— Да уж! — повторил Пустошин и замолк, и он почувствовал, и Алексей Иванович только с виду такой бодрый, но и его что-то тревожит. А то не знаешь, что! Не нужно человеку светиться рядом с ним, одиозным и по всем статьям неправильным.

Сколько бы они так сидели за столом — неизвестно, но тут за забором засигналила машина, и на веранду молодым свежим ветром ворвался Юра.

— А кто это говорил: приезжай пораньше, приезжай пораньше! Папа, вы ехать-то собираетесь? Что это вы такие хмурые? Не все мировые проблемы успели решить, а? Даю пять минут на сборы!

— Да вот, Юра, наш гость порезался, — нашёл оправдание Алексей Иванович. Будто мелкий порез и есть причина их несобранности. — У тебя в аптечке нет пластыря?

— Обижаете! Как нет, всё есть! — И Юра легко сбежал с крыльца к машине за воротами и, вернувшись с каким-то дамским несессером, жестом фокусника достал оттуда полоску пластыря: вот! Когда улеглась суета, Юра, откинувшись на спинку стула, весело изложил свой план:

— Сейчас, папа, везу вас в город, а сам вынужден отлучиться по делам…

Присутствие Юры его здорово напрягало, парень был вне плана и даже не догадывается, насколько. Надо же, такой взрослый и большой называет отца папой.

— Что вы молчите, мужики? Пап, ты понял, машина в вашем распоряжении! Алкина машина… Мы подумали и решили: что она стоять будет? Ты присмотрись, если понравится, на ней и вернешься домой.

— Лучше было бы мою не бросать, — недовольно пробурчал Алексей Иванович. — Пиши теперь доверенность!

— Да пожалуйста! Я и денег дам, а то мало ли что… Милиция найдёт к чему придраться! — предупредил Юра, удаляясь в комнаты. Вернулся с бумагой, и Алексей Иванович, аккуратно сложив, засунул её в карман своей синей курточки. А Юра поторапливал:

— Ну что, готовы? Тогда по коням! И — вперёд! — и увидев, как гость закинул на плечо за сумку, тут же поинтересовался:

— А вы что же, на дачу не вернетесь?

— Нет, нет! — заверил тот. — Спасибо. У вас чудесный дом.

— Мы сегодня все дела свои решим, — пообещал сыну и Алексей Иванович. И пока Пустошины закрывали ставни, потом одну за другой двери в доме, беглец бесцельно ходил по дорожке. Никаких особенных мыслей не было, только зачем-то хотелось запомнить и эти сосны, и красные и зелёные крыши, и запах травы, и эти белые и фиолетовые цветы. Как они зовутся? Кажется, астры… Астры, арест, расстрел… Ну, что ж! Раз надо, значит, надо!

Только смирения хватило ненадолго. Забравшись в маленькую, похожую на золотистого жука машину, он не отрывал взгляд от окна. Но вовсе не потому, что его интересовала дорога на Владивосток, впрочем, оказавшаяся близкой. Он не замечал ни окраинных пейзажей, ни улиц, домов, машин, людей на тротуарах. Шуршанье шин, лязг трамваев, нависший красной махиной автобус, остановившийся рядом на светофоре, всё мимо сознания. Внутри тонко зудело: надо достойно доиграть спектакль «Побег миллиардера». Но сколько ни перебирал варианты своего поведения в предполагаемых обстоятельствах, по всему выходило: не он, другие будут руководить этими обстоятельствами.

Если даже он каким-то образом окажется на штатовской территории, то это ничего не будет значить. Ровным счётом ничего! Его сначала выслушает один, потом откуда-то с этажей спустится другой, потом третий, и так, окружив то ли для того, чтобы оттеснить к выходу, то ли закрыть от лишних глаз и ушей, будут дотошно выяснять цель визита. И физиономии дипломатов будут бесстрастны даже тогда, когда он сунет им свой настоящий паспорт. Даром что ли их учат в самом прямом смысле слова держать лицо? И вся процедура: опознание, консультации с Вашингтоном, принятие решения — будет долгой, муторной и болезненной. Для него болезненной! Сможет ли он справиться и с лицом, и с руками, и со спиной, там, в консульстве? И потом, в прокуратуре?

