Я не отходил от девушки далеко, чтобы она могла разглядеть, как я умею удерживать мяч в воздухе: сначала отбиваю одним коленом, потом другим, потом левым носком, потом правым, а потом ловлю его, зажимая коленями. Может, она футбольная болельщица, а может, и нет. Но я знал, что смотрюсь классно.

Я уже чуть-чуть перерос ту нарисованную фигуру. Если мерить рост по утрам, то всегда получится на пару сантиметров больше. Меня назвали в честь маминого отца. (Он был итальянец, но вы, наверное, уже и сами догадались. А ее мать была японкой. А мой отец, если вас это интересует, афро-американец.) Я никогда не встречался с дедушкой, только один раз спросил у мамы, был ли он высоким. Он не был. Лучше бы она назвала меня в честь кого-нибудь повыше. Рост моего отца шесть футов и три дюйма.

Я сделал еще один кружок, обогнув отца и Наоми по широкой дуге. Ящерице-ловящие и пауко-топчущие дети продолжали носиться по ангару. Кое-кто из них нацепил одеяла как накидки. Я послал мяч одной маленькой девчонке, и она отфутболила его назад. Неплохо. Теперь я чувствовал себя гораздо лучше. И злее.

Ангар был такой величины, что в нем одновременно можно было провести штук пять футбольных матчей. Если верить моим часам, до матча в Гленсайде оставалось меньше двух часов, мои тренер, Соркен, небось гадает, что со мной случилось. Или гадал бы, если бы не грипп. Матчи вечно отменяют из-за гриппа, или народных волнений, или угрозы терактов. Может быть, я вернусь домой, а никто и не заметит, что меня похищали.

Или, может, я подхвачу грипп и умру, как мои мама и брат. Вот будет тогда отцу наука.

Вдоль стены, где двери, через которые мы вошли, по-прежнему стояли солдаты и по-прежнему караулили нас. Если кто-то пытался к ним приблизиться, они отгоняли его назад взмахом автомата. Респираторы придавали им зловещий вид, но вообще-то сильно раздраженными они не казались. Скорее что-то вроде: «Да-да, не приставайте к нам. Кыш!»

Наспех сооруженные туалеты находились сразу за ангаром. Люди входили в ангар и выходили из него, становились в очередь или присаживались на корточки, чтобы почитать свои наладонники.

— А ты неплохо умеешь обращаться с мячом, — сказала Наоми. Она встала в очередь за мной.

— Хочешь взять у меня автограф? — предложил я. — Настанет время, когда он будет в цене.

Там была невысокая стенка из гофрированной жести, разделенная жестяными же щитами на четыре кабинки. Черные пластиковые шторки вместо дверей. Дыры в земле, причем явно вырытые недавно. Очередь. Прикрытые пластиковые бочки, черпаки и снова черные пластиковые занавески, чтобы можно было обтереться мокрой губкой не на виду у всех.

Я сунул мяч под мышку, пописал, а потом окунул руки в ведро с антисептическим раствором.

В ангаре пассажиры самолета рылись в картонных коробках, полных упаковок с бумажными платками, пачек хирургических масок, бутылок с водой, гостиничных пакетиков с мылом и шампунем и зубных щеток. К отцу подошел в сопровождении небольшой компании мужчина с огромными усами и сказал:

— Миике говорит, вы врач?

— Да, — ответил отец. — Карл Йодер. А это мой сын Дорн. Я терапевт, но у меня есть некоторый опыт по борьбе с гриппом. Правда, мне нужен переводчик. Я недавно начал изучать испанский, но пока далек от совершенства.

— Переводчика мы найдем, — сказал мужчина. — Я Раф Зулета-Аранго. Управляющий отелем. С Аней Миике вы уже знакомы, — это та женщина, которая сделала стул из старых шин. — Том Лаудермилк, работает в юридической конторе в Нью-Йорке. Саймон Парди, пилот. — Отец кивнул каждому из представленных. — Мы обсуждали, как бы нам все это разрулить. Почти всем удалось связаться с семьями, обрисовать им ситуацию.

— И как обстоят дела на самом деле? — спросил отец. — Настоящая пандемия или очередная политическая страшилка? Есть ли случаи заболевания здесь? Я не смог дозвониться до своей больницы. Просто получил довольно туманное официальное сообщение по голосовой почте.

Зулета-Аранго пожал плечами. Зато заговорила Миике:

— Слухи. А как оно там, кто знает… Говорят, в Штатах вспыхнули бунты. В Калексико закрыли границы. На территории Потлач тоже. Религиозные психи, как обычно, толкуют о воле Господа. Если верить кое-кому из пассажиров, уже пошла молва о новой вакцине, которой на всех не хватит. Люди начали осаду больниц.

— Как в прошлый раз, — сказал отец. Прошлый раз был три года назад. — А кто-нибудь пытался поговорить с этими вооруженными типами? Я-то думал, в Коста-Рике нет собственной армии. Тогда откуда эти ребята?

— Добровольцы, — объяснил Зулета-Аранго. — По большей части учителя, хотите верьте, хотите нет. Четыре месяца назад здесь объявили карантин. Небольшая вспышка синей чумы. Продлилась около недели и ни во что серьезное не вылилась. Но действовать по сигналу они научились. Мы с Саймоном подошли и задали им парочку вопросов. Они не рассчитывают держать нас тут больше недели. Как только в аэропорту рассортируют багаж, вещи доставят сюда. Им только нужно проверить чемоданы на предмет оружия и контрабанды.

— У меня в багаже медицинский набор, — сказал отец. — Как только прибудут вещи, организую здесь медпункт. А как насчет еды?

— Скоро будем завтракать, — ответил Парди, пилот. — Я поручил экипажу собрать у дальней стены импровизированный стол. Кажется, в нашем распоряжении две керосиновые плитки и простейшие продукты. Надеюсь, вы любите бобы. Как только все примутся за еду, сделаем объявление про медпункт.

Однажды я уже попадал в карантин, когда шел в супермаркет. Оказалось, ничего серьезного, просто у какого-то студента обнаружили сыпь. Когда вспыхнула по-настоящему серьезная эпидемия, три года назад, я сидел дома и играл в видеоприставку. Отец все это время оставался в больнице, но наш холодильник был неслабо забит замороженной пиццей. Отец не покидал больницу. Я сам мог о себе позаботиться. Получив е-мейл насчет мамы и брата, я даже не передал ему. Все равно он не в состоянии был ничего поделать. Я просто дождался, пока он вернется домой, и тогда все ему выложил.

Тогда грипп выкосил многих. Известные актеры, бывшие президенты и семеро учителей из нашей школы. Двое ребят из моей футбольной команды. Девочка с почти белоснежными волосами, которая кричала: «Привет, Дорн!» — каждый раз, как мы встречались в школьном коридоре. Она приходила на все мои игры.

Наша первая еда в ангаре подавалась в самых огромных посудинах, какие я только видел: яичница из яичного порошка, жареная картошка и много-много бобов. То же самое со второй едой и со всеми остальными, пока мы были в ангаре. Радуйтесь, что вам никогда не приходилось жить в ангаре с восемьюдесятью четырьмя соседями, которые питаются бобами на завтрак, обед и ужин. Для разнообразия там были еще маленькие толстые желто-зеленые бананы и большие, промышленных размеров банки с похожим на резину, липким цилиндрическим содержимым, которое Наоми называла сердцевиной пальмы.

Отец пару раз обращался ко мне. Я его игнорировал. Поэтому он завел разговор с Наоми, про инопланетян и Коста-Рику.

После завтрака я вернулся к своей раскладушке, лег на нее и стал размышлять о том, как бы мне попасть домой. Я успел добраться до какого-то диковинного места, где все бегали туда-сюда вокруг стерильных надувных домов и разводили костры, а потом проснулся. Лицо, руки и ноги вспотели и прилипли к пластиковому матрасу, я был растерян, мне стало жарко и не по себе. Я не понимал, где я и почему, а потом, когда понял, лучше мне от этого не сделалось. Та девчонка, Наоми, сидела на полу возле своей раскладушки. Она читала старую потрепанную книжку в бумажной обложке. Я сразу догадался, у кого она ее одолжила.

— Ты пропустил самое интересное, — сказала она. — Какой-то крутой начальник вдруг вскипел и попытался затеять драку с охраной. Он твердил чего-то насчет того, что они не могут так с ним поступать, потому что он гражданин Соединенных Штатов и у него есть права. Я думала, от этого уж сто лет как отказались. Зулета-Аранго и остальные схватили его и держали, а твой отец вколол ему успокаивающее. Ты это читал? Я таких изданий давным-давно не видела. Я — и с книгой в руках, умереть не встать! Есть хорошая новость: доставили наш багаж, правда, все паспорта изъяли. Никогда в жизни не слышала об Олафе Стэплтоне. А он ничего пишет. Твой папаша не самый практичный в мире турист — похоже, у него в багаже еще не меньше сотни книжек. А ты храпишь.