И в то же время Led Zeppelin настолько сблизились, что могли шутить и разыгрывать друг друга без риска серьёзно пощипать чьи-либо перья. Одним вечером они пили вино и смеялись над каким-то скучным английским телешоу.

— Как насчёт того малого, Перси Трауэра? — спросил Джон Пол. — Тот парень, что ведёт садовое шоу. Целую программу смотришь на растущие плантации. И что там интересного?

— Ха! — заметил Джимми. — Мы занимаемся тем же самым. У нас свои Плантации растут!

— Идеальное имя! — засмеялся Джон Пол. — Перси!

С того дня мы редко звали его Робертом, с тех пор он был Перси. Роберт никогда не жаловался.

С другими кличками мы выказывали большую осторожность. Питер и я звали Джимми «старой девочкой» — но никогда в лицо. Прозвище появилось из шутки, которая родилась, когда мы смотрели на него перед началом концерта. Во время того летнего тура в Лос-Анджелесе, Джимми любовался собой перед зеркалом, как участница конкурса красоты перед выходом на подиум. Он был одет в жакет из вельвета и велюра, прямо как сказочный принц. На голове накручены бигуди, и когда он из снял, то провёл еще пятнадцать минут, расчесывая локоны. То ещё зрелище!

И хотя Джимми заслуживал насмешек за суету перед зеркалом, подходящую больше девчушке перед баллом, мы с Питером не осмеливались высмеивать его открыто. В определённый день Джимми мог быть чувствительным к определённым вещам, и не имело смысла рисковать, чтобы вызвать извержение вулкана.

Но между собой мы с Питером любили пошутить. Мы обычно говорили что-то типа: «Скажи старой девочке, что лимузины ожидают… Настало время старой девочке одеться на концерт!» По сути, кличка была безобидной, но я думаю, узнай Джимми об этом, он бы впал в ярость, если бы не был в слишком хорошем расположении духа.

Во время летнего тура цеппелины выступили на девяти фестивалях под открытым небом, начиная от поп-фестиваля в Ньюпорте и заканчивая фестивалем Вудинвилль в Сиэтле и мероприятием в Сентрал Парке в Нью-Йорке. Эти фестивали с большим составом участником предоставили группе возможность сравнить себя с другими, некоторые из которых — The Doors и The Byrds — стояли выше по рангу.

— Это всего лишь вопрос времени, мы возглавим списки и сделаем всех, — пару раз говорил об этом Бонзо.

Как-то в начале тура мы проводили выходной на фестивале в Сингер Боул, на территории Всемирной выставки в Нью-Йорке в районе Флашинг Медоуз. Vanilla Fudge, Джефф Бек и Ten Years After были в числе главных звёзд. Мы смотрели концерт из-за кулис, не уходя далеко от буфетного столика, ломящегося от пива, вина и чипсов. Там можно было пообщаться с целым зверинцем друзей-музыкантов.

Элвин Ли, гитарист Ten Years After, блестящий исполнитель. Я помню, какое впечатление он произвёл на нас своими сверхскоростными пальцами. Он баюкал и нянчил свою гитару от песни к песне, на аудиторию вылился целый шквал тяжёлых рок-звуков, которые сделали Ли одним из самых уважаемых музыкантов конца шестидесятых.

— Он просто великолепен, — сказал Джимми, завороженно наблюдая за пальцами Ли. Не так много музыкантов могли покорить его. И наблюдать за реакцией Джимми на Ли было не менее интересным, чем смотреть на самого Элвина.

Пока Ten Years After играли, Бонэм терял терпение. Он пил довольно долго и жаждал свалить.

— Потерпи, Бонзо, — сказал я ему. — Мы уйдем где-то через час.

Бонэм места себе не находил, он слонялся из угла в угол, осушая пиво за пивом.

А затем, в мгновение ока, он превратился в мистера Хайда. В глазах появился дьявольский блеск, который открывал в нём непослушную часть. На горизонте замаячили проблемы.

— О нет, Бонзо, — пробормотал я. И хотя я понятия не имел, что у него на уме, я знал, что это не добавит ему очков в рейтинге.

— Я, блядь, починю его! — заорал Бонэм, указывая на Ли. — Смотри!

Бонэм схватил коробку с соком с буфетного стола и подошёл близко к сцене, достаточно для нанесения удара.

— Время выпить сок! — крикнул он. — Элвин, хочешь сока?

И не дождавшись ответа, Бонэм вылил содержимое коробки на Ли. Сок забрызгал гитариста и его инструмент.

Толпа взревела, Ли раскрыл рот от неожиданности.

— Что тут происходит, чёрт возьми? — заорал он, глядя на Бонэма. — Ты, хрен моржовый!

Ли сверкал глазами от гнева, но продолжал играть, глядя на Бонэма. Может быть из-за алкоголя, но Бонзо не казался испуганным. Он покачал пальцем, словно предупреждая Ли, чтобы тот остыл.

— Не позволяй мелочам донимать тебя, — подколол он его. — Апельсиновый сок полезен. Там есть витамин С.

Ли продолжал играть, направляя гитару в сторону Бонэма, словно меч или даже пулемёт. Я почувствовал, что их противостояние будет иметь продолжение, если случайно не затухнет.

На самом деле, при почти сорокаградусной жаре, ситуация ухудшилась только для Ли. Сок высох, а руки и гитара стали липкими. Пальцы не могли уже легко маневрировать по грифу. Он был вынужден притормозить. С трудом он доиграл оставшиеся песни.

Ли в ярости покинул сцену и рванул в свою гримёрку.

— Ты говнюк, Бонэм. Настоящий говнюк, — пробурчал он.

А Бонзо был рад-радёшенек созданному хаосу.

— Бонзо быстро освоился, — сказал мне Джимми. Его беспокоило, что Бонэм и алкоголь в сочетании друг с другом создавали постоянные проблемы. — Он сам себе худший враг. Возможно, он наш худший враг.

— Да он просто выпускает пар, — ответил я. — Если он не сможет делать это таким способом, то обязательно ввяжется в драку.

Оказалось, Бонэм не собирался останавливаться на достигнутом. Он терпеливо дожидался Джеффа Бека, который вышел на сцену час спустя. Бек был одним из самых потрясающих блюзовых гитаристов, которых я когда-либо встречал. Он мог за минуту ввести толпу в лихорадку. В тот день он вверг в транс Бонэма.

Под конец сета Джеффа в конец пьяный Бонэм ввалился на сцену. Я отчаянно рванулся за ним, схватил за плечо, но он вырвался.

— Не волнуйся, я сразу вернусь, Ричард. Уже иду!

Бек глянул на Бонэма, но тот был без апельсинового сока, и продолжил играть «Rice Pudding», по-видимому необъявленный выход Бонзо его не побеспокоил.

Бонэм потоптался пару минут, а затем сказал Мики Уоллеру, чтобы тот освободил место за барабанами. Бек прекратил играть, когда Бонэм начал устраиваться на стульчике Уоллера. Бонзо взял палочки и начал колотить по барабанам.

— О нет, — подумал я. — Ситуация выходит из-под контроля.

Барабаны гремели, тарелки вибрировали. Толпа захлопала в такт ритму. Уровень возбуждения Бонэма рос, он подбадривал толпу, чтобы она ещё больше шумела. И её не надо было упрашивать.

Мы с Плантом за сценой хихикали, словно школьники.

— Он сумасшедший, его нужно изолировать, — сказал я.

Толпа ревела громче и громче, Бонзо вскочил из-за установки и выбежал на центр сцены. Он принялся сдирать с себя одежду. Слой за слоем. Исполняя эротический танец.

Сначала слетела майка. Затем штаны. К этому времени мы с Плантом горячо поддерживали его стриптиз.

Бонэм нас не разочаровал. В мгновение ока он остался в одних трусах.

— Ещё? — выпалил он в ближайший микрофон.

— Ещё! — радостно ответила толпа.

Бонэм стянул трусы. Толпа впадала в безумие по мере того, как сбрасывалась каждая часть одежды и окончательно сошла с ума, когда Бонэм предстал пред ними, в чём мать родила. Его инструмент впечатлял.

В этот момент Питер ворвался на сцену словно олимпийский бегун, сорвавшийся со стартовой линии.

— Ах ты сукин сын! — орал он Бонэму.

В то же время пол-дюжины полицейских забирались на сцену, чтобы произвести арест.

Питер добрался до Бонэма до полиции, схватил обнажённого барабанщика и побежал обратно. Они нырнули в гримёрку, хлопнули дверью и заперлись внутри.

— Ты, вшивый ублюдок! — ревел Питер. — Если ты не оденешься, пока полиция не выломает дверь, вылетишь из группы!

Бонэм вполне адекватно воспринял ситуацию и покорно подчинился приказу. Он схватил лежавшие рядом штаны и рубашку, которые даже ему не принадлежали. Одежда была ему мала на два размера, но Питера это не волновало.