— В процентном отношении составляют не более восьми-девяти процентов от общего числа мужского населения края. Числено, довольно значительная группа мужчин.

— Тип четвёртый — лидеры:

— Самый немногочисленный тип мужчин в Амазонии, исчезающе незначительный. Составляет не более одной сотой процента, а то и того меньше, — усмехнулся невесело он. — В отдельные периоды насчитывает вообще считанные единицы, не дотягивая даже и до этой величины. Бывали времена, когда не было и этого процента.

— Активно истребляется самими амазонками, — тихо уточнил он. — Принадлежность к данной группе на этих землях смертельно опасна.

Вот уже две с половиной недели караван молодой амазонки путешественницы медленно двигался по землям Амазонии. Старательно маскируясь под небогатую, но с достатком семью простой амазонки, сцепив зубы, и стараясь не ввязываться ни в какие местные разборки все мужчины в караване стоически переносили моральные тяготы недолгого, но до смерти опостылевшего уже пути.

И единственное что их ещё сдерживало, так это то, что выражение 'до смерти…' было в этих землях отнюдь не фигуральное.

Но что их пока спасало, так это правильно выбранный по совету Корнея внешний облик и демонстративно робкое, послушное поведение всех мужчин в караване. Но и во многом им помогла странная, запутанная история, приключившаяся с ними на самых северных границах этой территории, в самом начале пути.

Маня, в самом начале пути, в каком-то пограничном кабаке, не привыкнув ещё к своему новому статусу амазонки, и не воспринимавшая его всерьёз, сильно прокололась, разболтавшись в компании местных девиц, о своём высоком статусе, о том, да о сём. За это теперь молча и страдала, периодически выслушивая подколки товарищей, иронизирующих по поводу её тогдашнего поведения.

— Да, — периодически смущённо чесала она в затылке, весело глядя на друзей. — Страшно даже и вспоминать чего я тогда наговорила.

Даже сейчас, спустя столько времени после того, как они поспешно покинули тот кабак, стараясь как можно быстрее скрыться из тех мест, вся сцена пьяного загула стояла у неё прямо перед глазами, как живая….

— Вы что думаете, — пьяно уставившись на своих застольных собеседниц и тщательно подбирая ускользающие от сознания формулировки, с трудом выговаривала слова Маня. — Мы из Кова, сухие бабы? — Нет! — пьяно помахала она перед носом собеседниц пальчиком. — У меня целых три мужика под рукой ходит. Всё делают, что скажу. И даже не пикнут. Чуть только вздумают возмущаться, как я их раз! — Маня резко взмахнула рукой и, пошатнувшись, чуть не свалилась тут же под стол.

— Они у меня, вот где сидят, — помахала она перед носом своих собеседниц сжатым кулачком, старательно пытаясь выпрямиться. — Вы не смотрите, что я сама такая… Такая тонкая и нежная. Я, о-го-го! — Маша попыталась, было подняться, упираясь обоими руками в столешницу, но, не выдержав веса собственного тела, рухнула обратно на скамью.

— А, — безразлично махнула она рукой. — Что говорить. Это видеть надо.

— Кофе мне! — неожиданно рявкнула она в полный голос и обвела посетителей трактира абсолютно пустым и невменяемым взглядом. — В пастель! — тихо добавила она и рухнула лицом на стол….

Робкие лучи солнца проникали в закрытые глаза Мани и раздирали голову страшной, тупой болью. В голове было пусто, как в пустыне Сахаре. И так же как там, очень хотелось пить.

— Где я? — тихо, на грани слышимости, прохрипела Маня, пытаясь поднять тяжеленную голову с чего-то мягкого и нежного, что находилось под ней.

— Это называется трактир, — раздался у неё над головой смутно знакомый Мане голос.

— Ты хто? — глядя на незнакомца, сидящего рядом с кроватью, хрипло поинтересовалась Маня, мучительно пытаясь вспомнить, где она могла его видеть.

— Твой муж, — флегматично ответил незнакомец, глядя на неё пронзительными ясными глазами, в глубине которых явственно проступала насмешка.

— Врёшь, мерзавец, — прохрипела Маня, старательно и судорожно пытаясь вспомнить, не успела ли она вчера ещё и выскочить замуж.

— Сама сказала, — теперь уже откровенно насмехался незнакомец.

