И пока он так обустраивался, беглец решил переменить кроссовки. Теперь можно. Он пересел подальше и разулся: ногам сразу стало легко, он ведь не снимал обувь целые сутки. Только вот носков чистых не было, и в киоске на вокзале почему-то не продавались… И кроссовки были немного маловаты. Нет, нет, всё замечательно, потопал он новыми корочками по бетонному полу. И не успел оглянуться, как Толя подхватил его старые стоптанные башмаки и стал трясти перед носом:
— Говорил, фотографии, фотографии, а вот настоящий экспонат для музея!
Пришлось выхватить, бросить в урну и самому предложить: «Обмоем?»
— А як же! Обмоем! И билет, и ботиночки… — засуетился Толя. — Давай, я сбегаю, куплю, а то, шо тут пить? — показал он на два запечатанных стаканчика.
— Хватит и этого! Слушай, майор, ты мне билет отдашь?
— О! Хорошо, напомнил! — расстегнул Толя карман на рубашке, но доставать проездной документ не спешил. Что там ещё, какой сюрприз на сей раз?
— Понимаешь, такое дело… Билет я взял на свой паспорт. И не свети на меня так своими фарами, не свети… Да, на свой! — Вытащил он, наконец, бумаги. — Это всё ж лучше, чем Сашкин…
Майор забыл только сказать: подучилось всё случайно. В кассу он сунул паспорт, не глядя, и понял, что свой собственный, когда кассирша раскрыла документ. Но о своей оплошности он пожалел только в первую секунду, а потом не то что обрадовался, но особо и не огорчился. И, действительно, как он раньше до этого не додумался, удивился он сам себе.
— И не потеряй, а то я тебя знаю! — протянул он билет и паспорт в рыжей кожаной обложке.
— Ну, Толя! С тобой не соскучишься. Как я поеду с твоим паспортом?
— Поедешь как все! Это ты со своим родным — никуда, а с любым другим — запросто! Тебе ж токо в вагон зайти, а там кому ты будешь его предъявлять? Пассажирам?
— Но мы совершенно не похожи!
— На фотографии кто? Мужик? Мужик! Я белявый, ты седой — и вся разница. А если пристанут, скажешь: мол, фотка неудачная вышла… А очки? Так снял, когда фотался. Сойдет! Это ж на крайний случай! Новое имя, я думаю, не перепутаешь?
— А как ты? Тебе ведь надо брать билет.
— Ты за меня не переживай. У меня другой документ есть, — вытащил Толя маленькое красное удостоверение. — Или я не ветеран Вооружённых Сил? Давай, убирай документы… И не в тот карман суешь, лучше в этот, верхний. Ну, вот! Теперь тебя мелко не нарежешь! Теперь ты человек с билетом. Сядешь и поедешь, не клятый, не мятый. Тут ехать токо сегодня полдня, ночь, день, ещё ночь и в обед высадишься. А теперь решим ещё один вопрос! Финансовый! — достал Толя три розоватых бумажки.
— Что это? — не понял беглец.
— Это тоже билетики, казначейские. Будешь в Хабаровске предъявлять. Бачишь, на этой стороне мост хабаровский, на другой — хабаровский памятник… А ты шо, и правда, не видел таких грошей?
— Где бы их видел? В камере зарплату не выдают. И потом, ты забыл, что давал уже деньги. Всё, всё! Не возьму.
— Бери! А то обидюсь… Ну, обижусь!
— Да мне только доехать! А там — всё, никакие деньги не нужны.
— Та хиба ж цэ гроши? Цэ так, копиёчки! И я всегда говорил, шо ты реальной жизни не знаешь. Это ж дорога! Мы скоко сюда добирались, а? То-то и оно! Бери, бери, без разговоров.
И пришлось сдаться:
— Но ты ведь понимаешь, я не сразу верну…
— Так это ж кайфово! Это ж кому сказать, кто в должниках, а? — хихикнул майор. — Ты, главное, никуда не суйся, на станциях не выходи, а как проедешь Ерофея Павловича, знай, это уже другая область — Амурская, понял? Главное, из вагона — никуда! И не обижайся, шо так, с заминками получилось. Ты думаешь, я не переживал? Наобещал, а оно всё никак…
— Если переживал, то продиктуй свои адреса…
— Та на раз! Я тебе и харьковский и киевский дам.
— У меня в твоём родном городе родственники живут, вот только адрес я не помню…
— И ты молчал! Ну да, где тебе помнить харьковскую родню…
— Майор, ты будешь меня воспитывать или займёмся делом?
