— Мы теперь котируемся, — насмешливо заметил он.

— Не мы, а наша копчёная рыба, — уточнила Маня. — Ни у кого такой рыбы не получается, как у нас. И делают все одинаково, а у нас лучше всех.

— Вот нам только копчёной рыбы, для полноты счастья не хватало, — разозлился Димон. — Делать больше нечего!

— Тут уже дня целого не хватает на все Сидоровы прожекты, а ему ещё и рыбу подавай.

— Кто говорил, что зимой отдохнём, когда весной пни корчевали. Ты? — обличительно указал он на Сидора пальцем. — Кто это говорил?

— Да. Да, — поддержала его недовольная Маня. — Я тоже это помню. Он и говорил! А сейчас что? Бедному Корнеюшке, мало двух сотен солдат на учебку, так ты хочешь ему ещё триста новобранцев на шею повесить? А до кучи тебе ещё и рыбки захотелось? — продолжала бушевать Маня. — Изверг. Эксплуататор. Куркуль!

— Во! Я всё поняла, — обрадовалась Маня. — Ты, Сидор, куркуль. Тебе всё мало. В кладовке валяется три рюкзака жемчуга дармового, а он одной жемчужины не выделит, чтобы людям заплатить, всё на нашем горбу норовит выехать. Бедный Корнеюшка аж похудел совсем. Один нос остался.

— Ну да, — Сидор критически оглядел за последнее время широко раздавшуюся в стороны фигуру Корея. — Закабанел только чутка, а так ничего. Правда, нос ещё…

— Ну, всё. Хватит! — оборвал разговоры о себе, красный как рак Корней. — Идею с горными стрелками я принимаю. И если профессор не против, то завтра же приступаю к формированию нового отряда. Думаю, что желающих на это будет полно. Горы рядом. Ящеры, те же, постоянно в горах прячутся, ежели их прижимают. Так что горные стрелки, нам действительно нужны. Вы как, профессор?

— Я с радостью, — согласился профессор. — Вспомню молодость. Правда, толку от меня сейчас немного, но все методики подготовки, прекрасно помню. А что не помню, то и придумать не сложно.

— А я? — возмутился Димон. — Мне что? Снова на пни? Мне тоже надоело. Я теперь что, не человек, что ли?

— А ты, золотце моё, — умильно улыбаясь, проговорил Сидор, — будешь пещеру, вместе с профессором исследовать. Надо ход наружу сыскать, а одному там находиться нельзя. Опасно. А параллельно будешь надзирать за корчёвкой.

— А я тебя, так уж и быть, на скалах поднатаскаю, — добил его Корней. — Чтоб не скучал. А то, я посмотрю, вы все пообленились. Справу воинскую забросили. На чудо надеетесь? Или на то, что пронесёт?

— Не пронесёт, — закончил Корней. — И я, этому, помогу.

И помог. Да так, что Димон, уже к концу первой недели с тоской вспоминал о тех блаженных временах, когда он сам или вдвоём с регулярно заскакивающими к нему в гости Сидором или профессором, неторопливо, с длительными перекурами и разговорами за жизнь неторопливо занимались корчёвкой пней в долине.

Теперь хоть и краткие, но ежедневные походы на обследование пещер, составляли его единственный дневной отдых.

В остальное время суток, его, по настоянию профессора, заявившего, что бойца можно выучить только в строю, перевели на казарменное положение.

Теперь даже Сидор, понявший, какого зверя они разбудили, выявив в старом профессоре ветерана прошедшей войны, с опаской заявлялся в долину, справедливо полагая, что эти двое, профессор с Корнеем, доберутся скоро и до него. И никакое якобы руководство работ, его уже не спасёт. Пока Сидора спасало лишь то, что эти оба два деятеля пока не сформировали толком новый отряд, да большой объём работ по картографированию пещер, свалившийся на Димона с профессором.

Сколько времени они на это потратили — ужас. Профессор, взвалив на себя основное бремя по обследованию новой пещеры, каждый день понемногу, по чуть, чуть методично наносил на карту всё новые и новые залы и проходы, ходы, закоулки.

И даже не смотря на его дотошность, не было никакой уверенности, что чего-нибудь он не пропустил. Слишком велик был объём работ и очень уж мало времени он мог этому уделить. Хоть и регулярно.

