Компаньон? А что! Вместе в один изолятор и загремят. Но как это объяснить вот такому непробиваемому?

— Ну да, ну да, — рассматривал хозяин гостей. — Давненько, Толик, ты к нам не заглядывал. Ну, и как оно?

— Пока — ничего. А у тебя как, идут дела?

— Да что мы! Это у тебя дела, а у нас так — делишки! Ну, а жизнь-то там, в Чите?

— Так жизнь теперь бекова: нас емают, а нам — некого, — хохотнул Анатолий.

— Тебе некого? Ну, ну! Слыхал, всё богатеешь? А что ж тогда сам и на самосвале?

— Народ в отпусках, приходится самому крутить это… — И шофёр-вертолётчик показал руками, как вертит баранку.

— Ну да, ну да! А вот и Нина Васильевна! — встрепенулся Борис Фёдорович, увидев женщину в халате, что вышла из дальней двери. Из-под халата у неё виднелась ночная сорочка. С постели её подняли, что ли?

— Как там насчёт закусок? И настоечки, настоечки давайте, — торопил хозяин. А женщина, бросив на ходу «здрасте», скрылась за другой дверью. Приезд гостей в такой час явно был лишним, определил по хмурому голосу хозяйки беглец. Не надо было слушать этого Толика. А тот, не замечая нюансов, вел себя вполне непринуждённо.

— Фёдорович! Ты не колотись, мы не голодные! Не голодные ж? — повернулся он к компаньону. И пришлось покивать головой: нет, нет, не голодные. Заботила другое — очки он снял, надо бы и кепку, но это же как лишиться забрала.

— Вы хоть и не голодные, но так не делается. Что ж, Нина зря разогревала?

— Садитесь, садитесь поближе, а то придётся через стол метать тарелки, — подошла хозяйка с подносом.

— Ну, раз Васильевна грела, тогда придётся попробовать, — отчего-то рассмеялся Анатолий. Стол быстро уставился тарелками, появились и картошка, и салатница с помидорами, и отдельно жёлтые малосольные огурцы, и тонко нарезанное копчёное мясо, и какие-то пироги. Но какая еда во втором часу ночи?

— Ну, что, по рюмочке? — взял в руки тёмную бутыль Борис Фёдорович.

— В дорогу рано, я — пас, — поднял руки Анатолий и повернулся к компаньону. — А ты выпей, Коля, выпей. Спать лучше будешь!

— Толя, и тебе настойка вреда не сделает. Нин, дай рюмки большие!

— Стаканы, что ль? Крепкая она, пейте из этих, — остановила мужа хозяйка.

— Строга! Не даёт спуску, — рассмеялся довольный Борис Фёдорович. Хотя и за версту видно, такой уступает жене только в мелких вопросах. Хотя бы потому, что был старше лет на десять.

— Что-то, Анатолий Андреевич, ты давно не заезжал к нам, — задержала на госте долгий взгляд хозяйка.

— А что ему ездить, он теперь в кабинете сидит! Дак и у нас теперь перемены. У нас теперь, Толик, отопление есть. Нашёл я таки подходящий котёл, польский купил. Жрёт, будь здоров, токо подавай. Можно и щепкой мелкой топить, и зерном… Представляешь, зерном! Так прямо в инструкции и написано. Это тебе в городе хорошо, к сетям подключился, и заботы никакой, а тут…

— Но зато мы в любой момент можем натопить дом, — не согласилась хозяйка. — Вы как, много платите, домина-то у тебя большой.

— Я счётчик поставил, так что не переплачиваю…

Беглец вполуха слушал неинтересный разговор, но вилкой что-то там с тарелки цеплял, и был не прочь поесть, особенно жареной картошки, она и разогретая была вкусной. Вот только веки закрывались сами собой, и приходилось, перемогаясь, вскидывать голову и бессмысленно водить глазами. Но тут и хозяйка что-то там заметила, и не успела она спросить: «А что, гости дорогие, не пора ли…», как Толя подхватил её мысль: пора, пора!

— Ну, спасибо за угощение. А поспать мы готовы и в мансарде, у вас там наверху хорошо…

— Да когда это было! Теперь и на втором этаже комнаты отделали, — рассмеялась Нина. — Пошли, ночёвщики! Сюда, сюда по лестнице.

Анатолий довел компаньона до ступенек и, махнув рукой: «Я зараз!», остался внизу. На втором этаже хозяйка толкнула какую-то дверь, щёлкнула выключателем, и открылась комнатка. В ней были две кровати, заправленные голубыми покрывалами, белые подушки на них стояли углом, были и тумбочки, а на тумбочках вазочки с цветами. «Как в пионерском лагере!» — удивился беглец. Он, как остановился у двери, так и стоял у порога.

