– Наше поселение на месте Красносельского стоит, между нами и Динской – федеральная трасса, – пояснил Филин, – и хутор, на котором быки Зайцева сидят, как раз между нами, на реке Кочет. Вы его могли видеть, когда к нам ехали.
– Есть такое место, справа от дороги возле реки какието постройки видел, – медленно кивнув, сказал Исмаил.
– Вот оно самое есть.
– Сколько их там? – Черепанов продолжал задавать вопросы.
– Постоянно человек пятнадцать, они ведь не профессиональная армия, а вроде как холопы Зайцева и его семьи. Днём могут в поле или на реке работать, а в ночь на большую дорогу за добычей выходить.
– Если с ними чтото случится, их искать будут?
– Нет, все они одиночки, а коекто и в розыске – за воровство и бандитизм. Они потому и держатся Зайцева, что им податься некуда.
– Проводник нужен, у тебя есть верный человек?
– И не один, – усмехнулся мой бывший комод, – всё же я местный и, если надо, человек десять смогу поднять.
– Десять не надо, нужен один, чтоб не болтливый, местность знал хорошо и соображал быстро.
– Будет проводник.
Той же ночью, уже после полуночи, мы сидели на опушке густой берёзовой рощи, и перед нами был хуторок, где мы должны были показательно уничтожить полтора десятка человек. Рядом с нами еле слышно зашуршала трава, и появился Ильюшка, младший брат Филина, крепкий тринадцатилетний паренёк, который знал все окрестности как свои пять пальцев и на этом хуторе както рыбу воровал.
– Все спят, – прошептал он и махнул рукой в сторону хутора, – вон в том длинном домике, где лампа светит.
– Охрана?
– Нет, они здесь хозяева, а залётных банд у нас не бывает, столица недалеко.
– Дальше сами, – прошептал ему наш капитан, – возвращайся домой.
– Понял. – Видимо, что такое дисциплина, паренёк знал и спорить не стал.
Вновь зашуршала трава, и он исчез.
Капитан посмотрел на луну, еле выглядывающую изза туч, встал и мотнул головой в сторону хутора:
– Пошли.
Бояться нам было нечего, только собак, может быть, но они все на цепи. Плана тоже не составляли, действовать решили просто. Войти на территорию хутора, где все его обитатели, тринадцать крепких мужиков самой разбойной наружности, скопились в одном строении, и всех перестрелять. Дать знать местному корольку, что и на его местную крутость может найтись управа.
На территорию хутора зашли с подветренной стороны, перебрались через плетень, и собаки почуяли нас только тогда, когда до спального барака оставалось метров пятьдесят. Три злых и лохматых волкодава сразу же подняли лай, но было поздно, мы заскочили на крыльцо, и я прихватил масляную самодельную лампаду, сделанную из глины и оставленную в прихожке. Наверное, лампада оставалась для тех, кто ночами любит по отхожим местам шляться.
– А ну, заткнитесь, твари! – В узком окошке мелькнула тень человека, разбуженного собачьим лаем.
Бух! – Черепанов с ноги открывает массивную дверь в помещение, где спят разбойнички, а я изза его плеча кидаю лампаду в проход между нарами. Глина трескается, масло разливается и тут же от фитиля вспыхивает.
– Что?! Где?! – кричат люди, только миг назад мирно посапывающие в обе дырочки.
– Атас! Горим! – добавляются голоса тех, на кого масло попало.
Капитан и Исмаил расходятся влево и вправо от двери и начинают стрелять в ошалевших и не понимающих, что же происходит, людей, а я становлюсь на колено – верный ТТ уже в руке – и одного за другим сшибаю троих бандосов.
– Контроль? – спрашивает капитана Исмаилага, прикрываясь от разгорающегося пламени ладонью.
– Отход, огонь всё сожрёт, – отвечает Черепанов, и мы покидаем барак.