Все помогали им по мере возможностей. Особо усердствовал Димон. Истосковавшись в одиночестве, сидя в уединённой долине, вдали от людей, общества, пива, наконец-то, его душа тихо взбунтовалась, требуя выхода энергии, бурлящей в этой неугомонной натуре.

На пару с профессором, они составляли кроки, и копались, копались в галереях, нанося на план всё новые и новые залы и проходы.

Пока не выяснили, что всё! Больше, ничего не было.

Неделя ушла на составление карты. На проверку и уточнения, ушла ещё неделя.

На удивление, нашли даже кое-что новое, пропущенное.

Нашли какие-то странные, непонятные участки в пещере со светящимся то ли мхом, то ли какой-то плесенью. Ничего подобного никто из них раньше не встречал. Может, конечно, это была и не плесень, но светилась, дрянь такая, и была противная на ощупь. Но, главное — воняла она как плесень. То есть — никак.

Эта…. "плесень" давала слабый рассеянный свет, которого вполне хватало лишь для того, чтоб только не споткнуться о камни. Для нормальной работы в подземелье её было не достаточно. Но с ней и не было полной темени, что тоже не плохо.

Сидор, первый раз увидев это чудо природы, выразился предельно информативно:

— Ну ни х…я себе, — тихо выругался он, невольно впадая в ступор. — Такого я раньше даже не представлял.

— А что бы его не расселить? По стенам. Всё не такие сумерки в подземельях.

— А если это паразит какой? Вдруг он может поселяться и на человеке? — изрёк тут же глубокомысленную мысль Димон.

Димон, в отличие от профессора сразу сообразил на кого падёт тяжесть расселения плесени и потому постарался принять превентивные меры. С инициативами Сидора, особенно выполняемыми не им, а другими, следовало сразу начинать бороться любыми, порой самыми жёсткими методами. Иначе с ним было не справиться.

— А как мы его назовём? — не обращая на его бухтение внимания, воодушевился Сидор.

Мысль о возможности оставить свой след в науке, в названиях новых, неизвестных местной науке растениях необычайно его вдохновила.

— Светящийся лишай, — мрачно буркнул профессор.

Как и Димона, его не отпускала мысль, что Сидор повесит им с Димоном на шею ещё и расселение этой гадости по галереям. В городе у него и так осталась куча неоконченных, отложенных на неопределённое время неотложных дел, а этот…

Профессор бессильно покосился на лучащуюся буквально счастьем физиономию Сидора. Слава первооткрывателя по праву принадлежала ему, и все потаённые мысли новоявленного первооткрывателя аршинными буквами отпечатались на его физиономии.

— Открыватель, блин, — сердито проворчал он. — Хрен тебе, а не имя в науке.

— Лишай и всё! — отрубил он, хороня навеки мечты Сидора.

Профессор почувствовал полное удовлетворение, глядя, как лицо Сидора вытягивается от разочарования. На миг у него в душе ворохнулось чувство жалости к нему, но безжалостной рукой опытного бюрократа, он задавил эти слабые поползновения. Сидора следовало держать в чёрном теле, тогда от него был хоть какой-то толк. В противном случае, он тут же, как и Димон очень быстро скатывался к откровенной лени и снова раскочегарить его, на что либо, было трудно.

— Слыхал я от местных шишкобоев о чём-то подобном, — окончательно добил он мечты Сидора. — Когда по осени ездят в горы шишку кедровую бить, порой им в пещерах, где в основном и складируют орех во время заготовок, им такое встречается. Редко, но попадается.

— Кстати, они же говорили, что лишай этот и расселять можно. Только непонятно он как-то растёт. Где хорошо, а где и не очень.

— Ну так что, возьмётесь, — бодренько повернулся к ним Сидор.

У Димона тоскливо заныло в груди. Судя по физиономии профессора, его обуревали похожие чувства.

— Ну, — уныло прокашлялся он от чего-то, попавшего в дыхательное горло, — раз по-иному нельзя…

В общем, как он и подозревал, возиться с лишаём придётся ему. Даже профессор предал его, сославшись на давно отложенные в городе дела и откосив.

Единственно, пообещал всё же закончить вместе с Димоном карту подземелий, тем более что там такое вылезло…