— Где-то наши... — подавив вздох, промолвил Назарка.

— Слышно что-нибудь о них?

— Молчат.

— Вот я и думаю, — вернулся Синицын к волновавшей его теме. — Если девчат группой в наслег? Как по-твоему, справились бы?.. А если бедой обернется? Не приведи бог, угораздят в лапы бандюгам!.. Сколько там о равноправии ни толкуй, а женщина остается женщиной. Ни черта бы не отстрелялись!.. Изгилялись бы над ними. — Синицын плотно смежил веки и отчаянно затряс головой. — Представить даже страшно!

— Тут есть одна, — не договорив, Назарка покосился на секретаря. — Ниной зовут. Глаза еще у нее...

— Знаю. Орская. Ну и что из того?

— Да ничего особенного, — замялся Назарка. — По-моему, она смелая, командиром бы!..

— Она хороший товарищ и по-якутски прилично знает, но в наслег... воздержусь! — решительно хлопнул Синицын ладонью по столу, и огонек в лампе подпрыгнул, выпустив к потолку черную змейку.

— Опять опоздал! — ворчливо встретила Назарку Матрена Павловна. — Негоже так. Солдаты порядок должны знать. Тому их и обучают!

— Работа, Матрена Павловна, работа! — весело ответил Назарка.

Он снял с себя гимнастерку, нижнюю рубашку. На плече отчетливо был виден круглый шрам — след бандитской пули. Назарка нацедил ковш воды и голый до пояса вышел на улицу. Ночной холодок сразу подбодрил уставшее тело.

Невидимая во мраке, вверху просвистела крыльями стая уток. Сердце парня радостно подпрыгнуло. Позабыв про умывание, он выпрямился и долго смотрел в ту сторону, куда скрылись невидимые птицы. На луг бы сейчас, к вешней воде, где любит кормиться разная перелетная живность! Чьи только голоса не услышишь там!..

На другой день к полудню у Назарки разболелась голова. В кабинете Чухломина было душно, накурено сверх всякой нормы. Лица сидевших словно плавали в зыбком тумане. Выставить в окнах вторые рамы пока никто не удосужился.

Назарка бережно просунул поджившую руку в вырез меховушки и, стараясь не привлекать к себе внимания, пробрался к выходу. Чухломин был занят с комиссией, приехавшей из Якутска последней зимней дорогой, и забыл обо всем на свете. Трубка его дымила безостановочно. Вдоль кромки стола рядком выстроились конусообразные кучки пепла.

У калитки Назарка остановился, привалился спиной к стене и полной грудью вдохнул настоенный на живительных ароматах тайги воздух. Затем не спеша, чтоб не отдавало в голове, пошагал к Совету. Немного погодя Назарка почувствовал облегчение и прибавил шагу.

На перекрестке ему повстречалась Орская. В руках девушки была корзина с бельем. Видимо, ходила на берег полоскать. С плетеного днища срывались и сверкали на солнце капельки воды.

— Здравствуй, Назар! — приветствовала она парня, как старого доброго знакомого.

— Здравствуйте, Нина! — учтиво ответил Назарка и неизвестно отчего заробел.

— Зачем на «вы»? Мы не из белой кости! Давай лучше запросто, по-дружески, — на «ты»!

Она энергично тряхнула Назаркину руку. Простенький платок съехал на затылок. Ветерок тотчас забрался в слегка вьющиеся волосы и начал перебирать их, разделяя на отдельные пряди.

Назарка промолчал и смущенно улыбнулся.

— Как твоя рана? — не дожидаясь ответа, спросила Нина.

— Зажила. Повязку сняли. Только шевелить сильно внутри что-то мешает.

При дневном свете в тесноватом поношенном пальтишке девушка казалась тоненькой и хрупкой. Под глазами соболиной роспушью шевелились тени от длинных ресниц. На верхней губе чуть заметно проступал золотистый пушок. А может, это солнечные лучики пристали к нежной, чуть тронутой загаром коже?..

— Хотела белье полоскать, да вода уж больно грязная. Половики только и промыла. Дома придется карусель разводить... Маманя у меня хворая, сама все делаю.

Назарка не заметил, как они миновали Совет. Он медленно переставлял ноги и слушал девушку. На душе у него было хорошо и чуточку тревожно. На углу Нина остановилась, перевесила ношу на другую руку. Назарка смотрел на девушку, и с губ его не сходила улыбка.