— Я?! — ошарашено уставилась на него Маня и от неосторожного движения схватилась за голову, пронзённую острой, резкой болью. А потом, ещё раз внимательно присмотревшись, повторила ещё раз. — Врёшь, мерзавец. Этого не может быть. Я не замужем. По крайней мере, так было ещё вчера, — добавила она чуть погодя, не чувствуя, впрочем, особой в этом уверенности.

— Вот именно, — усмехнулся незнакомец. — Вчера ещё нет, а сегодня — уже да.

— Так ты, — Маня заполошно начала себя ощупывать, пытаясь судорожно понять, не произошло ли за прошедшую ночь нечто такое, чего бы ей совершенно не хотелось. — Убью, сволочь, — мгновенно зверея, хрипло проговорила она, заметив на себе расстёгнутую сорочку и отсутствие на себе давно ставших привычными брюк.

— Да не боись ты, — раздался с другого бока ещё один смутно знакомый ей голос. — Никто на твои сокровища не покушался. Так что можешь пить спокойно свой кофей и пора сваливать. А то ты так засветилась вчера в этом кабаке, что разговоров о нас хватит местному населению, минимум на полгода. В общий зал уже нельзя выйти, как все пальцем начинают тыкать. И ладно бы тыкать…

И тут перед Машиным взором предстал вышедший из-за спинки кровати её давний знакомец Сидор, а за ним она увидала ещё одну прекрасно ей знакомую физиономию Димона, так же, как и Сидор, чему-то откровенно ухмыляющемуся.

— Вы что тут делаете? — как-то неуверенно спросила их Маня, не представляя совершенно, где она находится, и что вообще тут происходит.

— Мы что, притащились на какой-то слёт? Здесь что, очередная реконструкция? — глядя на Сидора абсолютно чистым и незамутнённым ни единой мыслью взглядом, тихо поинтересовалась у него Маша. — А это? — неверяще, она уставилась на сидящего прямо перед ней незнакомца.

— Это Корней, — сказала она каким-то холодным и безразличным голосом. — А здесь, никакая не реконструкция, — посмотрела она на лежащий, на стуле рядом с её кроватью, так хорошо ей знакомый, местами с обколотым ложем арбалет и рассыпанные рядом с ним её личные, с красной меткой болты.

— А ты Маша из Кова, — неожиданно заговорил сидевший напротив мужик. — Амазонка и владелица троих мужей, везущая богатый караван куда-то на юг, по своим нуждам. А точнее двух мужей и одного телохранителя, которого порой также пользуешь в качестве своего мужа. Для разнообразия, — пояснил он, чуть улыбнувшись. — Когда бывает к тому охота.

— И не спорить, — резким и неприятным голосом пресёк он попытавшуюся что-то недовольно возразить Машу. — Ты, благодаря своей пьяной болтовне, приобрела необычайно высокий статус в их обществе, — кивнул он в сторону предполагаемой двери. — И не вздумай его нарушить, пытаясь, что-либо кому объяснить. Для всех, мы твои мужья. Все трое! Профессор твой больной отец, которого ты любишь трепетно и нежно, и теперь везёшь заболевшего на море отдыхать и погреться на тёплом песочке.

— И не вздумай это открыто оспорить! — жёстким, холодным тоном тихо обрезал он её очередную попытку что-то возразить. — Иначе нас просто убьют, тут же. И никакое моё мастерство, или ваша стрельба из арбалетов, нас не спасут. Тут народ суровый и на расправу скорый. И их тут много. Чихнуть не успеем, как вздёрнут за шею на ветку. А то и на кол не сочтут за труд посадить. Не шути с этим.

— Это я что? — злобно посмотрела на него Маня, начиная приходить понемногу в себя. — Может, я ещё должна и демонстративно, на глазах у всех, ещё и спариваться со своими мужьями, всеми тремя одновремённо?

— Жить захочешь — спаришься, — жёстко отрезал Корней, глянув на неё злым, полыхнувшим гневом взглядом. — Но, к нашему счастью, в настоящий момент это совсем не обязательно, — тут же поторопился он её успокоить. — Здесь это, как раз, никого не интересует. Но, официально, перед всеми, статус твой и свой мы будем поддерживать. Так что вставай, пей свой кофий и не вздумай забыть, кто ты такая есть. Веди себя соответственно.