Женщина задёрнула светлые шторы, переложила какие-то вещи со стула в шкаф, стала снимать покрывала с коек: «Надо сложить аккуратно, а то так мнутся, так мнутся…»

— Вы что ж не проходите? Что это у нас гость такой стеснительный! Вы меня, что ли, стесняетесь? Так я сейчас уйду. Уйду, а вы ложитесь, ложитесь!

Хозяйка ушла, но тут появилась другая женщина, маленькая старушка. Она зачем-то мяла в руках пластиковый пакет.

— Ноги-то чистые? — строго спросила старушка. Гость растеряно посмотрел вниз и пошевелил пальцами в носках, пытаясь определиться: вот жёлтый пол, он видит, чистый, а что до остального — не уверен. Во всяком случае, не стерильно…

— Ноги надоть помыть, а то с грязными так и норовят у постель, так и норовят… Ты, милок, как надумаешь, так туды, по колидору пройди, там, у ванне, и помоешь! — спускаясь с лестницы, наказывала старушка. Нет, решил гость, в конец коридора он может и не дойти, хорошо бы до кровати добраться. И, покачиваясь, пошёл к той, что была справа, эта была ближе.

А внизу вертолётчик вёл с Борисом Фёдоровичем свой разговор.

— Тут такое дело, Фёдорович, не успели мы в Первомайский, собирались там затариться, но застряли в Шилке. А тут, как на грех позвонили, надо срочно отлучиться в Читу.

— Чего-то серьёзное?

— Бумаги подписать, платёжки всякие, то, се… Ну, и проконтролировать, само собой! Ты ж, знаешь, Иван Павлович надёжный, но бестолковый…

— Ты никак второй магазин открыл?

— Не, не, никаких магазинов. А тот, шо был, теперь жене перешёл, но не об этом речь… Вы как, комнаты сдаете?

— Пока сдаем, но токо по знакомству, вроде, как родня приехала. А то в последнее время стали цепляться: плати, мол, налоги… В том годе у нас этих постояльцев столько было, так решили отдельный вход сделать, да пока не осилили. Вот парочка два дня назад съехала… Надо, надо отдельный вход, а то колготно всё ж таки… А ты чего это спрашиваешь?

— Николаю надо перекантоваться две ночи. А я послезавтра приеду, заберу его. А то в Шилке какие гостиницы? А в Читу он ехать не хочет. Я ему про курорт рассказал, так он и заинтересовался, хочет посмотреть. Человек издалека, из Новосибирска, и тихий, колобродить не будет, ручаюсь, ему отоспаться надо… Ну, так как, договорились?

Ну, если товарищ твой ещё поможет чем, то чего ж, пусть побудет и без денег. Я думаю, при случае и ты не откажешь…

— Фёдорович, он по другой части! И отдохнуть ему надо… Он по моей вине в Шилке задержался… А за комнату и за кормёжку я денег дам. От возьми! Этого хватит?

— Много даёшь, он столько не наест…

— Наест, не наест, но и накладные расходы будут…

Вертолётчик появился в двери, когда подопечный, уже раздетый, разбирался с одеялом, и едва успел прикрыться, когда вслед за Анатолием впорхнула и хозяйка. Она прошлась по комнате, что-то поправила на тумбочке, передёрнула шторы, подвинула стул…

— Я это… что забыла сказать! Вы, Толик, окно-то не открывайте, не надо, комаров теперь хоть и немного, но и один залетит, так искусает.

— Кто б меня сегодня искусал, я б не стал сопротивляться, — хохотнул тот.

— В Чите, что ль, кусать некому? Ты что же, не женился.

— Кому я такой нужен! Я ж не токо старый, больной, некрасивый, но и злой — по ночью спать не даю, ох, не даю…

— Всё тебе шуточки, всё шуточки, — пропела женщина, заплетая в косу длинные волосы. — Ну, укладывайтесь, а то поздно… И спокойной ночи! — выплыла она из комнаты, но на пороге обернулась и спросила:

— Вас как, будить или сами подниметесь?

— Сами, сами! — закрыл за женщиной дверь вертолётчик. И вот беглец видит, как он, длинный и большой, заслоняя свет, придвигает стул к его кровати.

— Ну, всё, договорился, останешься на сутки. Чуешь, токо на сутки… Я приеду, обязательно приеду, ты понял? — Анатолий что-то ещё говорит, говорит, и он только моргает: понял, понял, отвечать словами не было никаких сил. И когда голова коснулась подушки, успел только удивиться: неужели этот бесконечно длинный день кончился? И он всё ещё жив и свободен.