— Мне сюда сворачивать, — со вздохом произнесла Нина. — Тороплюсь. Обед готовить пора... С того письма от отца что-то больше ничего нет... До свидания, Назар!

Назарка пожал протянутую руку и опять ощутил на своей ладони ороговевшие бугорки мозолей. Он долго смотрел вслед удаляющейся девушке. Неизвестно отчего вздохнул и направился к себе обедать, хотя есть совершенно не хотелось...

Чухломин размашисто писал, громко стуча ржавым рондо в почти пустую чернильницу. Он так низко склонился, что свесившаяся прядь волос касалась бумаги. Затененная жестяным колпаком лампа озаряла половину его лица.

Минул месяц с того дня, как Чухломин взял Назарку к себе. Назарка раздобыл себе стол на тонких точеных ножках с выдвигающимися ящиками. Он установил его между перегородкой и выступившей на аршин от стены печью. Вечерами неяркие лучи усталого солнца освещали темный закуток. Высвеченные паутинки напоминали золотые нити, которыми якуты расшивали одежду. Сидеть здесь Назарке нравилось. Он долго смотрел на увлеченного писанием Чухломина, вспоминал мягкий приятный голос Нины и ее улыбку. Если честно признаться, работать этим вечером не хотелось. Усилием воли он выкинул из головы посторонние мысли. Все, что находилось за пределами кабинета, на время перестало для него существовать.

Прежде чем приступить к допросу, Назарка внимательно, вчитываясь в каждую строку, просмотрел предыдущие показания захваченного в недавней стычке белобандита. Задумался, катая меж пальцев шарик из промокашки. Потом прошел к двери, приоткрыл ее и попросил:

— Приведите Ярангина!

В ожидании пленного оглядел себя, затянул потуже ремень, расправил на гимнастерке складки. Немного погодя в комнату боком, точно стесняясь, вошел низкорослый коренастый мужчина. Круглая голова его была обсыпана колечками рыжеватых волос. На левое плечо небрежно наброшен лопнувший в нескольких местах полушубок. В распахнутой рубашке виднелась грудь с вытатуированной мордой какого-то чудовища.

— Садитесь, Ярангин. Это ваша настоящая фамилия?

Тот медленно, с кряхтеньем опустился на табуретку и смиренно сложил руки на коленях. Весь вид его выражал покорность и благочестие. В ожидании ответа Назарка нетерпеливо глянул на него.

— Стало быть, наша, ежели мы так нарекли себя, — ответил он и почесал поясницу.

— Рассказывайте! — попросил Назарка Ярангина, переставил поудобнее лампу и придвинул поближе к себе лист бумаги.

— А что мне балакать? — прикидываясь простачком, спросил пленный. Он хмыкнул и гнусаво продолжал: — Нам многое повидать в жизни довелось. Мы и фабричными были, и в старателях фарту искали... Время теперь такое сумбурное накатило. Лихолетье! Сказывают, в Библии про то писалось. В священной книге обману не будет.

— Нет, про другое говорить надо, — перебил его Назарка. — Много раз вашу банду догонял красноармейский отряд. Однако вы рассыпались, будто брусника, по тайге. Потом опять собирались вместе и опять начинали грабить и убивать... Мне нужно знать: где у вас место встречи?

Ярангин повернулся боком к столу, сжал рот и угрюмо насупился. Назарка подождал и сказал:

— Почему вы молчите?.. Божии книги я не знаю. Отвечайте, что спрашиваю!

— А мы не понимаем, чего вы пытаете. Мы в отряд случайно попали. Никакого насильства не было. На свободных санях начальство разрешило подъехать. По пути нам было... Мы в тайге по ключам золотишко промышляли. Наше дело сторона. Белые, красные — мы тут мало что кумекаем!

— Кто это мы?

— Наличность наша.

— Ехали мы, подъехали мы и часы одного красноармейца в свой карман сунули! — в тон ему досказал Назарка. — Недосмотрели, или как, ваша наличность?

— Мы их нашли.

— В снегу?

— Точно не помним. Вроде бы в снегу, вроде бы не в снегу... Запамятовали.

— Какого это было числа?

— Не помним... Попутчики славные были соколики. Спиртиком нас потчевали. Пьяненькие мы были. Им и золотишко, какое было, спустили. Вроде как бы в обмен за натуру. Может, кто из них часики эти потерял, а мы подобрали. А может, по хмельной доброте пожаловали или за будь здоров дали. У них разных таких вещичек полно. Не шибко-то берегут.