– Мне не в чем признаваться.

– Как знаешь. – Капитан менял маски на лице одну за другой и теперь изобразил внимание и спокойствие, физиогномист, блин. – Давай сначала свою сказку рассказывай.

– Во время вылазки в лес был контужен близким взрывом вражеской гранаты, когда очнулся, попытался пройти к своим, но был захвачен в плен. Меня доставили в Бахчисарай и посадили в зиндан.

– Допрашивали?

– Нет.

– Почему?

– Не знаю, но, как говорил Чингиз, все ответственные лица находились на побережье и им было не до меня.

– С Керимовым мы ещё разберёмся, и на него не ссылайся. За себя отвечай.

– Слушаюсь.

– Продолжай, сержант. – Капитан затушил папиросу в переполненной пепельнице и выжидательно уставился на меня.

– Мы сбежали.

– Кто был инициатором побега?

– Керимов, но и я об этом думал.

Безопасник вновь сменил маску и ехидно усмехнулся:

– Нуну, этот приём внедрения своего агента на вражескую территорию нам знаком. Дальше.

– Мы выбрались из зиндана.

– Что ты, говоришь, с охранником сделал?

– Я его убил.

– Это точно?

– Точнее не бывает – с перебитой гортанью и сломанной шеей не живут, – теперь уже усмехнулся я.

– Куда из Бахчисарая направились?

– На юговосток, в усадьбу купца Сафиулина, в горах за посёлком Шахты. Зиму пересидели, а чуть снег таять начал, так и в путь двинулись.

Капитан приподнял руку, остановил меня и сверился с бумагами, в которых ещё во время прошлого допроса писарем были описаны все мои похождения.

– Хм, без ошибок шпаришь, сержант. С кем контактировал после выхода в расположение войск Конфедерации?

Контактировал я с радистом из Второго батальона морской пехоты, который участвовал в высадке на Инкерман, узнал меня и помог связаться со штабом моего подразделения, но капитану этого знать не надо, а то парню, который мне поверил, влетит по первое число, да и мне пользы от того никакой не будет. Надо было отвечать, что я и до того говорил:

– Только с бойцами из боевого дозора и вашим оперативником, который у морпехов в Горностаевке при штабе батальона находится.

– Допустим.

Туктуктук! – в дверь допросной комнаты настойчиво постучали.

– Да, войдите. – Следователь недовольно поморщился.

На пороге появился разводящий караула, старшина из морпехов, а за ним горой возвышался Ерёменко. Ура, товарищи! Ко мне на выручку подошла тяжёлая артиллерия.

– Что за херня? Почему посторонние на территории? – заорал капитан на старшину.

Наш комбат прошёл внутрь, дверь за собой закрыл и представился:

– Подполковник Ерёменко, Четвёртая гвардейская бригада, батальон спецназа, – он кивнул на меня, – командир этого сержанта.

– Капитан госбезопасности Стахов, – представился следователь. – Как вы проникли на территорию гарнизонной гауптвахты?

Комбат взял от стенки стул, поставил его к столу, присел и пояснил:

– Согласно уставу гвардии, меня пропустят везде, где службу несут гвардейцы, и совершенно не важно, из какой они бригады. Поэтому не надо на разводящего и караул зло таить, товарищ капитан.

Было заметно, что Стахов занервничал, но постарался этого не показать.

– Зачем вы здесь, товарищ подполковник?

– Хочу своего бойца забрать. Разумеется, если его ни в чём не подозревают.

– А если подозревают?

– Останусь здесь до тех пор, пока не будет окончено дознание.

– Следствие может продлиться очень долго.

– Не беда, можно вызвать когото из офицеров батальона и вместо меня, на допросах будет присутствовать он, и если нам покажется, что дело затягивается или следователь необъективен, то мы обратимся непосредственно к президенту Симакову. Итак, капитан, вы как следователь готовы выдвинуть какиелибо обвинения против сержанта Мечникова?

Безопасник поворошил стопку бумаг на столе, вновь поморщился и ответил:

– Нет.

– Я могу забрать своего бойца?

– Через полчаса, как только будут оформлены все бумаги. А сейчас я прошу вас покинуть мой рабочий кабинет, товарищ подполковник.

– Без проблем. – Ерёменко подмигнул мне и вышел из комнаты.

Мы вновь остались с капитаном наедине, он вздохнул и принял, наверное, свой самый обычный вид. Теперь передо мной сидел не бешеный следак, выбивающий у меня признание, и не скучающий, мать его так, интеллектуал, а самый обычный офицер, который тянет службу на самой окраине нашего государства.

– Что ж, повезло тебе, сержант. – Он положил передо мной стандартный бланк, отпечатанный на пишущей машинке. – Подписывай.

– Это что?

– Бумага, согласно которой ты не имеешь жалоб и претензий к органам следствия.

– Между прочим, вы меня били, товарищ капитан.

– Да ладно тебе, сержант, пяток пощёчин не в счёт, перетерпишь. Сам знаешь, как настоящие допросы проводятся, ты ведь не абы где, а в спецназе служишь. Знаешь ведь?

– Знаю, – согласился я.

– Вот тото же, подписывай и не ерепенься. Тебя бы и так отпустили, но помурыжить пару дней надо было, порядок такой, чтоб не думал, что в сказку попал.

– Разрешите вопрос?

– Валяй, сержант.

– Что с Чингизом Керимовым, тем человеком, который меня к своим вывел?

– Нормально с ним всё, не переживай. Твой кореш сейчас уже в Краснодаре, ценный кадр оказался. Торгаш, много путешествовал, многое знает, связи имеются неплохие, так что у него всё будет хорошо.

Что хотел узнать, я узнал, а потому, подписав бумагу об отказе от претензий, собирался покинуть кабинет гостеприимного капитана Стахова незамедлительно.

– Разрешите идти? – обратился я к следователю.

Вместо ответа, он вновь закурил и сам задал вопрос:

– Сержант, а на нас, на госбезопасность, поработать не хочешь?

– Смотря что делать, товарищ капитан. – Мой ответ был краток.

– Не переживай, на друзей твоих и сослуживцев стучать не придётся, для этого есть совершенно другие люди. В основном, работа предстоит по твоей специальности, разведка, но не в составе группы, как у вас в батальоне, а в одиночку. Ты себя показал неплохо, в передряге выжил, в плену уцелел, к своим выбрался, а это очень немало.

– Это предложение сверху, – ткнул я указательным пальцем в потолок, – или ваша инициатива?

– Молоток, шаришь, что к чему, сержант. Инициатива моя, но думаю, что наверху её поддержат, нам, как и любой хорошей структуре, люди всегда потребны. Ты подумай пока, и если тема выгорит, то тебя найдут.

– Согласен.

– Тогда, Мечников, можешь возвращаться в свой батальон и служить дальше.

Покинув здание гарнизонной «губы», невысокое, обнесённое колючей проволокой, я пожал на прощание руку разводящему караула, вышел на территорию Керченской крепости, нашего форпоста в Крыму, и остановился возле потрёпанного, но всё ещё крепкого «уазика». Ерёменко нигде видно не было, а водитель, незнакомый мне парень, недавно прикомандированный к нашему батальону из бригады, оказался молчуном, и всё, что мне оставалось, это ждать командира, который отсутствовал целый час.

Когда он появился, то просто пожал мне руку, мы сели в машину и направились к парому, который всего три недели назад пустили от Тамани до Керчи и который делал один рейс утром – от нашего берега к крымскому и второй вечером – домой. Пока ехали к причалу и грузились на паром, разговора не было, но, когда судно отчалило, вышли из машины и, остановившись у бортовых лееров, переговорили.

– Про твой анабазис я всё знаю, Санёк, – начал комбат, – связисты морпеховские всё как есть рассказали, а подробности потом поведаешь. Лучше скажи, следак эсбэшный про клад наш, что под Ростовом нашли, не интересовался?

– Нет, командир, про это даже намёка не было. Не знают они об этом ничего. А вы поэтому так быстро примчались меня выручать, что за клад беспокоились?

– Эх, Саня, плохо ты меня знаешь. Я своих бойцов при любом раскладе не брошу. Обид на меня нет, что не выручили тебя под Инкерманом?

– Никаких обид, командир, всё и сам прекрасно понимаю.