Очнулся он от саднящих мыслей, когда Юра громко заговорил по телефону и стал выяснять, где стоит какой-то пароход: на рейде или уже поставили к причалу? На очереди? А к какому причалу планируете? Неизвестно? Ну, сколько он ещё на рейде простоит? Вот чёрт! — А потом стал пояснять отцу:

— Третий день жду, когда пароход пришвартуют, надо вещи забрать. Думал, списываюсь на один рейс, а теперь Алка настаивает: останься, да останься… А тут ребята звонили, говорят, в Находку могут пароход отогнать… Американцев ждут, эсминец скоро подойдёт, видно, хотят рейд зачистить… А вам куда надо подъехать? Вы учтите, в городе приткнуться сложно…

— Да останови где-нибудь в центре, — буркнул Алексей Иванович.

— Что ты всё шифруешься, папа? Можешь толком объяснить, куда надо?

— Да нам по нескольким адресам. Сначала почтамт нужен…

— Что, штурмом брать будете?

— Юра, что за шутки? — сердился Алексей Иванович.

— Ну, если без шуток, свернем сейчас вправо, и Партизанским проспектом — вы ведь партизаны? — потом выедем на Морскую… Но мы тут задерживаться не будем… не будем, а лучше проедем на Тигровую, — комментировал передвижения Юра и, уже обращаясь не только к отцу, но и к пассажиру за спиной, предупредил:

— Извините, но у почты машину поставить негде, и по центру вам придётся ходить ножками… Вот у этого магазина и встанем! — Магазинчик назывался «Отвёрткин», и жук ловко втиснулся в просвет меж других машин.

— Я побежал, а вы по Бестужева так и выйдете к почте… Ключи — вот они, доверенность не забыл? Ну, тогда… тогда успехов вам в ваших подпольных делах! — хмыкнул Юра. — Папа, как проводишь гостя — сразу звони. Здесь и встретимся! Ну, пока! — И через минуту скрылся за спинами прохожих.

— Ну, что ж, и нам пора! — обернулся к подопечному Алексей Иванович. — Здесь всё близко.

Беглец взялся, было, за сумку, но вдруг подумал: идти с сумкой в консульство не стоит. Её будут тщательно обыскивать, сканировать, а там заношенные пожитки. Он возьмет с собой только несессер, блокноты — и все! Нужен пластиковый пакет… Нет, и пакет не годится! Сколько раз он вынужден был являться с такими пакетами то в прокуратуру, то в суд… А ты хотел, чтобы за тобой кейс носили с бумагами, а ещё и лептоп? А вот так, как обычный зэк с узелком, значит, не хочешь? Да, никаких бритв и дезодорантов, вот только носки прихватит и упаковку носовых платков — слезы вытирать, и, пожалуй, ещё блокнот, ручку. Всё это поместится в карманах жилета! Так, а Толин паспорт? Документ был на месте. Всё, пора!

— Алексей Иванович, разрешите оставить сумку в машине. Собственно, её надо было выбросить по дороге…

— Да пожалуйста, оставляйте! Но что это за страсть такая у вас, молодых, все разбрасывать! Это когда вы ещё получите посылку из дома! И сумку мы переставим в багажник, она ещё пригодится… А то сразу викиньштейн, понимаешь, устраиваете!

— И вот ещё что, возьмите деньги!

— Зачем? Не надо, не надо! Они вам и самому в тюрьме пригодятся! Там без денег нельзя.

— Не последнее отдаю. И потом на первых порах мне обязательно запретят ларёк… Да и не до него будет!

— Понимаю, понимаю… Ну, вы как, готовы? Ну, тогда что же? Тогда пошли!

И скоро Пустошин вывел подопечного на многоголосую площадь, и остановил в тени какого-то памятника. Ниже всё пространство было запружено машинами, между ними робко пробирался жёлтый трамвай, рядом небольшая группка азиатов, кажется, японцев, толпилась у красного автобуса.

— Вот вам и вокзал! — показал Пустошин прямо перед собой на затейливое здание. — Говорят, похож на Ярославский, там, у вас в Москве. Когда Юра учился, я сюда часто приезжал. А там, левее, переход на морской вокзал. Видите?

Но в указанной стороне ничего, кроме жёлтых мачт портовых кранов и высоток вдалеке, не проглядывалось. Да и зачем ему вокзалы? Нет, почему же? Он может взять билет на Толин паспорт, да, взять билет на какой-нибудь ночной поезд с недлинным маршрутом, ну, там до Красноярска, и сойти где-то под Читой, а там встретит Толя… А что, если бы они, и вправду, угнали вертолёт? Да, не долетели, но ведь полетали бы…

Нет, это уже диагноз! Самый натуральный синдром бродяжничества. Как там майор сказал? Он сказал просто: «Надо было тебе не осколок из пятки вытаскивать, а шило из задницы…» Но Толи рядом нет, есть Алексей Иванович, и надо всеми силами поддерживать разговор: