Лето 1707 г. Онфлер

Ностальгия?

Они сидели в зарослях черемухи, уже давно отцветшей, но еще не налившейся черными, с приторно вязким вкусом, ягодами: Андрей со своим земляком Спиридоном и начальник муниципальной милиции месье Эмиль Дюпре с двумя молчаливыми молодыми людьми – зятем и шурином, как пояснил ополченец – такие уж сейчас времена наступили, что можно было доверять лишь самым близким людям. В этом смысле Громов его както не очень понял – ведь речьто шла не о какихнибудь там частных интригах, а о деле государственной важности – вскрыть и уничтожить вражескую шпионскую сеть, шутка ли! И зачем тогда нужно было скрывать это от собственных офицеров? Или прихватили бы с собой солдат, ополченцев…

– Понимаете, месье Тоннер, всякое может случиться. Вдруг да чтото пойдет не так? Или чтото нужно будет держать в самой строжайшей тайне? А в этих парнях я уверен, один – брат жены, другой – муж старшей дочери. Не продадут – мы ж все же одно семейство.

Громов только плечами пожал – спрашивается, и чего господин Дюпре опасался? Наверное, было чего, командующий городским ополчением представлялся Андрею человеком опытным, тертым.

– Чу! – месье Дюпре вдруг подался вперед, отводя от лица черемуховую ветку. – Слышите? Идет ктото. И это не один пономарь – и другие голоса слышатся. Тсс!!!

Через своего знакомого контролера полиции и пожарной охраны ополченец строил дело так, будто бы сарай при часовне являлся явно пожароопасным строением и на этом основании требовал самого тщательного осмотра, каковой и был назначен на завтра – и вот, людишки – кому надо! – поторопились, явились ближе к ночи, пришли – нервишки, видать, не выдержали, сдали, потребовалось срочно перепрятать улики.

– На этом мы их и возьмем, – потирал руки Андрей. – Жаль вот, нет других представителей власти.

– Нетнет, – ополченец дернулся. – Сейчас мы их брать не будем, просто посмотрим. Ага! Вот они, голубчики, вот.

В свете луны, бесстыдно выкатившейся на небо медным, ярко блестевшим тазом, были хорошо видны не только фигуры, но даже и лица сигнальщиков – кроме нескладного пономаря Жака, еще трое молодых, судя по приглушенному смеху, вполне уверенных в себе парней в башмаках и добротных кафтанах…

– О, Святая Дева! – выпучив глаза, прошептал один из парней Дюпре – то ли зять, то ли шурин. – Да это же…

– Тихо! – резким шепотом оборвал милицейский глава. – Ага… выносят… Понесли, понесли…

Гдето неподалеку, за часовней, вдруг послышалось лошадиное ржание.

– Ого! – Спиридон навострил уши. – У них и кони…

– Что будем делать? – поинтересовался Андрей у главного организатора засады. – На лошадяхто незаметно проследить не удастся.

– А и не нужно больше ни за кем следить, – вытерев пот со лба, ополченец отозвался както понуро, безрадостно, словно бы изначально предчувствовал какуюто гадость, и вот она вам, пожалуйста – нате, кушайте, смотрите не подавитесь!

– Помните, я вас кое о чем предупреждал, господин де Тоннер?

Громов сдержал усмешку: ну конечно, предупреждал. Вот оно!

– Я так полагаю, вы очень хорошо знаете всех этих молодцов, месье Дюпре?

– Еще бы не знать, – скривился командир ополчения. – Двое – слуги господина судьи, третий – личный адъютант полковника конной полиции ЖанаБатиста д'Эвре.

– Полиция и правосудие, – Андрей презрительно сплюнул. – А ничего компания подобралась, в самый раз. Я полагаю, слуги и адъютант тут не без ведома своих господ ошиваются?

– Верно полагаете, – кивнув, Дюпре со злостью выругался в спины уходящим парням. – Вот дьявол! Мы ничего и никому не докажем! Даже если б взяли их сейчас с поличным…

– Кто бы сомневался, – понятливо хмыкнув, Громов вдохнул в себя вкусный запах черемухи. – У нас в Российской Федерации тоже все примерно так же!

