Изменить стиль страницы

Сделанный ими выбор и его правовая ратификация зависели в основном от того, насколько свободно они могли исповедовать свою религию и как они на деле понимали эту свободу. Для современного западного человека религиозная свобода определяется словами «свобода вероисповедания» и означает именно это. Но следование на практике исламским нормам есть нечто большее, чем просто исповедание веры, как бы оно ни было важно. Это образ жизни, детально регламентированный священными текстами и основанными на них учеными трактатами. Но и этим дело не ограничивается. Первейший долг мусульманина, не единожды, но многажды предписанный Кораном, — «насаждать добро и запрещать зло». Недостаточно в порядке личного выбора делать добро и воздерживаться от зла — мусульманам вменено в обязанность насаждать и запрещать, то есть осуществлять власть. Тот же принцип применим и к священному закону, которому следует не только подчиняться, но и заставлять подчиняться. Таким образом, по мнению многих правоведов, мусульманин не только должен воздерживаться от пьянства и разгула, но и обязан уничтожать крепкие напитки и прочие принадлежности разгула. По этой причине ислам должен доминировать в любых отношениях с неверием. Именно поэтому мечети должны быть только выше и никак не ниже немусульманских культовых зданий, и именно поэтому — здесь все правоведы единодушны — мусульманин вправе жениться на немусульманке, но немусульманин не может, под страхом смерти, жениться на мусульманке. В браке, уверены правоведы, доминирующей стороной всегда бывает мужчина.

Та же асимметрия проявляется и в законе о прозелитизме. Долг мусульманина, где бы он ни был, — нести веру неверным. В исламе, в отличие от христианства, нет профессиональных миссионеров, но их задача возложена на всех мусульман без различия. Зиммию, однако же, строжайше воспрещено пытаться обратить мусульманина в свою веру, если же ему это по несчастью удается, наказанием за отступничество служит смерть. С мусульманской точки зрения такое несоответствие логично и справедливо. Распространять истинную веру — божественная заповедь, а отрекаться от нее или убеждать отречься другого есть одновременно смертный грех и преступление, караемое смертной казнью.

Некоторые доводят эту аргументацию до логического завершения, полагая, что истинно мусульманская жизнь возможна только при мусульманском правлении. Другие отказываются от столь крайних воззрений и допускают, что возможно вести жизнь мусульманина и при правлении иноверцев в том случае, если это правление отвечает некоторым специфическим требованиям. Ханафитская школа, и в данном случае, как и в большинстве прочих, склонная к умеренности, довольствовалась элементарной терпимостью и предписывала переселяться только если мусульман насильно заставляли обращаться в иную веру или запрещали им выполнять религиозные обязанности, но и тут эмиграция была обязательна лишь для тех, у кого имелись необходимые средства. Маликитский мазхаб, как и прочие восточные школы, был строже и считал эмиграцию по меньшей мере рекомендуемой, а в большинстве случаев обязательной.

В конечном счете решение вопроса зависит от того, возможно ли на завоеванной иноверцами родине применение мусульманского священного права. Если дела мусульман ведутся в соответствии с шариатом и судят их мусульманские кадии в шариатских судах, то, согласно некоторым правоведам, мусульмане вольны остаться, а деятельность кадиев, пусть и утвержденных неверными, правомерна. Многие не одобряют пребывание мусульман под властью иноверцев, но не считают его недопустимым. Наконец, непримиримые полагают, что даже при самых благоприятных обстоятельствах мусульмане не вправе оставаться в подчинении у неверных и обязаны эмигрировать[29].

Тем не менее, несмотря на столь суровое осуждение, многие оставались в родных местах, и на протяжении столетий испанской реконкисты бывали времена, когда под властью новообразованных христианских государств жило множество мусульман, плативших дань в обмен на терпимость. Таких презирали и эмигранты, и непокоренные, считавшие их зиммиями христиан, и называли их по-арабски ахл ад-даджп, или му-даджджан, как именуют ручных одомашненных животных в противоположность диким и свободным. Слово это перешло в испанский в форме mudejar (мудехар)[30]. Постоянное ухудшение условий жизни мусульманских подданных христианских государств усилило позиции сторонников жесткой линии, и целый ряд фетв андалусских и североафриканских правоведов вновь и вновь утверждал, что долг мусульман Испании — покинуть родные места и искать прибежища под властью ислама. Не кто иной, как Ибн Рушд, кадий и имам знаменитой кордовской мечети и дед философа, известного в Европе под именем Аверроэса, постановил, что долг хиджры вечен и мусульманин не должен оставаться там, где он подпадает под юрисдикцию многобожников, но обязан отправиться в земли мусульман, где будет подчиняться исламскому праву. Как сподвижникам Пророка было разрешено вернуться в Мекку после ее завоевания, так и мухаджирам будет позволено вернуться на родину после ее возвращения в лоно ислама[31].

