Дениз, должно быть, тоже это заметила. Она потянулась к руке Эллис и крепко сжала ее. От волнения морщины у нее на лбу стали глубже.

Закончив разговор по телефону, Лен поспешил к ним.

— Это Гарри, — сообщил он Дениз, и его лицо с квадратной челюстью приняло суровое выражение. Лен, обрюзгший от возраста и в основном сидячей работы на должности, которую он сейчас занимал, напоминал боевого ветерана, который в память о былых подвигах был еще раз призван на службу. — Радует, что он говорит спокойно и последовательно, поэтому, я думаю, в настоящий момент опасности нет. — Он накрыл своей рукой руку Дениз и сказал хрипло, но уверенно: — Поверь, мы делаем все, чтобы никто не пострадал.

— Позвольте мне с ним поговорить, — сказала она. Это была даже не просьба, а скорее приказ. Лен молча передал ей телефон. Дениз нажала на повторный вызов и секунду постояла с трубкой у уха, затем тихо выругалась. — Черт, меня оборвали! — Качество сотовой связи еще никогда так ее не раздражало. Она сунула телефон Лену и сказала: — Я иду в дом.

Шеф покачал головой. Его короткий седой «бобрик» стоял дыбом, словно мех ночного зверька, пойманного при свете дня.

— Я знаю, что ты очень расстроена, Дениз, но мы не можем допустить паники. — Он говорил тоном, каким она разговаривала с учениками, срывающими урок. — Так что прошу тебя сохранять спокойствие и позволить нам все уладить. У нас все под контролем.

— Лен, там мой муж. И если ты не планируешь меня арестовать, я пойду внутрь, нравится тебе это или нет. — В голосе Дениз слышались пронзительные, истерические нотки, а глаза шарили по залитому светом участку, словно она уже намечала себе маршрут.

Но он оставался непреклонным.

— Боюсь, я не могу позволить тебе сделать это, Дениз. Это слишком рискованно. Речь идет не только о тебе и Гарри, я должен думать еще и о мэре.

— Ради бога, Лен, я его жена! — Дениз готова была разрыдаться.

— Тем более. Гарри сейчас слишком взвинчен. Если ты войдешь туда, у него может и вовсе сорвать крышу. — У Лена на лице было написано глубокое сожаление. — Я знаю, что ты хочешь помочь, но поверь мне, это не выход.

Эллис воспользовалась моментом, чтобы вмешаться:

— Позвольте мне пойти вместо нее.

Шеф повернулся и взглянул на нее так, словно только сейчас заметил. Его взгляд заметно посуровел. Типичный взгляд копа. Лен Чемберс был офицером, производившим арест в тот далекий день, когда она вызвала такую смуту среди полиции. Конечно же, Лен этого не забыл.

Прежде чем он успел возразить, Эллис продолжила:

— В этом есть смысл. Я… я кое-что знаю о том, что он сейчас чувствует. Возможно, я смогу его образумить. Попробовать стоит.

Она знала, что это было безрассудством, возможно, даже самоубийством, но сейчас могла думать только о Дениз. Сестра всегда была с ней, и теперь настало время возвращать долги.

— Нет! — Дениз схватила ее за руку. — Лен прав. Это слишком рискованно.

Эллис положила руку на пальцы, сжавшиеся на ее запястье.

— Пожалуйста, позволь мне это сделать.

Они обменялись долгими взглядами — взглядами сестер, которые понимали друг друга без слов. Потом Дениз отпустила ее руку и, повернувшись к Лену, вопросительно посмотрела на него. Он все еще сомневался, но, похоже, уже исчерпал все доводы, а потому, немного поразмыслив, сказал:

— Это может сработать. Он знает тебя. И что важно, знает твою историю.

Эллис крепко обняла Дениз. От сестры пахло шампунем, который она покупала в «Костко» в экономичных упаковках, а под ним чувствовался резкий запах пота, вызванного страхом.

— Все будет в порядке, обещаю, — прошептала она. — Ты и не заметишь, как я уже вернусь.

Они отстранились друг от друга, и Эллис увидела странное выражение на лице сестры.

— Что случилось?

Дениз невесело улыбнулась.

— Это было последнее, что сказал Гарри перед уходом.

Единственная женщина-офицер, стройная, рыжеволосая и приблизительно одного с Эллис телосложения, надевала на нее свой жилет, когда Эллис услышала, как знакомый голос позвал ее:

— Эллис!