Однако сразу не уходим и ещё какоето время стоим в тени густой и высокой яблони, растущей неподалеку. Проходит минут пять, и кажется, что здание полностью в огне и все, кто находится в нём, погибли, но это не так. Раздался треск выламываемой доски, и появилась залитая кровью голова одного из разбойников, который выставил перед собой ствол обреза и пытался выкарабкаться туда, где его огонь не достанет. Он не видит нас, лезет наружу, и Исмаилага с пятидесяти метров – всё же стрелок он хороший – делает из своего «стечкина» только один выстрел, и голова бандита вновь исчезает в горящем бараке. Больше на территории не было никого, – два склада под речную рыбу, которую тут же и разводили, ещё один полупустой с какимто тряпьём полусгнившим, а более ничего ценного.
Большую часть дня отдыхали у Филина дома, отоспались, пообедали и на машине, которую наш товарищ прикупил для заводских нужд, вместе с самим хозяином этого странного транспортного средства, помеси «УАЗа» и «хаммера», отправились в Динскую. Путь недалёк, менее чем через час были на месте и сразу же подъехали к дому местного главы района Семёна Корнеевича Зайцева. Надо сказать, что жил местный царёк очень даже неплохо, думается, многие небедные люди, жившие до прихода Чёрного Трёхлетия в России, ему бы позавидовали. Дом Зайцева был обнесён мощной стеной из красного кирпича в два слоя, ворота железные, кованые, с узорами красивыми, а сам дом – пятиэтажный особняк под старину. Вот так вот, в большинстве земель нашего государства сплошная разруха, до сих пор коегде голод случается, а здесь, нате вам, живёт человек как в старые добрые времена и в ус не дует. Красота!
Нас провели в кабинет хозяина, и первое слово, которое приходило на ум при виде рабочего места местного начальства, было «роскошь». Всё, на что ни посмотри, не говорило, а кричало о том, что здесь обитает очень успешный человек, с дурным вкусом, конечно, но богатый. Впрочем, не думаю, что ктото мог посмеяться над Зайцевымстаршим. По крайней мере, в Динском районе такие граждане вряд ли нашлись бы. Опять же, где в наше время найти таких людей, которые вкус имеют и понимают, что громадный лакированный стол, новенькие дорогие ковры из бывшей Турции, хрустальная люстра, позолоченные обои и неработающий компьютер сочетаются плохо. Таких людей сейчас очень немного.
Встречал нас сам хозяин, пожилой, болезненнобледный мужик лет около пятидесяти, в шёлковом халате, сидящий за столом в резном кресле. Рядом с ним стояли его сыновья и зятья, которые были самыми натуральными антиподами. Сыновья – вылитый папаша, бледные и болезненные, одеты в какието бархатные костюмчики, чемто похожие на сюртуки, как на картинках про эпоху Александра Второго, а зятья – здоровенные бугаи в синтетических майкахборцовках, с плечами, исколотыми криминальными татуировками. Блин, не дом главы района, а какаято бандитская хавира.
– Ты чего, Черносвит, похорошему не понимаешь? – с ходу начал кричать Зайцевстарший, у которого, несмотря на его болезненный вид, был очень сильный голос. – Да тебе теперь не жить, и никто тебе не поможет.
От нашей компании разговор повёл капитан, который сделал один большой шаг вперёд, оказался перед столом и ударил раскрытой ладонью по голове главы района. Голова Семёна Корнеевича с треском ударилась о лакированную поверхность стола и на некоторое время от всего происходящего отключилась, а мы втроём, Исмаил, Филин и я, бросились на его родственников, которые уже схватились за оружие. Уработали мы их быстро, вязать не стали, а только отобрали стволы, между прочим, какието понтовые иностранные модели под натовские калибры, что для наших краёв очень большая редкость.
Черепанов открыл стоящую в баре бутылку вина – воды в кабинете не наблюдалось – и окропил голову местного начальства красненьким полусухим. Семён Корнеевич закашлялся, захлопал глазами и вскоре пришёл в себя.
– Прочухался? – спросил его капитан.
– Ты кто? – Семён Корнеевич, видимо, не осознал ещё своего положения и вновь попытался взять нас на крик, за что сразу же получил удар в ухо.
– Не надо кричать, – Черепанов присел напротив, – а то разговора не получится и придётся вас убить.
– А не боитесь? – Голос Зайцева стал спокойным, и только по бегающим глазам можно было понять, что он сильно волнуется.
Особенно часто его обеспокоенный взгляд останавливался на сыновьях, лежащих в углу без сознания.