Нет, не будет он торчать у заброшенного причала, а то какой-нибудь прохожий обязательно обратит внимание на человека с дорожной сумкой и по доброте душевной начнёт объяснять, что пароходы больше не ходят. А потом станет расспрашивать свежего человека: откуда здесь? Он немного пройдётся, посмотрит на городок.

Набережная, тянувшаяся вдоль Шилки, была пустынна. Дома теснились только с одной стороны, с другой была река, а за рекой никаких домов. И только крики купающихся в реке белоголовых детей резали тишину городка. Только пыльная улочка скоро кончилась, и тогда, решившись, он поднялся переулком на другую, что шла повыше. Оказалось — центральная улица, посредине её была насыпана земля: собирались мостить? Или, как миргородская лужа, эта полоса была здесь всегда?

Кружа по городку, он всё удивлялся необычности его старинных домов, деревянных, кирпичных. И кирпичные были всё больше красно-белые, со срезанными углами, каменными узорами, жаль, нельзя было остановиться, рассмотреть. Но у одного, белого, с затейливым фронтоном невольно замедлил шаг и, оглянувшись: есть ли кто поблизости? остановился.

Осыпающаяся белая штукатурка, а под ней красные кирпичи, как открытые раны, и чёрные провалы окон с остатками рам… Неужели никому не жалко, ведь пропадает такой дом! Стоит его отремонтировать, и получился бы замечательный особняк. «Господи, о чём это я?» — напомнил он сам себе. И тут же почувствовал чей-то взгляд и, не осторожничая, резко обернулся. На открытой галерее второго этажа деревянного дома застыла девушка: маленькое лицо… распущенные рыжие волосы… расчёска в руках… Он что, напугал её? Неужели приезжие в этом городке бывают так редко, что каждый как диковинка… Или? Нет, нет, она не могла его узнать: кепка до самых глаз, да и что можно рассмотреть сверху…

И, не оглядываясь, он быстро пошёл дальше, надеясь скрыться за кустами и деревьями. Но не успел приблизится, как из кустов прямо на него вышли два парня. Один из аборигенов, в коричневой майке, усеянной мелкими дырочками, имел вид борца — руки колесом, без шеи, только голова была не бритой, а с кудрями. Борец беспрестанно чесал большой живот маленькой пухлой ручкой, наверное, от этого яростного почёсывания дырки и образовывались. Тощий брюнет в чёрных захватанных очках и засаленных трениках, натянутых чуть ли не до подмышек, смотрелся адъютантом кудрявого.

Он ещё соображал, как обойти эту парочку, когда человек в очках с той преувеличенной вежливостью, что в любую минуту могла обернуться площадной бранью или визгливой истерикой, искательно спросил:

— Дядя, ты извини, конешшно! Десять рублёв не найдётся? — Пришлось развести руками: к сожалению, нет. И окинул взглядом улицу, по улице совсем некстати пошли косяком прохожие: компания старушек в белых платочках, женщина с синей детской коляской, какие-то работяги тянули вдоль улицы провод. Спокойно! Надо увести просителей подальше, где никого нет, там он и пообщается с этими ребятами. На их языке. И, повернувшись чуткой спиной, пошёл в обратную сторону. Была надежда, что попрошайки сами собой отстанут, но парни пошли рядом, и тощий кричал как глухому:

— Э, мужик, ты не понял! Я говорю, не понял! Мы хотел взаймы у тебя взять… А хочешь, вместе и забутылим? Ты деньги дай, а мы всё сами сделаем. Слышь, самогонки купим и это… забалдеем! Нет, ты чё лыбисся, а? Дай, добром тебе говорят, а то глаза вышшолкаем!

— Тебе чё, жалко десятки? Нет, ты скажи, жалко? У нас трубы горят, а ты жлобишшся, — канючил с другой стороны борец.

Хорошо, не кричат: дай миллион, дай миллион! Но вот таким, как эти, никогда и копейки не давал, так что и начинать не будет. Но увести надо, увести к пристани, там он и объяснит молодым людям: побираться — нехорошо. Но тут же пришли и другие соображения. А если это те, кого именуют негласными информаторами? Имя таким — легион, вся страна опутана такими сетями. Именно таких обормотов употребляет для своих нужд разные органы, выдавая индульгенцию на мелкие пакости. Они прочёсывают центровые места: вокзальчики, рынки, забегаловки и вынюхивают, выискивают, докладывают… Такие, именно такие ведут розыск беглых — дёшево и сердито! Вот и эти двое запросто могут спровоцировать драку, а тут и милицейский уазик подъедет. Наверное, и те двое на ступеньках сидели у речки не случайно. Но отступать было поздно. Вот она и арка, вот она и пристань, где, как и час назад было пусто: ни машин, ни людей…

Не успел он остановиться, как преследователи тут же грамотно перегруппировались: один зашёл за спину, другой взялся за сумку. Собирается сдёрнуть силой? Они что, не понимают — это уже грабёж! Но, судя по всему, подробности новелл Уголовного кодекса парней мало волновали. Тощий дёрнул сумку, а борец за спиной предупредил: «Дай денежек по-хорошему!» И он битым позвоночником почувствовал, как парень заводит свою потную, жирную руку для захвата.

