Изменить стиль страницы

Он никогда не забудет тот день, когда вернулся домой из школы и застал мать с отцом, с каменными лицами сидящими за кухонным столом. Такое же выражение было у них, когда несколько лет тому назад сгорел сарай. С загорелых лиц — того же цвета, что и чай с молоком в кружках перед ними, — на него пристально смотрели две пары глаз.

— Присядь, Гарри. Нам нужно кое-что тебе сказать, — обратилась к нему мать тем же серьезным голосом, каким однажды сообщила ему о смерти дедушки Эдди. Она сказала, что они переезжают в Калифорнию, где его отец получил должность старшего рабочего в большом фермерском хозяйстве в Бейкерсфилде. Они собирают вещи и сегодня же уезжают.

А как же лошади, Попкорн и Винки? И козы, и куры? Гарри не понимал, что происходит.

— С ними все будет в порядке, — заверил его отец. — Новые хозяева о них позаботятся.

Он объяснил, что у них нет выбора: даже если бы они решили задержаться на ферме, банк этого не позволит. Его отец, казалось, сам готов был расплакаться, когда гладил Гарри по руке и с напускной храбростью, недостаточно убедительно даже для одиннадцатилетнего мальчика говорил:

— Не волнуйся, сынок. Все будет в порядке, вот увидишь. Для нас это возможность начать все сначала.

Но только это было никакое не начало. Скорее конец. Конец того времени, когда окружающие приветствовали его по имени, а большинство друзей он знал еще с детского сада. Конец тех ленивых летних дней, когда он, просыпаясь, чувствовал запах свежескошенной травы, слышал крики петухов и когда самым сложным был вопрос, что он получит на завтрак — оладьи или яйца. Дней, когда отец разрешал ему водить трактор вдоль посадок и когда он помогал матери чистить яблоки для пирожков, которые она пекла для всяких благотворительных мероприятий. Она пекла их так много, что дом пропитался запахом корицы и яблок, присыпанных сахарной пудрой.

В Бейкерсфилде его вместе с родителями и двумя младшими братьями, привыкшими к старому просторному дому, определили в маленький одноэтажный домишко на улице, состоящей из точно таких же домов. Зимы были настолько суровыми, что даже Рождество было не в радость, а летом из-за жары тротуар перед их домом напоминал сковороду. Продукты в витрине находящегося неподалеку магазина сети «Сейфуэй» не могли сравниться с свежесорванными фруктами и овощами, к которым он привык. А в школе, в которую ходили Гарри и его братья, классы были в основном сформированы из детей рабочих-иммигрантов. Это были мексиканцы, которые работали на фермах и в садах вроде того, где старшим рабочим был его отец. И Гарри чувствовал себя среди них белой вороной.

Он поклялся себе, что как только станет достаточно взрослым, чтобы зарабатывать на жизнь, вернется на остров. Так он и сделал. Закончив школу, он поступил в полицейскую академию, через два года вступил в дорожный патруль Калифорнии и коротал там время до тех пор, пока не подвернулась возможность работать здесь. Вскоре он встретил Дениз, они поженились и завели ребенка. Это не было жизнью на ферме, нет, но все равно это была хорошая жизнь.

По крайней мере, до сих пор.

В последнее время у Гарри возникло ощущение, что жизнь начинает разлаживаться. Возможно, перелом произошел в нем самом. Та же система, что когда-то разрушила жизнь его родителей, сейчас уничтожала его собственную. По иронии судьбы, до недавних пор он сам был одним из них. Каждое утро, надевая идеально выглаженную форму, он испытывал гордость, что служит обществу. Конечно же, время от времени он обходил закон, но только с благими намерениями. Как, например, однажды он не стал выписывать мальчишке Шеферду талон за превышение скорости, хотя тот прилично превысил лимит, зная, что Мардж Шеферд уже в конечной стадии развития злокачественной опухоли, а ее муж Пол хватается за любую работу, чтобы свести концы с концами.

Но, видно, такое уж у него везение, что стоило только обойти закон ради своей выгоды, как он тут же был пойман на горячем. И в результате сейчас подвергался шантажу. С какой стороны ни посмотри, у него были серьезные неприятности. Такие, что держат за горло и медленно душат.

