Они опять совещаются! — играя косматыми бровями, сказал смугляк. В его голосе сквозила насмешка, близкая к презрению.

Они только и знают, что совещаться! — откликнулся молодец со шрамом. Оба говорили по-французски, но было ясно, что для толстяка французский отнюдь не является его родным языком.

Мне кажется и все-то русские не умеют ничего другого делать, как только болтать и болтать без конца! — с раздражением сказал светлоусый, сидевший рядом с толстяком. И этот говорил по-француз- ски с акцентом.

Москали, действительно, страдают болезнью, которую я назвал бы «недержанием речи»!

Сидевший на срубе двойник Густава Адольфа внимательно посмотрел на других, потом потупился и принялся рассматривать кончик своего ботфорта желтой буйволовой кожи.

Московитов можно понять, вообще говоря, только когда привыкнешь относиться к ним, как к азиатам, страшно лукавым и вместе с тем далеко не умным иарварам, лишь совершенно случайно схожим, и то лишь в известной степени, с людьми европейской расы' — наставительно вымолвил смуглый толстяк, делая плавный жест вооруженной тавлинкой пухлой ру- | ой.— Вся их душа есть душа азиатских дикарей. Их царь Петр сам, собственно говоря, был такой же лукавый дикарь, как и они, только поумнее, то есть лаже не поумнее, а похитрее их. Он заставил их рядиться по-европейски, приучил бояр к европейской роскоши и французской речи. Но дальше не пошел! Поскребите любого московита, рядящегося в камзол французского покроя, носящего парик, таскающего шпагу, болтающего по-французски, и вы увидите настоящего степняка-татарина.- И это—счастье для остальной Европы!

Почему же счастье, синьор Бардзини? — осведомился пан Чеслав.

Потому, сын мой, что при удивительной способности московитов размножаться, плодиться, как плодятся степные мыши, было бы горе Европе, если бы они оказались способными воспринять благородное европейское просвещение и построить свою жизнь на 110лее или менее разумных основаниях. Покуда они, московиты, могли выставлять в поле только орды вооруженных людей, Европа могла их не бояться: 1 равнительно ничтожные по численности, но хорошо ммученные армии их соседей могли бить эти орды, где только их встречали.

-— Нарва! — произнес сидевший на срубе двойник I'устава Адольфа.

- Да, Нарва... Но вот, их царю удалось с грехом пополам и, увы, с помощью предавших Европу европейцев, особенно безголовых шотландцев, отчасти немце и, придать этим ордам нечто такое, что может ||мть названо европейским, и — и с ними уже стало трудно справляться.

Полтава! — вставил пан Чеслав.

По лицу человека, похожего на Густава Адольфа, пробежала тень. Он сердито сжал губы и наморщил лоб.

Москва теперь бьет Турцию!—сердито завозился человек со шрамом.— Мой всемилостивейший король не может оставаться равнодушным к поражениям турок. Русский флот, правда, очень плохой, разгуливает по Средиземному морю, которое...

Которое вы, мосье Балафре, считаете вашей, французской собственностью! — засмеялся, подмигивая, Бардзини.

Во всяком случае,— пылко ответил француз,— Средиземное море по праву принадлежит народам латинской крови. Московитам там нечего делать!

Как Балтийское море принадлежит народам германского происхождения,— медленно, явно подбирая слова, заявил его сероглазый сосед.— Мы, шведы, давно уже твердим, что необходим общеевропейский союз, который должен положить конец этому поистине позорному положению дел.

Адажио! Адажио! — пропел Бардзини.— Полковник, вы слишком торопитесь! Наш друг, шевалье Балафре, скажет вам, что христианнейший король Людовик XVI, к которому мы относимся с уважением и симпатиями, едва ли решится связать Франции руки каким-нибудь определенным договором в целях совместных действий против Московии. И Францию, и нас очень заботит опасность, грозящая родине нашего друга, пана Курча. Присутствие с превеликими трудностями добравшегося сюда из Англии пана По- луботка свидетельствует о том, что и Англия не остается безразличной к поднятым сейчас вопросам...

Сивоусый Полуботок, потомок раздавленного Петром малороссийского гетмана Полуботка, зашевелился, дернул правый ус и кивнул головой.

