Раздав все необходимые распоряжения, я ушёл спать.
И вот сегодня с рассвета этот молодой купчик не давал нам покоя.
Наскоро позавтракав, я отложил сотню золотых монет и, по весу, приблизительно десятую часть добытого золота, завернув всё это в кусок грубого холста. Запихнув свёрток в седельную сумку, я обернулся к Дворянчику с Циркачом, ожидавшим меня за столом.
– Ну, что, готовы?
– Так точно! – отозвался за двоих Дворянчик.
– Тогда вот тебе, Дворянчик, пакеты. Этот – лично для майора, а этот – скажешь, чтоб в столицу переслал. Ну, не в первый раз, всё, как обычно…
Посидели, помолчали.
– Ладно, – поднялся я со скамьи, – поехали. Берите пленного нашего. С этого момента за жизнь его вы вдвоём отвечаете. Уразумели?
Циркач кивнул и подхватил с брошенного в углу казармы снопа соломы карзука. Дворянчик открыл дверь, помогая им выйти. Следом вышли и мы с купчиком.
– Ну, что, дождался? – весело взглянул я на него, запрыгнув в седло, – через час будешь папку с мамкой обнимать!
– Да уж, не терпится, – ответил он мне улыбкой и тоже вскочил в седло.
…На полдороге мы расстались. Двое наших конвоиров со своим подопечным взяли правее, направляясь к спуску в ущелье, а мы с купчиком помчались прямо, направляясь к посёлку, заметно выделявшемуся на снежной равнине своей оборонной стеной и дымами, вившимися из печных труб.
Не буду долго расписывать, как мы домчались до купеческого дома, с какой радостью нас там встретили, как обнимали и целовали. Было, конечно приятно и прошибало до слёз. Особенно – женскую часть встречающих. Наконец, по прошествии получасовых объятий, всхлипов и расспросов с охами и ахами, домашние немного успокоились и принялись готовиться к празднованию возвращения похищенного чада. Ну, а пока женщины что‑то там жарили, пекли и варили, мы вчетвером – я, Гролон и оба его сына отправились в баньку попариться. Там, между несколькими заходами, мы с молодым купчиком ещё раз и во всех подробностях пересказали, как было дело. Там же я и золото, предусмотрительно захваченное с собой в баню, купцу передал. Гролон, взвесив мешочек на руке и заглянув внутрь, уважительно качнул головой и отложил его в сторонку. Мол, опосля получше подарочек разгляжу. Потом повернулся ко мне и сказал:
– За то, что сына мне вернул, да ещё и с вирой, с похитителей стребованной, тебе и всем воинам твоим от меня и жены моей низкий поклон и вечная благодарность. Но одними словами благодарность не меряется. Может, сумею ещё как‑то отблагодарить тебя и людей твоих, сержант?
– Вообще‑то есть одна просьба, – не стал я отпираться, – только вчера мы её всем отрядом обсуждали. Вот и сын твой в том разговоре участие принял. Знает, о чём речь идёт…
– Ну? Говори, сержант. Послушаем. Ежели смогу, то обязательно помогу.
– Видишь ли, дело тут какое, – начал я, – есть у меня в отряде один воин. За то время, что мы здесь находимся, умелый боец из него получился. И наездник отличный, и на мечах рубится – любо‑дорого поглядеть, и во всех прочих умениях воинских тоже преуспел. Опять же, людьми командовать научился. И поручения мои не раз выполнял…
– Ты, сержант, так говоришь, будто к старшей моей дочке его сватаешь, – усмехнулся купец.
– Да нет, махнул я рукой, рассмеявшись, – не о сватовстве речь… Ему бы офицером стать не мешало. Опять же, и статус позволяет…
– Э! – сообразил купец, – Да ты не о Дворянчике ли своём речь ведёшь?
– О нём самом, – согласно кивнул я головой.
– Так а я‑то тут чем смогу помочь? – в недоумении развёл руками Гролон, – Я ведь патенты офицерские не раздаю. Да и потом, – хитро прищурился он, – два года‑то, отцом ему на солдатскую службу отведённые, не прошли ещё?..
– Не прошли, – так же хитро глядя ему в глаза, согласился я. И, вздохнув, добавил, – да вот только думается мне, что и через два года он тот патент без помощи чьей‑либо получить не сможет.
– Что ж так? – откинулся спиной к нагретой стене купец.
– Да денег у него на патент нету, – глядя прямо в глаза ему, ответил я.
Купец меня понял.
– И много надо?
– Сколько надо, мы о том знаем. И свою долю уже внесли. Но вот полторы тыщи дукров золотом нам не хватает.
«А чего мелочиться? – думаю, – Похитители с него за сына пять тысяч просили. А мы всего‑то и хотим получить – меньше трети от запрошенного. Пускай платит…»
– Поня‑атно, – протянул купец, – когда получить хотелось бы?
– Он у меня сейчас опять с поручением в город отправился. Через недельку вернуться должен. Вот тогда мы бы к тебе и заехали.
– Ну, будь по‑вашему, – решил купец, пристукнув по столу широкой ладонью, – денег на такое дело дать не жалко. Не на пропой да на баб продажных пустите, а на пользу. Пускай будет молодой граф офицером. Вот за то давай и выпьем, сержант, – добавил он, поднимая свою кружку с пивом.
После столь удачного обсуждения всех наших дел насущных не грех было и расслабиться. А потому и я, не раздумывая, ухватился за кружку.
Пока мы парились, в дом купца пришёл Будир, узнавший о возвращении пленённого горцами купеческого сына. И как раз поспел к тому моменту, как мы вышли из бани и собирались идти за стол. А потому встретили старосту во дворе весёлыми криками и похлопываниями по спине. Староста тоже не остался в долгу, обнявшись с каждым и поздравив со счастливым окончанием столь опасного и трудного дела. За столом, специально для старосты, уже в который раз мне пришлось пересказывать все перипетии нашего приключения. И опять женщины охали и ахали, слушая моё красочное повествование. Вот умею я, когда надо, блеснуть красноречием и словом завихренным. Что есть, то есть – не убавишь. Ну, а после моего рассказа принялись все дружно есть и пить, хозяйками приготовленное. И им тоже толика от хвалы нашей перепала, заставив не раз зарумяниться от удовольствия, похвалой едоков проявленного.
Застолье прошло шумно и весело. Однако, всё хорошее и приятное так или иначе – заканчивается. Настал момент и мне прощаться с хозяевами. Пообнимавшись и раскланявшись по деревенскому обычаю на прощание со всеми присутствующими, я оседлал своего коня, запрыгнул в седло и выехал с просторного купеческого двора.
Идти мне в посёлке было не к кому. Так и не выбрал я себе подругу после того, как Малетту осенью потерял. Устал я, наверное, от этих знакомств временных, да потерь быстрых. Душой устал… Ну, а коли так, решил возвращаться обратно на наш пост.
Приехав туда уже в сумерках, я поставил коня на конюшню и вошёл в казарму. Ко мне тут же подошёл Хорёк:
– Господин сержант, Зелёного нет…
– Как нет?
– Не прибыл, – уточнил Хорёк, и помолчав, добавил, – не случилось ли чего?..
– Та‑ак, – я озадаченно потёр подбородок.
– Может, сгоняем туда? – предложил Цыган.
– Сиди уж, – махнул я рукой, – куда ты сгоняешь на ночь глядя?
– А что ж делать‑то? – озаботился Одуванчик.
– Ждём до завтра, – решил я, – если к полудню не появится, вот тогда и «сгоняем», выясним, в чём там дело.
В ту ночь, понятное дело, спалось нам не очень. Я то и дело выходил из казавшейся душной казармы подышать свежим морозным воздухом. И каждый раз ловил себя на том, что невольно прислушиваюсь – не едет ли кто, не стучат ли копыта? Хотя и понимал умом, что среди ночи Зелёный всё равно не появится. Скорее уж – по утру, не раньше.
И не раз во время таких вот моих выходов за дверью оказывался кто‑нибудь ещё из отряда, так же, как и я, прислушивающийся к ночным звукам. Постояв так какое‑то время и переглянувшись, мы уходили обратно в казарму – ждать рассвета.
Утром все поднялись хмурые и не выспавшиеся. Завтракали без особого аппетита. После завтрака Цыган с самым мрачным видом полез на площадку сменить дежурившего там ночью Грызуна.