– У вас в России – варварство, – резко перебил ополченец. – А Франция все же цивилизованная страна… по крайней мере, таковой считалась. Я и раньше слыхал, что у господина судьи есть финансовые интересы в Англии… А вот что подвигло барона?

– Вы о ком?

– О д'Эвре. Не понимаю! Хотя… както быстро он разбогател, женился… – Дюпре размышлял вслух свистящим шепотом. – Все думают, что он поправил свое положение выгодным браком… А вот, оказывается, не все так просто!

Громов передернул плечом:

– И что же теперь? Так и дальше позволять этой мрази предавать своих земляков? Нет, то, что никто ничего не докажет – это я понимаю, можете не говорить…

– В следующий раз я просто пошлю сюда небольшой отряд, – тихо промолвил месье Дюпре. – С фузеями, пистолетами, палашами…

– Тоже выход, – согласился Андрей. – Только, увы, временный.

– Разве что какойнибудь влиятельный человек нам поможет, – выходя их кустов на поляну, глава ополчения поправил едва не сбитую веткой шляпу и, оглянувшись, взглянул собеседнику в глаза. – Говорят, молодой маркиз де СентОбан – ваш старый приятель?

– Антуан? – молодой человек не стал скромничать. – Ну да, он мой друг… еще с американских времен. Не так уж он и молод – лет тридцать пять, пожалуй.

– Тридцать два. Здесь его все знают. Так вы с ним поговорите?

– Обязательно поговорю, любезный месье Дюпре! – гулко рассмеялся Громов. – Уж в этом не сомневайтесь!

– А я и не сомневаюсь, – ополченец усмехнулся. – Там поглядим! А сейчас приглашаю вас к себе домой, господин капитан. Коечто обсудим да выпьем – что еще нам остается?!

Дом главного городского ополченца, узкий – в два окна – зато каменный и в целых пять этажей, располагался на набережной Святого Этьена, в полсотне шагов от одноименной церкви, выстроенной вроде бы в готическом стиле, только с какимто странным массивным шпилем, выкрашенным в веселый яркозеленый цвет – цвет надежды.

Внутри все помещения оказались куда просторнее, нежели думалось, глядя на дом снаружи, все потому, что узенькое по фасаду здание было сильно вытянуто вглубь. Обстановка в комнатах – по крайней мере, в тех, что видел Громов, поднимаясь на третий этаж в кабинет хозяина, являла собой пример пуританской скромности, разбавленной коекаким излишествами в виде шпалер из мореного дуба и картин в резных золоченых рамах. Натюрморты, пейзажи – все тщательно выписанное, четко, как на фотографиях – до импрессионизма еще было далеко. В укрепленных на стенах подсвечниках жарко горели свечи.

– Присаживайтесь, господин капитан!

Гостеприимно кивнув на небольшой, обитый темноголубым велюром диванчик, хозяин дома уселся в широкое резное кресло, но тут же вскочил и, позвонив в колокольчик, позвал слугу, сделав распоряжения насчет выпивки и закуски.

Отцепив шпагу, Громов устало вытянул ноги и принялся с любопытством разглядывать обстановку – массивный, покрытый зеленым сукном двухтумбовый стол, заваленный многочисленными бумагами, резной столик поменьше – как раз напротив дивана, у левой стены – изящное бюро с полочками, на которых были расставлены различного рода мелочибезделушки – лаковые табакерки, резные – из слоновой кости – шкатулки, статуэтки… среди которых Андрей отчетливо увидел небольшого, дюйма в полтора, короля – или царя – зеленого, с золотой саблею и тюрбаном.

Черт побери!

– А это у вас не шахматная фигурка, случайно?

– Шахматы, – обернувшись, улыбнулся Дюпре. – Только она от индийских шахмат, супруга както купила… Давненько уже – лет восемь назад, что ли, а то и десять. В лавке старика Марсье и купила, еще жив был тогда старик, хороший человек, кстати.

– А у Марсье откуда взялась эта фигурка? – Громов понимал, что задает глупый вопрос, но все же не удержался, полюбопытничал.

Ну конечно, такой же ответ и получил:

– А черт его знает, откуда? Наверняка продал ктото из моряков.

И правда… Тряхнув головой, молодой человек взял любезно поданный хозяином серебряный стаканчик, до краев наполненный кальвадосом, и, крякнув, выпил, закусив поданными на большом медном блюде орешками.