.

Ожившие скелеты проигнорировали приказания стрека и продолжили совещаться.

— Я ведь сказал, что приказываю убить их! — всё клекотал Парфлай.

— Что за назойливая муха здесь разжужжалась? — понятным всем языком спросил скелет с черепом рогатого животного и посмотрел себе под ноги, возле которых стоял Парфлай. — За годы заточения в потустороннем мире я выучил этот никчёмный язык, но это не значит, что теперь буду слушать на нём приказания. Кто ты такой, чтобы отдавать команды самому Дихуфхуру, королю всех Южных Земель?

— Я Парфлай, прямой продолжатель деяний Тризолуса Первого — великого завоевателя и творца, — представился стрек. — Я вернул вас из потустороннего мира затем, чтобы вы выполняли его начинания, прислуживая моей воле.

— Тризолуса Первого, говоришь? — задумался Дихуфхур. — Виделся я с таким в потустороннем мире. Сильная душа. Такой бы, служа под моим началом, мог стать знатным генералом. Но, как мне помнится, кто-то востревожил его душу и вырвал её обратно в смертный мир. Не ты ли это был, назойливая муха?

— Да, так же, как и ваши души, я вернул и его, — отвечал Парфлай. — Только ваши души я вернул в ваши кости, а его душу — заточил вот в этом аметистовом кристалле, — стрек показал подвешенный на шею аметистовый бюст учителя.

— Зачем ты заточил душу своего хозяина? — вопросил Дихуфхур. — Почему не вернул ему тело?

— Верни я ему тело — он вновь сделает меня помощником, — признался Парфлай. — А так — я сам себе командир. И волен выполнять его грандиозные планы по своему усмотрению.

— То есть, ты предан его идеям, но его самого ты предал? — спросил Дихуфхур.

— Да, так у нас принято… — подтвердил Парфлай. — А теперь кончай расспросы и иди, уничтожь вон тех мыслящих. Это они убили Тризолуса.

— Наш прекрасный мир сейчас населяют ничтожные твари, способные предавать своих лидеров! Теперь я понимаю, почему жители потустороннего мира едят их души… Никто из них не достоин жизни! — громом разнёсся голос Дихуфхура. В ту же секунду он обрушил свою громадную костлявую ножищу на Парфлая, размазав того по каменистой земле, что таракана.

Дихуфхур выкрикнул несколько отрывистых слов на чудовищном языке, и скелеты древних мыслящих все как один устремили взоры на Дрима и его команду. Некоторое время ничего не происходило, но затем исполинские скелеты ринулись в атаку. Вначале медленной, а потом всё ускоряющейся поступью они приближались к своим жертвам.

— Бежать! — крикнул Дрим и помчался прочь. Все ринулись за ним.

Сказывалась усталость путешествия и только что пережитого боя с техномонстрами Альчирона. Беглецы побросали походные сумки. Но это мало чем могло помочь… Самый быстрый из скелетов настиг путешественников. Магических сил ни у кого не оставалось. Кич, всё так же сидевший на спине Бирюка, давно успел перезарядить мушкет и расстрелял всю обойму в злобное наследие дикого прошлого. От пуль в черепе и рёбрах скелета остались внушительные дыры. Но это, кажется, только разозлило древнего воина.

Скелет настиг Дрима, занёс правую руку и с дикой мощью обрушил её. Дрим в самый последний момент успел отскочить в сторону: массивный кулак по локоть ушёл под землю. Не долго мешкая, Плувер рубанул мечом по костяной ноге. Кость оказалась довольно прочной, но перед клинком из Стальни не устояла. Тем временем скелет вытянул руку из земли, вырвав за собой сыпучий столб камней и песка, и вновь занёс её для удара. Но Дрим срубил оставшиеся две ноги, и чудовище повалилось на землю. Нужно бежать — на подходе новые ископаемые твари.

Дрим пустился вдогонку за не остановившимися товарищами: то ли они не видели, что враг настиг командира, то ли решили, что он и так справится (или с ним справятся)…

Держась за шерсть волка, Кич обернулся назад и с ужасом увидел, как сражённый Дримом скелет вновь поднялся на обрезанные ноги. Ему трудно идти: то и дело он спотыкался, обрубки костей застревали в земле и чтобы извлечь их оттуда, нужно было прикладывать не малые усилия, но не трудно догадаться, что бой это чудовище вести было способно. Неужели этих тварей невозможно уничтожить?!!

Потусторонние скелеты настигали!

Смертоносная орда светящихся кровью оживших мертвецов…

М-н-е-о-ч-е-н-ь-о-д-и-н-о-к-о, — сотряс Горы чудовищный, неживой и не мёртвый голос, отдающий чем-то металлическим до истерической дрожи в коленях, — Н-е-о-б-и-ж-а-й-т-е-м-о-и-х-г-о-с-т-е-й-о-н-и-у-м-е-ю-т-у-б-и-р-а-т-ь-о-д-и-н-о-ч-е-с-т-в-о-м-н-е-о-ч-е-н-ь-о-д-и-н-о-к-о.

В тот же миг случилась вспышка, подобная зениту тысячи солнц. Продлилась она секунду, но в этой секунде была целая вечность.

Вспышка прошла, оставив удивлённо озирающихся скелетов древних воинов наедине с самими собой. Преследуемые ими мыслящие исчезли.

Глава 21

Прощальная трапеза

Труп женщины, похожей на Филику, лежал у стены и заполнял камеру гнилостным, чуть сладковатым запахом смерти. Тартор стащил её с матраца сразу же, как ушли мучители. Обещанную еду так и не принесли. От голода сводило желудок. Спасительные мысли о каннибализме наёмник отгонял как только мог.

Шакалы в этот день уже не появлялись.

Запах был невыносимым: даже несмотря на то, что нос человека (в отличие от носа прима или крота) со временем способен привыкнуть к очень многому. Постоянно подкатывали рвотные позывы. Но рвать, увы, было нечем.

В дверную щель не переставали глядеть упивающиеся страданиями Тартора глаза.

Заключённый перевернул матрац на другую сторону и лёг. Уж сильно не хотелось лежать на той стороне, на которой лежало мёртвое тело. Да вообще, не хотелось находиться в одном помещении с трупом. Не хотелось — очень и очень мягко сказано… Лучше бы, разумеется, вообще подальше от «смертельной камеры» и от злополучного для Тартора Сара километров этак на сотню-другую.

Тартор попытался заснуть, но дикий голод и нараставшая боль в голове не давали этому случиться. Мысли о каннибализме всё сильнее сверлили голову радужными оправданиями. Что, собственно, в этом плохого? Неужели лучше умереть страшной голодной смертью, чем переступить через мнимый барьер каких-то там моральных устоев? Да и Тартор, по большому счёту, наёмник. А наёмники, как это всем известно, многие моральные устои переступают. Так что же в этом сверхъестественного? Перед ним лежат десятки килограмм съедобного мяса и жира. Кости и внутренности… Кстати, из голенной кости выйдет отличная дубинка! Можно будет ей размозжить череп кому-нибудь из мучителей! Как ведь всё хорошо складывается: и еда, и оружие! Судьба прямо-таки балует Тартора!

Наёмник было уже принялся вставать с матраца, но то ли из-за слабости в руках, то ли ещё из-за чего-то, он остался на месте.

Да что же это такое? Что, всё-таки отличает мыслящего от зверя? Моральные устои? Да, в принципе, они есть и у многих животных. И, кстати, они им следуют куда чётче, чем многие из мыслящих. Дигры, к примеру, славятся своей свирепостью и жестокостью. Но между собой они выясняют отношения без применения зубов, когтей, ороговевших наконечников хвостов и кислотных желёз: часами, а то и днями, они теснят друг друга в танце борьбы. И при этом не проливают и капли крови соплеменника. А если вдруг кто-то и найдётся среди них, нарушивший это неписанное правило — нападут всем стадом и, разумеется, разорвут наглеца на мелкие кусочки. Даже слопры живут по правилам. Обычно они обитают целыми стаями в громадных пещерах. И, какой громадной не была бы стая, подчиняются все воле одной доминирующей самки!