Она обернулась и с удивлением увидела Колина. Рядом с ним шел Шеп, а Джереми следовал за ними. Они, должно быть, припарковались на главной дороге, чтобы пробраться мимо полицейского заграждения. Эллис почувствовала, как внутри что-то забилось, горячо и быстро. На Колине была все та же фланелевая рубашка и вельветовые брюки, в которые он был одет, когда она видела его в последний раз — несколько часов назад, хотя ощущение было такое, словно прошло уже несколько дней, — но что-то в нем изменилось. С его лица сошло озабоченное выражение, которое она видела чуть раньше. Он решительно направился к ней. У него был такой вид, словно он твердо был настроен не дать ей ускользнуть.

— Ты не пойдешь туда одна, — сказал он. — Я пойду с тобой. — Эллис открыла рот, чтобы возразить, но он прервал ее, прежде чем она успела сказать хоть слово. — Я кое-что знаю о ситуациях с заложниками. И сейчас, — он посмотрел на ее жилет, — мне кажется, нужен кто-то, кто прикроет твою спину.

Эллис хотела отказаться — разве он недостаточно для нее сделал? — когда увидела лицо Джереми. Он не отрываясь смотрел на нее из-под упавшей на лоб челки и был бледнее обычного. Она вспомнила маленького мальчика, который когда-то смотрел, как его мать уводят в наручниках…

— Мама… — сказал он. Только это, и ничего больше.

Эллис засомневалась, чувствуя, как теряет решимость. Она отвела сына в сторону и тихо сказала:

— Если ты не хочешь, чтобы я шла, я не пойду.

Если ее убьют, она второй раз оставит Джереми. И как бы сильно она ни любила сестру, сын был на первом месте.

Джереми облизал губы и посмотрел на дом, где его дядя держал в заложниках мэра.

— Ты думаешь, дядя Гарри может… может причинить тебе вред?

Она могла бы унять его страхи, как когда-то убеждала его, маленького, что в туалете нет монстров, но они уже через слишком многое прошли, чтобы сейчас она могла быть нечестной.

— Хотелось бы верить, что нет, но я не знаю, чего от него ждать, — сказала она.

Джереми задумался на пару секунд и, казалось, принял решение.

— Если ты не пойдешь, он может навредить себе. — Он посмотрел на Дениз, словно представляя ее вдовой, а детей Гарри — сиротами. — Все в порядке, — сказал он с улыбкой, которая выглядела бы убедительнее, если бы Джереми не был так бледен и не дрожал. — Делай то, что должна. Я знаю, мистер МакГинти не позволит, чтобы с тобой что-то случилось.

Она кивнула, не в силах ничего сказать. Она уже собралась идти, как вдруг Джереми так крепко обнял ее, что чуть не сбил с ног. В тот момент она поняла, что дело того стоило. Если она умрет там, то хотя бы будет знать, что сын все еще ее любит.

Через несколько минут они с Колином направились через газон к дому. Покинув залитый светом участок, они ступили в царство сумерек. Эллис понадобилось несколько секунд, чтобы глаза привыкли к темноте. Дорогу им освещала полная луна, которая висела так низко в небе, что от нее было светло, как днем. Трава, по которой они шли, в лунном свете казалась белесой, словно покрытой инеем. Эллис и Колин шли молча, погруженные в свои мысли. То, что они всего пару часов назад занимались любовью, было как воспоминание из другой жизни. Неподалеку, на вершине поросшего травой холма, в темноте возвышался дом, и его единственное освещенное окно глядело на них, словно немигающий глаз. Снаружи дом выглядел мирно и, казалось, смеялся над ними, словно драма, происходившая внутри, была не более чем слухом.

Они уже практически добрались до дома, когда Эллис услышала лай и, обернувшись увидела пса, который вырвался из рук Джереми, державшего его за ошейник. Шеп мчался к ним через газон, и белое пятно на его груди — это все, что было видно, когда он миновал место, освещенное прожекторами.

Двери автоматически разошлись, пропуская их внутрь, также как впустили перед этим Гарри. Дом встретил их не оружейными выстрелами, а мертвой тишиной, которая казалась еще более зловещей. Эллис и Колин в сопровождении собаки миновали пустую комнату с трофеями, а затем прихожую. Тишину нарушал только приглушенный шум их шагов по ковру и тихое рычание Шепа. Эллис огляделась по сторонам, отметив роскошное убранство комнат. Так вот как жил убийца ее сына, в то время как Дэвид лежал в могиле, а она занимала шлакоблочную клетку два на три метра. Она почувствовала, как закипает кровь, а во рту появляется привкус желчи, и отогнала от себя эти мысли. Она не могла себе позволить размышлять об этом сейчас.