Пришлось резко откинуть голову назад, и человек за спиной тут же взвыл от боли, видно, прикусил язык: «Не, ты сё делаес-то… Я тебе сяс… сяс…» И парень заметался в поисках оружия пролетариата: камня, палки, бутылки. А тощий, отпрянув, открыл большой синий рот и заверещал: «Ты, падла, за что Артёмку-то, а?» — «Могу добавить» — тихо и яростно предупредил беглец. И отбросил сумку подальше, скосил глаз: что там толстяк, нашёл камень? Тот, подвывая, одной рукой прикрывал рот, другой ещё шарил в пыли. А тощий бегал кругами и всё обещал: счас ты у меня, счас будет тебе… И не он успел показать, что будет сейчас, как его остановил зычный крик: «Ээээ! А ну, стоять! Стоять, я сказал!» Это с пригорка скачками нёсся вертолётчик! И сразу отпустило: ну, спасатель!

Увидев летевшего на них огромного человека, парни замерли в нелепых позах: толстяк с занесённым над головой камнем, тощий в очках обеими руками зачем-то прикрыл голову, видно часто бывал бит по темечку. А Толя, притормозив, самым суровым голосом поинтересовался:

— Вы хоть знаете, до кого пристаёте, а? Не слышу ответа!

Толстый поскуливая, промолчал, а его товарищ пошёл на приступ:

— Кто пристаёт, кто пристаёт? — подпрыгнул тощий, будто хотел сравняться ростом с незнакомцем. — Это он первый Артёмку херакнул! Он! А мы токо…

— Тихо! Тихо! Ты смотри, сушёный таракан, а такой буйный!

— Ты сам откудова тут взялся? — оскорбился тощий.

— Откудова? Я лично из тех ворот, откуда весь народ. А ты, видно, с другого места? — навис над брюнетом Толя и вытащил из набитого бумагами кармана рубашки какое-то удостоверение. — Вопросы есть? Или дополнительный аргумент нужен? Так тут недалеко ментовка — могу доставить. А ребята в отделении долго думать не будут, засадят по самые помидоры! Сечёте?

— Так это он певый насял, — стал плаксиво уверять кудрявый.

— Он же его головой саданул! — показывая пальцем, уличал тощий в очках. — Так бы и сказал: десантник! А он… это… прямо так… это… без предупреждения! А мы ж и не знали… а то бы…

— Ты мне глиссаду на винт не мотай! А то возьму и сам врежу. Не надо? Тогда пошли отсюда мелкой рысью! — наступал на них вертолётчик. И плаксивый толстяк в рваной майке, и брюнет в очках, бормоча угрозы, тут же ринулись куда-то вбок. И не прошло и минуты, как на пыльном пятачке никого, кроме компаньонов, не осталось.

— Давай вниз, посидим на бережку! — скомандовал Толя.

— Ты что им показал? Нет, в самом деле…

— Лучше скажи, где ты шлялся? Ну, шо ты за человек, нельзя на минуту одного оставить! Ну, як мала дытына, тикы повэрнувся, а його вжэ нэма, шукать трэба. Не, ну правда, прибегаю: нету моего боевого товарища! Я к мужикам, там внизу сидели, говорят: никого не было. Ну, стал допрашивать и так, с пристрастием, куда, мол, человека подевали: в Шилку бросили или прямо тут, на бережку, закопали? Ты б видел, как они по этой лестнице понеслись от меня, — хихикнул Толя и стал расстилать на нижней ступеньке газетку.

— Постой! Это ведь свежая газета! И с таким замечательным названием — «Советское Забайкалье»!

— И шо характерно, про тебя тут ни слова! Ты их извини, но фамилию твою они с первого раза и не выговорят. Они про своё пишут: у кого сено спёрли, где окно разбили, а остальное всё про начальника района. Тут же ничего не происходит! А если по пьяни кого-то прирезали, так будут месяц обсуждать. Но мы отвлеклись, а нам надо пробираться дальше, тут недалеко… Ну, ты шо молчишь? — толкнул вертолётчик компаньона в плечо. Тот собирал плоские камешки и хмуро поинтересовался: