Старуха затолкала Аленького Цветочка в полутемный шалашик, на пороге Аленький Цветочек споткнулась обо что-то круглое и упала. Прямо в кучу капусты упала — вот что, оказывается, здесь хранится. Снаружи доносились вопли:

— Давай, лесбиянка старая! Вдуй ей как следует!

— Да ей нечем вдувать!

— Будто тебе есть чем! Покажи свой огрызок!

— Открывай рот, покажу!

— Ха-ха-ха!

Аленький Цветочек попыталась встать, но капустные кочаны под ее руками соскальзывали и рассыпались.

— Лежи, дура! — прошипела самка. — Ты чего творишь? Мозгов совсем нет?! Аленький Цветочек попыталась придать лицу серьезное выражение.

— Я ничего не творю, — заявила она. — Я пришла на рынок, чтобы купить одежду. Я не знаю, почему они все меня обижают. Я им ничего не сделала, просто шла мимо.

Самка вздохнула и присела на корточки рядом. Вначале Аленький Цветочек удивилась и чуть-чуть испугаась — ей показалось, что самка решила облегчиться прямо на капусту. Но самка присела на корточки просто так, наверное, ей так удобнее, чем стоять.

— Понаехали тут, — проворчала она. — Давно приехала-то?

— Вчера, — ответила Аленький Цветочек. — А что?

— То-то и видно, что вчера, — вздохнула самка. — Эх, молодежь… Своего разумения нет, а у старших спросить стесняются. И хозяин твой, небось, такой же дурной. Рыцарь, поди?

— Рыцарь, — согласилась Аленький Цветочек. — Но он не очень молодой.

— Еще хуже, — покачала головой толстая самка. — Седина в бороду — бес в ребро. Говорил, небось, что любит? Все они так говорят. Только и умеют, что говорить, а заботы ни в жизнь не дождешься. Лучше сбеги, пока не поздно, загубит ведь молодость твою.

— Как это сбеги? — изумилась Аленький Цветочек. — Нельзя же! Поймают! Да и… гм… люблю я его.

Произнеся эти слова, Аленький Цветочек вдруг осознала, что действительно любит Джона, а их размолвка возникла из-за такой незначительной ерунды, что даже и говорить об этом неловко. Любимый самец временно пренебрегает подругой, потому что занят важным делом — на что тут обижаться?

— Все равно сбеги, — решительно заявила самка. — Любят не так. Таких, как мы, рыцари никогда не любят, только похоть свою кобелиную радуют. Но тебе этого не понять, потому что ты молодая и глупая. А самое главное — кто любит, тот заботится. Не пускает на улицу в обносках, с открытым лицом и без охраны. Хотя откуда у него деньги на охрану, у рыцаря твоего? А сам сопроводить побрезговал, унизительно ему среди орков толкаться, надо полагать…

Аленький Цветочек неловко пошевелилась, пытаясь поудобнее устроиться на капустной куче. Луч света, пробившийся сквозь прореху в тряпичной крыше, упал на золотую цепочку, она сверкнула, и ее блеск показался в полутьме ослепительным.

— Ух ты! — воскликнула самка.

Протянула руку, попыталась вытащить амулет из-под рубахи Аленького Цветочке, но та не позволила. Ухватила за жирное и одновременно морщинистое запястье и зашипела злобно:

— Не трожь! Мелькнула мысль: может, эта самка и в самом деле лесбиянка?

— Ну ты и дура, — сказала самка. — Сбежала уже! Прихватила, что под руку подвернулось, и сбежала! Нет, такая дурость не лечится. Сама разбирайся. Она встала, повернулась к выходу, отодвинула полог и вдруг замерла.

— Тута она, — сказала она. — Тута, отец высокорожденных. Это… Утешение, вот! Утешение ей того… утешала, во, это самое, да. Не могу знать, отец высокорожденных. Не видела. Кобелей поганых видела, золото не видела. Старая, слепая. Да, бесполезная.

Она вывалилась наружу, как-то резко, будто ее выдернули. Но входной проем недолго оставался пустым. Кто-то ввалился внутрь, чьи-то сильные руки грубо ухватили Аленького Цветочка и вытолкали наружу. Ее глаза уже успели отвыкнуть от яркого света, она растерянно моргала, а чья-то рука полезла ей за пазуху, она почувствовала, как волшебный амулет скользит по коже груди…

Она успела перехватить амулет в последнюю секунду. Цапнула железную безделушку и с силой надавила на камень, который на самом деле не камень, а волшебный фрагмент волшебного артефакта.

Кто-то ударил ее в зубы, притом не раскрытой ладонью, как обычно бьют самок, а кулаком. Несильно ударил, почти не больно, так, символически. Но удар достиг цели — она испуганно отпрянула, расслабила руку, рывок — и цепочка порвалась.

К этому времени Аленький Цветочек наконец-то проморгалась и разглядела, кто перед ней стоит. Человек-мужчина среднего роста, очень тучный, с окладистой бородой, на лысеющем лбу вытатуированы четыре горизонтальные красные полоски. Четыре полоски?!

Аленький Цветочек опустилась на колени, склонила голову и пробормотала себе под нос что-то вроде:

— Благосло… И осеклась, не зная, как продолжить фразу.

Она пыталась припомнить, как правильно титулуется жрец четвертой ступени, и не смогла. То ли прист, то ли бишоп, то ли дьякон… Нет, дьякон — это вторая ступень… или третья…

— Забавная штучка, — прогудел жрец густым басом. — Ух ты! Да это же артефакт!

— Ого! — сказал орк-воин, стоящий рядом со жрецом. Тот самый орк-воин, который только что ударил юную самку в зубы.

— Гляди, свинья, — обратился к нему жрец. — Вот шпынек торчит. Я его пальцем вдавливаю, он входит. А отпускаю — выходит. Артефакт!

— Смысла не понял, — произнес орк-воин. — Убог и неразумен я потому что. Простите, отец высокорожденных.

— Да я и сам смысла не понял, — сказал жрец. — Эй ты, сука! Подымай морду наглую и говори, что за артефакт на шее таскаешь?

— Не могу знать, — сказала Аленький Цветочек. — Эта вещь принадлежит моему хозяину, сэру Джону Россу. Я надела ее по его приказу. А что за вещь — не могу знать.

— И где же проживает означенный Джон Росс? — спросил жрец.

Аленький Цветочек замялась. Орк-воин издевательски ухмыльнулся. «Да пошли они все!» подумала Аленький Цветочек и сказала:

— Эльм-Стрит, дом тринадцать. Дом леди Абигайль Маунт, третий этаж. Жрец ухмыльнулся и спросил:

— Из понаехавших, что ли?

Аленький Цветочек пожала плечами, дескать, не понимаю, о чем вы, отец высокорожденных.

— Джон Росс, значит, — задумчиво произнес жрец. — Придется поближе познакомиться с Джоном Россом этим. Закон об артефактах не чтит — раз. Закон о чистоте крови не чтит — два.

Неожиданно подала голос та самая пожилая самка, что несколько минут назад затащила Аленького Цветочка в шалашик с капустой. Она, оказывается, никуда не ушла, а тоже стояла на коленях, только поодаль.

— Цыпа-то беглая, — заявила самка.

— Хе, — сказал жрец. — А это мысль. Встань-ка, цыпа, да поворотись ко мне задом, а к шалашу передом.

Аленький Цветочек встала и поворотилась. Жрец больно ущипнул ее за седалище, она взвизгнула.

— Точно, беглая, — сказал жрец. — Приравнивается, стало быть, к бесхозному имуществу.

Толстые волосатые руки обхватили орчанку за бока, короткие пальцы облапили грудь, жирное брюхо уперлось в спину.

— И чего этот твой Джон Росс тебя в наложницы не взял? — спросил жрец. — Такую цыпу да приодеть… или наоборот, прираздеть…

— Я наложница! — воскликнула Аленький Цветочек. — Хозяин послал меня на рынок купить приличную одежду. А амулет сам мне собственноручно повесил, чтобы от беды оборонить!

— Дурак твой хозяин, — заявил жрец. — Если ума нет — никакой амулет не поможет. Молитва может помочь, да и то не факт. Такую цыпу — на рынок, без охраны и даже не в балахоне, во дурак-то! Ничего, не расстраивайся, цыпа, было ваше — стало наше. Я тебя сильно обижать не буду. Может, даже забуду речи твои неподобающие, нечистоту крови демонстрирующие наглядно. Если будешь доброй и ласковой. Ну как, цыпа? Пойдешь со мной по доброй воле?

— Никуда я с тобой не пойду, боров жирный! — рявкнула Аленький Цвнточек.

Попыталась пнуть жреца в пах, но орк-воин, не тот, что ударил ее раньше, а другой, ловко подставил сжатый кулак под ее голень, Аленький Цветочек согнулась, обхватила ушибленную ногу и завыла в полный голос.

— Сдается мне, в наложницы эта цыпа не годится, — произнес жрец. — Разве что для садизма… А что, может тряхнуть стариной? Давненько я в эти игры не играл…