Имею заверения разных высоких персон аглиц- ких, что вся Англия сочувствует делу освобождения от ига москалей свободолюбивого малороссийского на-

рода! — вымолвил он.— А с Польшей мы сговоримся. .4ишь бы свалить московского медведя!

Весь вопрос сводится к тому,— снова вступился П.чрдзини, — как этого медведя свалить? По общему мнению, поднятое нашим благородным другом, которого одни называют просто Емелькой Пугачевым, а другие императором Петром Федоровичем, движение имеет серьезнейшие виды на успех.

Сероглазый швед пожал плечами и глухо сказал:

Имело бы, если бы... Если бы оно не было таким диким, таким... безмозглым!

Как все решительно, что делали, делают и будут делать москали,— поддержал его Курч.

Не всегда, не всегда, дорогой мой,— дружески предостерег его итальянец.— У московитов все зависит от того, кто стоит у власти. Им нужна власть сильная, крепкая, способная действовать во имя нации безог- ллдно и беспощадно. Они способны повиноваться толь- | о именно такой власти. И кто правит ими железной рукой, как Иван III, как Иван IV, как Петр I, тот может с ними делать, что хочет.

- Но только не может сделать их европейцами! — иысокомерно откликнулся шевалье.—Азиата можно за- | I шить надеть вместо халата камзол и вместо мала- | | —шляпу со страусовым пером, но он все же оста- гея азиатом!

И московиты, и их родные братья, турки, давне им ии бы изгнаны из Европы, если бы в церкви Ч'пстианской не произошел прискорбный раскол, нарушивший духовное единство европейских народов! — и июхнул Бардзини.—Для изгнания московитов в Азию необходим крестовый поход!

Или союз если не католических, то хоть просто •интересованных в деле государств! — вмешался швед — Иремена крестовых походов прошли и не вернутся, но наступает время великих политических союзов. Мы I" '|лены смотреть не назад, а вперед. Именно теперь •»мое благоприятное время, чтобы покончить с Моск-

вой. Хотя Москва и вышла победительницей в долгой и кровопролитной войне с турками, война эта произвела страшные разрушения внутри страны. Нынешнее народное движение есть сему доказательство. Спор между Екатериной и Петром или Лже-Петром из-за права на корону—это, разумеется, только простой предлог. Нам следует всеми силами поддерживать сего претендента на престол российский, совершенно не заботясь о том, действительно ли он имеет какие-либо права.

Само собой разумеется! — одобрил Вардзини.— Какое нам, посторонним, дело до прав того или другого!

Для нас,— продолжал горячо швед,—важно одно: разрушение этой столь внезапно разросшейся империи.

Правильно! — откликнулся и Курч.

Когда я отправлялся из Стокгольма,— продолжал швед, — один мой знакомый, муж большого государственного ума и острого языка, сказал мне так- когда вы, Анкастром, увидите, что две ядовитые змеи яростно кусают одна другую, что вы будете делать? Я ему ответил: моею первейшей заботой будет помочь им обеим продолжать их дело, доколе они не издохнут обе-

Вардзини отложил в сторону молитвенник и тихонько захлопал в ладоши, приговаривая:

Браво, браво! У нас, в Неаполе, в таких случаях говорят еще так: не мешай сколопендре загрызть тарантула, но позаботься о том, дабы тарантул тоже влил свой яд в тело сколопендры! В данном случае «тарантул» у нас под рукой.

А сколопендра сидит в Петербурге! — откликнулся Курч.

«А гадюка — в Варшаве»,—усмехнулся про себя По- луботок.

После минутного молчания Вардзини продолжал:

Народное движение идет на убыль. Было бы неразумно скрывать от себя сию печальную истину!

Позвольте, падре! — запротестовал шевалье.— Разве это так? Когда я пробирался сюда через Персию и астраханские степи, у наших... друзей в распоряжении была гораздо меньшая территория, чем

теперь!

Совершенно верно, но в России территория отнюдь не играет такой роли, как в странах европейских. За этот год территория, которая, скажем, вышла H i под власти императрицы, значительно увеличилась, но зато теперь успехи движения заставили-таки расшевелиться государственную власть. Дикие, безобразные, поистине азиатские виды, которые движение приняло с самых первых шагов, начинают пугать даже самое население. Ведь не все же русское крестьянство состоит из бесправных крепостных и из голышей. В распоряжении власти, наконец, имеется и регулярная армия, которая со времен Петра обладает известными воинскими традициями.