— А теперь, дорогая, займёмся хирургией.

Он заскочил в ванную и вернулся с помазком, кремом для бритья и бритвой.

— Милая, больно не будет, — сказал он Кэнди, которая покорно лежала в тележке, пока он наносил на её интимные места крем.

Следующие десять минут мы по очереди брили её вагину: Роберт энергично и большими мазками… Джимми со страстью Родена или Микеланджело. Кэнди не могла остановиться от смеха.

Когда мы закончили и любовались полученным результатом, Роберт неожиданно издал душераздирающий вопль, прервав наш праздник.

— Блядь! Бонэм, как ты мог? Как?

Роберт схватил кисточку и помахал ею в воздухе.

— Это мой. Сука, это мой помазок.

Все, кто находился в номере, взорвались от смеха. Джон Пол хлопнул Роберта по плечу:

— Приятного бритья.

Но не все девушки, с которыми мы тусовались, были такими же красотками, как Кэнди. И мы могли выбирать. О непривлекательных девицах — на которых смотреть страшно, Бонэм говорил:

— Если ты позволишь этим крокодилам пролезть в номера, ты уволен!

Пластер Кастерз были из тех назойливых девиц, которые нагло злоупотребляли нашим гостеприимством, несмотря на все просьбы уйти. Они хотели сделать гипсовые слепки с эрегированных членов участников группы, возможно, чтобы выставить их в зале славы рок-н-ролла. Однажды Синтия Кастер рассказала нам, как они делают эти слепки.

— Сначала мы возбуждаем музыкантов, любым способом. Затем моя ассистентка делает слепок, а я самоотверженно ублажаю музыканта. Она очень талантливая. Вы, парни, должны попробовать. Это ведь форма искусства.

Может и так. Но Роберт пошутил по этому поводу:

— Мой член не встанет на эти толстух.

Я знал Пластер Кастерз со времён Yardbirds. Они не изменились: здоровенные и недалёкие бабы. Думаю, цеппелины предпочли бы воздержание, если бы кроме них не было никакой альтернативы. Я бы точно воздержался.

Как-то днём мы грели кости у бассейна. Кастерз сидели рядом и совсем достали нас. Они хотели сделать слепки, нас такая идея не прельщала. Они хотели поболтать, мы хотели, чтобы они заткнулись.

Наконец, Бонэму они надоели.

— Единственный способ заставить этих сучек заткнуться — это набрать им в рот воды.

Он поднялся из шезлонга, подошёл к Синтии и подтолкнул к краю бассейна. Когда до воды оставался один шаг, он со всей силы швырнул её в воду. Синтия взлетела в воздух и плюхнулась в бассейн, словно беременная самка кита. Образовавшийся цунами залил половину двора.

Мы думали, она пойдёт ко дну как топор, но многочисленные одежды, включая чёрное вельветовое платье с отвратительными безвкусными украшениями, сыграли роль спасательного круга. Воздух остался в одежде, и она удержалась на поверхности воды, не без труда конечно, и отчаянно плескаясь.

— Вытащите меня, козлы, — булькала она, достаточно громко, чтобы перекричать наш смех.

Я нагнулся к воде и потащил её к лестнице. Вышла она совсем даже не изящно.

Несмотря на сумасбродства, мы никогда не забывали, зачем приехали в Америку.

— Мы здесь из-за музыки, в первую очередь, — заявлял Бонзо, нередко полупьяный.

Из-за алкоголя возникали неприятные ситуации, по очереди с каждым музыкантом.

Если мы пили в самолёте, для остальных пассажиров начинался кошмар в самолёте, особенно если стюарды не ограничивали нас алкоголем. Мы летели из Атенс, штат Огайо, в Миннеаполис. Роберт набрался, и настроение у него было слишком весёлое, чтобы усидеть в кресле. Он поднялся и принялся скакать по проходу; в тот момент он был похож на смесь Гамельнского крысолова и испанского матадора. Ему было хорошо, но нужно было выпустить пар от трудностей гастролей. Он посмотрел в одну сторону, потом другую, замахал руками и пропел странный рефрен:

— Туалет! Туалет! Туалет для Роберта!

Он пел так громко, что остальные семьдесят пассажиров услышали его и ошарашенно смотрели на странного парня, болтающегося по самолёту, словно сомнамбула.

— Где туалет? Роберту нужен туалет! Туалет!