Если бы причиной его поступка была обычная жадность, Гарри мог бы еще думать, что получил по заслугам. Но он брал деньги не для себя. Райан так сильно хотел тем летом поехать в Париж со своей французской группой, что Гарри просто не мог ему отказать. Поэтому когда Бак Дугган, владелец клуба «Китти-кэт» на шестом шоссе, передал ему конверт, полный налички, чтобы он закрыл глаза на не совсем законные вещи, которые происходили в его заведении, Гарри не долго раздумывал, прежде чем принять его. При этом он успокаивал себя тем, что это в первый и последний раз, что он не из тех полицейских, что берут «на лапу», что это было сделано ради благородной цели, а потому не может считаться неправильным. Другими словами, банальные дурацкие отговорки. Через несколько месяцев у старенького «фольксвагена» Дениз вышла из строя коробка передач, и Гарри снова рискнул — он и подумать не мог, что на этот раз весь процесс будет записан на пленку.

И сейчас был в руках мэра.

Поначалу Гарри наивно полагал, что его в конце концов отпустят с крючка, но сейчас уже понимал, что скорее на Ближнем Востоке воцарится мир, чем это случится. И выполняя очередное задание Уайта, он увязал в этом кошмаре все глубже и глубже. Ему приходилось не только шпионить за свояченицей и умалчивать о том, какое давление оказывается на племянника, но еще и лгать жене. И это приводило его в ярость, которая, не имея выхода, действовала подобно кислоте, вытекающей из ржавой батареи. Это был замкнутый круг. Каждый раз, когда Гарри выходил из себя и срывался на Дениз или детях, он ненавидел себя еще сильнее, а это только усиливало его гнев.

Господи, не дай бог, Дениз узнает! Если она хотя бы заподозрит, что он внес свою лепту в грязные дела по устранению препятствий в застройке Спринг-Хилл, нашептывая в нужные уши, зная, каких чиновников нужно умаслить, а каким пригрозить для пущей убедительности. Возможно, она и не стала бы с ним разводиться — он не думал, что она зашла бы так далеко, — но их жизнь уже никогда не была бы прежней. Есть точки, от которых нет возврата, и эта была одной из них.

Сейчас все, что ему оставалось, — это научиться жить с самим собой. Если бы он мог с кем-нибудь об этом поговорить, ему стало бы намного легче. Но кому он мог довериться? Уж точно не Дениз. И никому из своих коллег-полицейских. И, конечно же, не своим родителям, которые уже были на пенсии и жили на Ранчо дель Map. Узнать, как далек их сын от принципов честности и порядочности, в которых они его воспитывали, стало бы для них убийственным. От принципов, которые так строго соблюдались в их доме. Когда Гарри было десять лет и отец поймал его на краже упаковки жевательной резинки из магазина мистера Гована, мальчику пришлось не только вернуть украденный товар, но и следующие две недели отработать в магазине. И что бы сказал отец, если бы узнал об этом?

По иронии судьбы единственным человеком, который мог его понять, была Эллис. В тот день, когда она пришла к нему просить о помощи, Гарри едва сдержался, чтобы не признаться ей во всем. Но она была последним человеком, которому он мог бы довериться. Если бы она знала, в чем он замешан…

Погруженный в свои мысли, он вдруг с удивлением заметил, что уже сворачивает к своему дому. Он готов был поклясться, что всего несколько минут назад покинул парковку за полицейским участком. Такое случалось все чаще. Кто-нибудь из ребят начнет комментировать события, при которых Гарри точно присутствовал, а он весьма смутно представляет, о чем же идет речь. Или Дениз напоминала ему о чем-то, что он обещал сделать и совершенно забыл.

Он объяснял это главным образом тем, что в последнее время едва мог сомкнуть глаза. Он часто просыпался среди ночи. Сердце билось с бешеной скоростью, мысли вертелись в голове, как белка в колесе, и больше заснуть он не мог.

В конце концов, он мужчина и должен вынести все это. Разве не этому учил его отец? И в прошлом это всегда помогало Гарри: в школе, когда мальчишки его дразнили, во время учебы в полицейской академии и позже, когда он был копом-новичком, а ветераны всячески пытались сбить его с толку… Это была его проблема. Ее создал он сам, а не его жена или дети. И он не должен их в это втягивать.