Однако в конечном итоге — и здесь заключается самый интересный пункт наших рассуждений, — несмотря на подобное искажение реальности, мысленные эксперименты писателей приобретают примерно одинаковую объективную ценность, что и настоящие научные эксперименты, поставленные в настоящей лаборатории. Если писатель обладает честностью, — а, по определению, ею наделен любой писатель, — он никогда не сможет фальсифицировать результат своего эксперимента. И, подобно математическим расчетам, результат этот предрешен. Уолтер Пейтер, эссеист времен викторианской эпохи, полагал, что главной целью в жизни является достижение определенной остроты восприятия, которая позволит прожить жизнь «сильно, подобно драгоценному огню»; чтобы проиллюстрировать собственную философию, он написал роман «Марий Эпикуреец». Но по прочтении трех четвертей романа Марий начинает понимать, что его «эпикуреизм» больше не приносит ему желанного удовольствия; в конце концов он вступает в христианскую секту и встречает свою гибель, полагая, что она есть необходимый результат собственного самопожертвования. Точно таким же образом Гюисманс в своем романе «Наоборот» пытался показать, что высшей целью человеческой жизни является поиск чувственного наслаждения; однако роман заканчивается тем, что герой погружается в состояние полного духовного и физического истощения.

В сороковые годы девятнадцатого века датский философ Кьеркегор ввел понятие «экзистенциальный» для описания типа философии, которая ставит перед собой вопрос: «Что нам делать с нашей жизнью?» Он пришел к выводу, что все люди пребывают в постоянном становлении, и логическое мышление является тем самым для нас плохим проводником в жизни. Нам нужен более глубокий, более необузданный вид инстинкта для того, чтобы прийти к истине и свободе. «Абстрактное мышление» — подобное тому, что использовал в своей философии Гегель — не предназначено для этого. Надо полагать, у самого Кьеркегора не вызвал бы никакого сомнения тот факт, что то самое «экзистенциальное» мышление, которым был наделен философ, является тем типом мышления, которое использует любой серьезный романист. На самом деле так оно и есть. Роман является воплощением того, что Кьеркегор подразумевал под экзистенциальной философией. Он является попыткой показать отчетливый результат определенного отношения к жизни. И даже если иной романист окажется плохим мыслителем, ему не удастся избежать ответа на удивительные, безжалостные законы мироздания.

Давайте поближе ознакомимся с тем, как эти законы реализуются на деле.

Утром 14 ноября 1916 года Гектор Хью Манро был убит на западном фронте выстрелом немецкого снайпера. Он являлся автором полдюжины сборников рассказов, а также двух романов, один из которых по праву считается шедевром. На момент своей смерти Манро серьезно раздумывал над тем, чтобы оставить ремесло писателя и завести собственное хозяйство где-нибудь в Сибири.

Его старшая сестра пишет в своих воспоминаниях о нем, что первое, что она помнит о брате, был случай, когда Гектор окунул щетку для чистки камина в воображаемый огонь и погнался по комнате за своим братишкой, повторяя слова: «Я Бог. Я хочу разрушить мир». Эта история улавливает самую суть поздних произведений писателя «Саки»: «демонический» смысл его юмора. Совершив путешествие по Европе, — что являлось в то время неотъемлемой частью воспитания любого представителя верхушки английского общества, — а также прослужив некоторое время в бирманской полиции, он, наконец, вернулся в Англию и взялся за сочинение сатирических рассказов. К моменту, когда Манро вошел в литературу, в середине 90-х годов 19 века, слава наиболее «скандального» английского писателя прочно закрепилась за Оскаром Уайльдом. Одним из основополагающих желаний Манро оставалось стремление к скандалу; поэтому нет ничего удивительного в том, что он начал с подражания Уайльду. Куда как более удивительным остается то, что он оказался автором столь же хороших рассказов и эпиграмм, что и Уайльд.

Манро был шотландцем, выходцем из семьи военных; высшие слои британского общества казались ему полностью исчерпавшими собственные силы. В то время как средний класс вызывал у него смех. Героями многих его рассказов являются молодые умные люди (или женщины), которые всегда берут верх над респектабельной публикой и откровенными посредственностями. Риджинальд и Кловис — герои его ранних произведений — стали первыми продолжателями традиции, положенной Уайльдом в образе Алджерона Монкрифа. Вот пример того, как Риджинальд описывает один неудачный день в гостях:

«Все куропатки убийственно похожи друг на друга; если вы промахнетесь в одну, то упустите остальных — об этом, по крайней мере, свидетельствует мой личный опыт. Занудные разговоры в курительной комнате о том, что я не смогу попасть в птицу с расстояния пяти ярдов, напоминали душераздирающее нытье, которое издают коровы, что есть сил отгоняясь от слепня и будучи уверенными в том, что тот их ужалит. На следующее утро я встал ни свет ни заря, — насчет последней я, впрочем, был уверен, так как в небе раздавалось пение жаворонка, а трава вокруг, казалось, была той же, что и прошлым утром, — затем разглядел-таки нечто, максимально напоминавшее очертание птицы, сократил положенное расстояние, насколько это было возможно, и расстрелял все свои патроны. Впоследствии мне указали на то, что птица была домашней; но это просто глупость, ведь после первых нескольких выстрелов животное просто озверело. Затем, понемногу затихая, оно в последний раз махнуло окружающему миру своей лапой, что позволило мне кликнуть сына садовника, который отнес добычу в холл, с тем чтобы перед завтраком каждый мог удостовериться в моих успехах. Завтракать мне пришлось у себя наверху. Смею предположить, что пища в тот день имела весьма нехристианский вкус. Согласен, что не к добру нести в дом перья убитого павлина; во всяком случае, уезжая из дома, я прочитал в глазах хозяйки весьма недобрый взгляд...»

Этот отрывок очень типичен для Саки (Манро заимствовал свой псевдоним из второго издания «Рубайата» Фицджеральда). Одни и те же сюжеты кочуют из одного его рассказа в другой; похоже, перед ним стояла задача убедить средний класс, что он виновен уже в самом факте своего существования. Местами цинизм в его рассказах приобретает черты паранойи; так, в рассказе «Средни Ваштар» дикий хомячок перегрызает горло деспотичной кузине маленького мальчика; рассказ становится видом психопатической фантазии, насквозь проникнутой ненавистью, как это произошло у По в «Бочонке амонтильядо». Но чаще всего выход своей ненависти писатель находил в колючих эпиграммах, наподобие следующих: «Ее платье из Парижа, но она носит его с сильным английским акцентом»; «Она потеряла все, что имела, но оставшееся отдала Богу»; «Она так любит говорить о картинах, «растущих с каждым днем», как если бы речь шла о грибах»; «Вальдо относится к тем людям, которые хорошеют после смерти».

Его первый роман «Невыносимый Бессингтон» вышел в свет в 1912 году, когда писателю был сорок один год. До сих пор он уже достаточно испробовал свои силы в небольших сатирах на малые формы английского общества; теперь он решил придать им больший масштаб. На оборотной странице титульного листа книги мы сталкиваемся с типичным для Манро «примечанием автора»: «В этой книге нет морали. Если она и указывает на зло, то во всяком случае не предлагая никаких рецептов». «Мораль» была тем, что требовал средний класс, предлагать рецепты осмелился лишь Бернард Шоу, — писатель, чьи взгляды оказались во многом противоположными позиции Манро. («Бернард Шоу открыл самого себя и с удовольствием предложил часть своего открытия миру»). Манро решился удержать за собой превосходство в этом открытии.

Судя по заглавию, можно предположить, что в романе «Невыносимый Бессингтон» речь должна идти об одном из тех enfants terribles, которые были героями произведений Саки, решившимися действовать в пику тому, что ожидают от них «уважаемые люди». Но уже на первой странице книги вы можете почувствовать то, как автор романа идентифицирует самого себя с позицией непривычной моральной двойственности. Вот его слова, сказанные о матери героя, Франческе Бессингтон, привлекательной вдове скромного достатка: «...Она не принадлежала к той банде извращенцев, которые возводят каменные сады на собственных душевных переживаниях, стаскивая в целые кучи все свои жестокие печали и никому ненужные невзгоды, которые они только смогли обнаружить поблизости...»; тем самым она не похожа на излюбленные объекты ненависти Саки, — на типичных добряков. Тогда, вероятно, она должна быть одной из тех героинь, к которым так благоволит писатель? Отнюдь нет. «Если бы в самый неожиданный момент Франческу попросили описать собственную душу, она скорее всего дала бы описание своей гостиной». Она очень сильно связана со своими социальными благами, — в частности, со своим любимым домом в Ист-Энде, который окончательно опустеет, как только ее племянница Эмелин выйдет замуж. Впрочем, Франческа надеется на то, что Эмилин выйдет замуж за ее сына Комаса — «невыносимого Бессингтона», — с тем чтобы они смогли жить вместе в одном доме. Но она допускает ошибку, отправив Комасу письмо, в котором просит сына быть особенно любезным с младшим братом Эмилин, — новичком, только что появившимся в той же школе, в которой учится Комас. Тем самым у Комаса появляется первая возможность избить мальчика, ставя крест на надеждах матери.