Многие пассажиры заметно нервничали в ожидании, что произойдёт следом. Я тоже ждал, но меня больше интересовало, когда мне принесут выпивку, чем довести Роберта до туалета. К счастью, подошла бортпроводница и отвела за руку Роберта в туалет. После того, как он стукнулся о дверь и кое-как втиснулся внутрь, «концерт» так же внезапно закончился.

В какой-то момент, когда подобные инциденты начали повторяться чаще и чаще, я понял, что нам нужен отпуск. Я предложил развеяться пару дней в Гонолулу, где у нас был запланирован концерт. Выбор одобрили единогласно.

У подножья Даймонд-Хэд (вулкан на Гавайях — прим. пер.) стояло два элегантных особняка с умопомрачительным видом на пляж и Тихий океан. Многие группы время от времени снимали эти особняки. Питеру удалось снять один из них, дорогущую испанскую виллу, при виде которой Уильям Рэндольф Хёрст задохнётся от зависти. За четыре дня мы обгорели, как головёшки под тропическим солнцем, а также планировали поездку по океану и луау (традиционный гавайский пир — прим. пер.). Помню, я лежал на пляже и слушал «Lay, Lady, Lay» Боба Дилана, которая взобралась на вершину чартов. Под впечатлением от Дилана мы провели часть гавайского отпуска в окружении цветов и женских тел.

В некоторой степени мы оказались в безвыигрышной ситуации. Когда наш график был настолько плотным, нам захотелось в отпуск, но во время остановки на Гавайях, когда мы заслуженно могли отдохнуть, мы практически сразу заскучали.

— Тяжело понять, — поделился своими соображениями Бонзо, открывая бутылку пива. — Или мы бежим так быстро, что вот-вот сдохнем, или от безделья сходим с ума.

Пусть так, но никто не мог лучше Бонзо придумывать развлечения. И мишенью для розыгрышей чаще всего оказывался Плант. Бонэм пару раз разыгрывал Джона Пола, например, он залил комнату Джонси на Гавайях водой из садового шланга, который протащил через стеклянную раздвижную дверь. Но Джон Пол был таким добродушным малым, что когда проснулся и увидел, что комната превратилась в аквариум, то просто никак не отреагировал. Такая равнодушная реакция делала из Джонси не самого лучшего кандидата в подопытные кролики для наших дурачеств, которые мы устраивали. Гораздо прикольнее было разыгрывать таких, как Роберт, он нередко устраивал истерики в отношении наших шуток.

Из Гавайев мы полетели в Детройт. Мы должны были выступать в Grande Ballroom, бывшем здании завода по производству матрацев, который превратился в лучший рок-клуб города. Наш самолёт приземлился в предрассветный час; едва рассвело, когда мы заселились в отель в день концерта. Мы летели всю ночь и постоянно пили. Мы смертельно устали, были раздражены, и хотели поскорее заехать в номера и немного поспать.

Но когда мы вползли с багажом в холл отеля, то на время позабыли о сне.

— Смотрите, кровь на ковре, — сказал Джон Пол, указывая на ещё мокрые пятна крови.

— Да ладно тебе, Джонси, — ответил я. — Америка — крутая страна, не смеши нас.

Но потом я пригляделся. Джонси не шутил.

За полчаса до нашего появления отель пытались ограбить. Коридорный оказал сопротивление нападавшему с помощью зараженного револьвера, и холл превратился в нечто напоминающее финальную сцену в фильме «Ровно в полдень».

— Эта сволочь хотела нас ограбить, — коридорный рассказал нам, его голос и руки до сих пор дрожали. — Я пристрелил урода, и он умер прямо у моих ног. Тело только что унесли.

Роберт глянул на ковёр. Клянусь, мы видели пар, поднимавшийся от свежих кровавых пятен.

— Меня сейчас, кажется, вырвет, — простонал Роберт.

— Держись, Роберт, — ответил я. — Такое случается.

— Господи Боже мой, — взорвался Роберт. — Почему мы должны останавливаться здесь, Ричард? Мы работаем, как маньяки, а ты селишь нас отель, в котором война разыгралась.

— Ты что, думаешь это случилось по моей вине? — заорал я. — Не я пристрелил эту сволочь!

— Иногда я сомневаюсь, — пробормотал Роберт.

Ко времени концерта ситуация не улучшилась. Пока группа играла на сцене, то пробки вылетали, то электричество гасло. И каждый раз им приходилось останавливаться — в первый раз прямо по середине «I Can't Quit You, Babe», а затем прямо во вступлении «Black Mountain Side» — набитый битком зал всё больше и больше возбуждался, едва не устроив бунт. И только сладкий аромат марихуаны, плававший над публикой, предотвратил толпу от бесчинства.