Дилемма мусульманского населения Пиренейского полуострова и Сицилии был решена его добровольным или принудительным переселением. Столетия спустя у мусульманского населения оставленных турками и татарами европейских земель все же был выбор. Многие ушли добровольно, другие остались на довольно проблематичных правах меньшинств в России и вновь обретших независимость христианских государствах. Острее проявилась та же дилемма с установлением власти европейских империй в странах с преимущественно мусульманским населением: Франции — в Северной Африке, России в — Причерноморье, Прикаспии и Средней Азии, Британии и Нидерландов в — Южной и Юго-Восточной Азии. Вначале некоторые мусульманские лидеры и знатоки права применили правило эмиграции даже к этим территориям, и мусульмане в значительных количествах перебрались из Северной Африки в Турцию, из России в Турцию и Иран, из Индии в Афганистан. Однако огромное большинство по необходимости осталось на месте, и им, вместе с их предводителями и наставниками, пришлось приспосабливаться к новой реальности[32]. За исключением насаждавшихся государством секуляризма и атеизма советского периода, имперские режимы, исходя из собственных интересов, в общем проявляли терпимость в религиозных вопросах и дозволяли мусульманам не только свободно исповедовать свою религию в ограниченном западном смысле слова, но и следовать своим законам, поддерживаемым собственными судьями и судами, в рамках широкого круга общественных, личных и до определенной степени даже экономических дел. Мусульманские знатоки права откликнулись на это, и некоторые из них были готовы вынести решение о том, что страна, где живут мусульмане и действует мусульманский закон, может считаться частью Дома ислама, даже если верховная власть там в руках неверных. Прочие, не будучи готовы к столь радикальным суждениям, пошли на ряд компромиссов, оправдывавшихся по большей части необходимостью — дарурой.

В конечном итоге оставаться мусульманам или эмигрировать решает священный закон, по которому они должны жить. Главной заботой классических знатоков права было поддерживать этот закон; главная цель современных фундаменталистов — восстановить его там, где он находится в небрежении или отменен. Некоторые правоведы, включая большинство представителей маликитской школы, полагают, что ни один край, завоеванный неверными, не может считаться местом, где действуют исламские законы, и мусульмане так или иначе должны его покинуть, как только у них появятся средства и возможность. По мнению других, сам факт завоевания неверными еще не делает ту или иную землю частью Дома войны. Если священный закон действует и исполнение его, даже под властью неверных, обеспечивается, страна может с юридической точки зрения считаться частью Дома ислама. Правоведов в первую очередь заботит законность судопроизводства и соответствующих документов и легитимность утверждающих их кадиев. Особое значение они придают законам о заключении и расторжении брака, а также о наследовании и прочих имущественных вопросах. В отсутствии первых мусульмане могут обнаружить, что живут во грехе; в отсутствии вторых у них не будет уверенности, что они наслаждаются земными благами на законном основании.

вернуться

29

Ибн Кудама, Ал-Мугни, т. IX, с. 293–295; Мухаммад аш-Ширбини, Мугни-л-мухтадж ила ма'рифат ма'ани алфаз ал-Минхадж (комментарий на Матч ал-Минхадж Навави) (ал-Кахира, 1933), т. ГУ, с. 238–239; Мухаммад Хасан ан-Наджафи, Джавахир ал-ка-лам (Бейрут, 1981), т. XXI, с. 34–36; Али ибн ал-Хусайн ал-Кара-ки, Джами ал-макасид (б/г, б/м), т. III, с. 347. См. также: Santillana, Istituzioni… vol. I, pp. 69–70, 76–77; L. P. Harvey, Islamic Spain: 1250 to 1500 (Chicago, 1990), pp. 55 ff.; Muhammad Khalid Masud, «The Obligation to Migrate: The Doctrine of Hijra in Islamic Law», in Muslim Travellers: Pilgrimage, Migration, and the Religious Imagination, ed. Dale E Eickelman and James Piscatori (London, 1990), pp. 29–49; Rudolph Peters, Islam and Colonialism: The Doctrine ofJihad in Modem History (The Hague, 1979), pp. 41–42, 48, 57–59, 61–62, 66, 88, 108, 152; Khoury, Islamische Minderheiten…, pp. 54–60; Fritz Meier, «Über die umstrittene Pflicht des Muslims, bei nichtmuslimischer Besetzung seines Landes auszuwandern», Der Islam 68 (1991): 65–86.

вернуться

30

См.: «Энциклопедия ислама», изд. 2-e, s. v. «Mudejar» (P. Chalmeta); L. P. Harvey, «Crypto-Islam in Sixteenth Century Spain», in Adas del primer congreso de estudios ârabes у islamicos (Madrid, 1964), pp. 163–178.

вернуться

31

Приведено у ал-Ваншариси, «Асна ал-матаджир», с. 156 слл.

вернуться

32

О современных суждениях см., напр.: Мухаммад Ахмад Улайш, Фатх ал-'али ал-малик фи-л-фатва 'ала мазхаб ал-Имам Малик (ал-Кахира, 1356/1937), т. I, с. 375, и собрание фетв Мухаммада Рашида Рида под редакцией Салах ад-Дина ал-Мунаджджида и Юсуфа К. Хури (Бейрут, б/г), прежде всего фетвы, относящиеся к мусульманским землям, завоеванным Россией и Австро-Венгрией.