И оба стали искать, на чём записать, но ничего подходящего не было. Тогда развернули шоколадку, и Толя начал размашисто рисовать буквы и цифры. Пришлось, отобрав обёртку, самому мелко записывать всё остальное.
— Толя, звонить из изолятора не смогу, но обязательно напишу.
— А я обязательно дам ответ. Ну, давай, пей! На дорожку святое дело, — затеребил майор. Пришлось отпить, но водка, само собой, была теплой, и в горло не лезла, хорошо, пирожок оказался свежим, с капустной начинкой, и рука потянулась ещё за одним.
— Ну, Колюня, с Богом и так, шоб с попутным ветерком! Может, хоть зараз скажешь о своих планах, а? Ну, от приехал ты в Хабаровск и… — начал майор.
— И рассказывать нечего! Если доеду, найду знакомого журналиста или кого-нибудь из этой братии, потом — прокуратура. Вот и все планы.
— Прокуратура? Как прокуратура! — привстал Толя. — А на гада ж мы… Ты серьёзно?
— Не волнуйся, я о тебе ни слова не скажу.
— Говори хоть десять! Ну, шо они могут сделать? Пытать? Так я сам, если спросят, скажу — подвёз человека! Та забил я на их вопросы, понял? — усмехнулся майор и, поднявшись, он вдруг затряс руками и ногами, и так перекосил красивое лицо, что показалось: изо рта вот-вот потечёт слюна. Преображение было мгновенным и таким убедительным, что пришлось невольно отшатнуться. Ну, лицедей! А майор, вернувшись в себя, удовлетворённо хмыкнул: «Имел в виду я эту прокуратуру! Включу дурку и…» И тут же пошёл в новое наступление:
— Не, не, как-то у тебя не продумано! А говорили, ты умный!
— Мало ли что обо мне болтают! Нет у меня другого выхода, Толя, нет!
— Как нет? Как нет? Ёлы палы! — и майор в непередаваемых выражениях высказал всё, что он думает о намерениях неразумного товарища. А потом вдруг загорелся:
— Эх, был когда-то рейс из Хабаровска на Анкоридж… Теперь летают токо из Владивостока… А так долетели бы до Чукотки, туда бывший губернатор стоко техники нагнал, угнали б вертолёт. Не, не, до Фэрбенкса не дотянули бы, но там от острова Ратманова до Крузенштерна, токо две мили. А Крузенштерн — это уже Америка!
— Ну, раз ты знаешь всё о Чукотке, тогда скажи: кто первым нас собьёт — наши или американцы? Особенно будет жалко тебя, такого мечтательного…
— Но должны быть варианты, должны! Ну, встретишься ты со своим журналистом, а потом садись на поезд, лучше на харьковский — и езжай обратно!
— У тебя один вариант — харьковский поезд. Сам говорил, что это длинный маршрут, и за неделю пути многое может случиться, да ещё на запад. И потом ты забыл о границе!
— Так ты раньше спрыгнешь, ну, где-то в районе Белгорода! А ночью и переберёшься через линию фронта.
— Как переберусь?
— Абнаковенно! Ляжешь на брюхо и по-пластунски, по-пластунски… А как преодолеешь рубеж, встанешь, отряхнёшься и пойдёшь на Харьков!
— Ну, если в порядке бреда…
— Какой бред! Ты ж не дослушал! Как возьмёшь билет — звони, а я в Чите присоединюсь, ферштейн? Не, в натуре, так и пойдёшь в эту правиловку? На гада это надо?
— Надо, майор, надо! — выдохнул беглец. — Это я тебе как инженер инженеру говорю. — А Толя, ероша густые волосы, всё переживал:
— Не, не, варианты должны быть! Должны! Ты это… извини! Я б до самого Хабаровска с тобою, веришь? Но не получается, и не токо из-за документов…
«Он что, серьёзно поехал бы со мной дальше? Нет, зачем? Теперь сам доеду!»
— Ну да, как же я без тебя, майор?
— А шо такое? — тут же подался к нему Толя.
— Кто же меня кормить будет, нос вытирать, штаны застёгивать… — Он ещё не закончил, когда вдруг понял: майор шутку не принял. И помрачнел и, сцепив пальцы в замок, молча рассматривал его светлыми и теперь серьёзными глазами. И подумалось: «Сейчас выдаст!»
Но тут в глубине зала что-то переменилось, послышался громкий голос, и майор, подобравшись, оглянулся, и оба увидели, что в их сторону идёт человек в милицейской форме. «Вот тебе и Фэрбенкс! Вот и долетели!» — пронеслось в голове. А служивый ещё издали во весь голос начал отчитывать: