— Черт, так это ты… перепугал до смерти… — пробормотал Серафим с дрожью в голосе и нервно рассмеялся.

— Устал, как собака… весь день на ногах… просто нет сил… — Дуров сел, тотчас же и привскочил… — Сразу хочу предупредить, что Кальмана не будет… он в бегах… — Дуров коротко хохотнул.

— Ну и что будем делать?..

Они долго совещались, хватались за разные планы, один другого фантастичнее, наконец, остановились на самом невероятном. Дуров надел рыжий парик, плащ, примерил велюровую шляпу, очки с дымчатыми стеклами. Соблазн рискованной игры уже увлек его.

— Узнаешь?..

— Ну, просто вылитый Иосиф, только чуть меньше ростом… — Серафим сощурился. — Нет, все это слишком рискованно… постой, куда ты?..

— К черту… — обиженно проговорил Дуров. Странный звук в коридоре остановил его. С шумом распахнулось окно. Опрокинулась ваза с мелкими желтыми цветами. Ржавая вода растеклась по подоконнику.

— Ну, вот, кажется, накликали черта… — По спине Серафима пробежал холодок.

Кто-то три раза постучал в дверь. Дуров, крадучись, подошел к гардинам, укрывающим дверь, и слегка приоткрыл их. Дверь была распахнута настежь, а на пороге стоял странного вида господин в потертом клетчатом пиджаке. В полутьме глаза его жутко поблескивали.

— Кажется, я ошибся дверью, извините, потревожил зря… — Незнакомец принужденно улыбнулся. Лицо кошмарное, глаза обведены красным, горло стянуто шелковым, пурпурным шарфом.

Дверь сама собой захлопнулась и воцарилась тишина. Неожиданно тихо пискнула кукла в вертепе, за блекло-красным ситцем. Дуров обернулся, попытался вспомнить лицо посетителя. Странно, он не мог его вспомнить.

— Я же тебе говорил, с этим не шутят… — Серафим запрокинул голову. Некоторое время он рассеяно разглядывал потолок. — Ты что-нибудь понимаешь?..

— Нет… — отозвался Дуров и зевнул в голос…

— Я так и думал…

— О чем ты?..

— Как-то странно, да?.. пришел, ушел…

— Ну и что?..

— Тебе не кажется это странным?..

— Нет, не кажется… просто он ошибся дверью, со всяким может такое случиться…

— Это же не кто-нибудь, это Фома…

— Да?.. ну и вид у него, как будто его пытали…

— У него всегда был такой вид, ты просто уже не помнишь…

— Ну, да, конечно, не помню и не знаю, что он жил в седьмой квартире, а я в девятой и что его сестра, эта мадам с зелеными глазами, еще в детстве разбила мне все сердце… как же не помню, все помню, было это осенью, я только что вернулся с гастролей по провинции, смотрю, дверь не заперта, вхожу в комнату и что я вижу… на моем месте в углу дивана лежит какой-то тип, как осьминог… что делать?.. закрыть глаза на такое предательство?.. тут и она появляется… увидев меня, замаскировалась улыбкой… она была в довольно просторном халате с накладными карманами и с бахромой… полы слегка расходились, и она пыталась поймать пояс… я стою, проглотив аршин… на ногах и руках как будто кандалы тонны по три, а может и больше… нет, лучше не вспоминать… надо что-то выпить, ты как?..

— Я не против…

— Что будешь?..

— Все равно…

— Ну, так вот, словно помимо воли трогаюсь с места… тут вот оно и вышло, что вышло, как назначил кто-то… потом исправительная колония для малолетних преступников… мне же было всего 17 лет… через семь лет мы встретились… смотрю, она стоит у ларька в очереди за керосином… она или не она?.. вроде она… глазам своим не верю… Боже, неужели это она, та, о ком я мечтал каждую ночь в колонии?.. лицо расплывшееся, волосы крашенные хной, под глазами круги… я стою, потею… она жмется ко мне, жалуется, мол, живет одна, муж умер… в общем-то, говорит, он был довольно милый человек, застенчивый и робкий от природы, относился к ней, как к дочери и писал доносы, настоящие поэмы, нарочно изменял почерк на детские каракули… я слушаю ее и думаю, порция мышьяка и всему конец… что-то такое она прочла у меня в глазах… да-мда, такой вот сюжет… — Дуров сжал лицо.

В комнате потемнело. Узкая, багровая полоса перечеркнула небо за окном.

— Мне кажется, кто-то маячит под окнами… пойду посмотрю…

Некоторое время Серафим сидел и ждал. Он еще надеялся, что Дуров вернется, потом допил вино и вышел на улицу. Свернув за угол, он наткнулся на Инспектора.

— Ага… кто такой, фамилия, адрес, где проживаете…

— В чем, собственно, дело?.. — Серафим испуганно попятился.

— Ясно, без определенного места жительства…

— Нет, нет, позвольте мне объяснить, вы не правильно меня поняли, вот мои документы… — Серафим вытащил из кармана смятый листок. — Черт, это не то…

— Что это?..

— Это… — Серафим понизил голос. — Это записка от женщины… тут замешана женщина, насколько я знаю… сердечные осложнения, полное крушение жизни… все, я молчу, я уже нарушаю обещание…

— Опять женщина?.. в таком случае вам придется пройти со мной…

Час или два Серафим провел в камере. Около полуночи его выпустили, после непродолжительных переговоров с дежурным офицером. Дежурный офицер даже пожал ему руку и извинился. Все это показалось Серафиму несколько странным.

«Напоминает спектакль… впрочем, не важно, как бы там ни было, а я оказался на свободе… опять на свободе…» — думал он пробираясь в лабиринте коридоров к выходу. Дверь захлопнулась за его спиной, и его окружил мрак. Вдруг во мраке что-то блеснуло, обрисовалась фигура незнакомца, в руке которого Серафим увидел нож. Он уклонился. Незнакомец промахнулся, попал в стену. Нож выпал. Завязалась борьба. Падая, незнакомец ударился виском о выступ стены и затих. Серафим склонился над ним.

«Боже мой, он хотел меня убить… черт, кажется, я вывихнул плечо… создается такое впечатление, что я кому-то мешаю…» — Серафим обыскал карманы незнакомца и нашел пропуск, подписанный Иосифом.

Послышался странный шум. Серафим поднял голову. К нему отовсюду слетались вороны.

— Вот твари, почуяли… надо уходить… я здесь уже не нужен… вряд ли я смогу ему помочь… — С крыши на лицо незнакомца капала вода. Глаза его были открыты. Серафим закрыл ему глаза. — Все кончено…

Светало. Серафим шел и шел по призрачным в этот час улицам, миновал изрытую площадь, свернул в проулок и направился вдоль багрово-черной Ленивки, в которой чуть заметно качались отражения, зубцы стен, шпили Башни.

Из-за шпилей Башни выплыло солнце, ослепило. Серафим сощурился. Мимо, гремя помятыми крыльями и разбрызгивая грязь, промчался лимузин. В окне лимузина мелькнул профиль Иосифа.

— Стой… — закричал Серафим и, пробежав несколько шагов, остановился. Он задыхался. — Проклятая астма… — Тяжело дыша, он опустился на траву.

Из зарослей, озираясь, вышел Фома.

— Ба, вот так встреча, — заговорил он, — и надо же, где встретились… вы знаете, что это за дом?.. это приют для умалишенных… — на лице Фомы проглянула улыбка.

Мимо пробежал незнакомец в очках с дымчатыми стеклами. Забежав на мост, он перевесился через перила. Еще двое агентов с баграми плавали внизу в лодке. — Что если пощупать там, в камнях… — сказал незнакомец. Агенты опустили багры и, изгибая спины, направили лодку чуть ниже по течению.

— Тут одни водоросли и лягушки… нет, кажется, зацепили что-то…

— Подождите меня… — Незнакомец в очках с дымчатыми стеклами перебежал мост и по каменистому скату соскользнул вниз, к воде. У его ног всплыл труп утопленника. — Дай мне багор… — Багром незнакомец вытащил утопленника на берег.

— Интересно, кто этот несчастный?.. — Серафим привстал, пытаясь рассмотреть лицо утопленника, укрытое тонкой сквозистой тиной.

— По всей видимости, он был не простым человеком, иначе здесь не крутились бы агенты… — сказал Фома.

— Агенты?.. — переспросил Серафим и обернулся. На месте Фомы темнела лишь примятая куча листьев…

34

Опять начался дождь. В пелене дождя Моисей увидел Серафима и попытался подать ему знак, но все напрасно. В отчаянии он даже разбил стекло и порезался. После приступа исступления, как это бывало с ним почти всегда, наступило странное безразличие. Моисей стоял у окна и рассеянно, уже невидящими глазами, следил за тем, как агенты или служащие похоронного бюро, грузили тело утопленника в машину.