Так послание отправилось в Мемфис, где кормчий узнал, что царь все еще в Фивах, и тотчас передал письмо на быстроходный парусник, который отправлялся на юг.

Тем временем посланный Мерит в Суенет тайный посыльный связался с Бикет и сообщил ей результат своего расследования.

— Мертв?! — Бикет почувствовала, как пол качается у нее под ногами. — Ты совершенно уверен, Хапу? Пиай не может быть мертв! Я не могу позволить разбить сердце моей голубки. Ты видел его могилу? Расспросил свидетелей, отчего он умер?

Хапу тяжело вздохнул:

— Ах, Бикет, как охотно я принес бы тебе добрую новость, но клянусь, я разговаривал со старшим надсмотрщиком, а тот для надежности опросил каждого из своих подчиненных. Никто, правда, не знает, отчего умер Пиай, но все утверждают, что он точно мертв.

— Ты видел его могилу?

Хапу смущенно уставился в пол:

— Для каторжников нет могил. То есть они есть, но… это не Жилища Вечности, а ямы в песке пустыни. Проще сказать, каторжников бросают где-либо в пустыне, это мне подтвердили много разных людей. — Хапу залез под свой передник, вытащил мешочек и грустно усмехнулся: — По крайней мере, мы сэкономили деньги на подкуп. А кто этот Пиай? Разве может какой-то каторжник интересовать тебя и твою госпожу?

— Тебя это не касается, — фыркнула Бикет и отобрала у него мешочек с деньгами.

Хапу отмахнулся:

— Да я и не хочу этого знать. Если я буду тебе снова нужен…

— Да-да, хорошо, спасибо, Хапу.

Бикет должна была выдержать внутреннюю борьбу. Если она умолчит о новости, то Мерит спустя некоторое время сама наведет справки. Дело каким-нибудь образом выйдет наружу. С другой стороны, она не хотела причинять горе своей любимой голубке, потому что жила для того, чтобы хранить Мерит от бед. Что же ей теперь делать? Фараону также необходимо доложить… Бикет пошла в дворцовый сад, десять раз обежала вокруг пруда с лотосами, расплакалась, сорвала парик с головы, снова его надела, столкнулась с садовником, который проглотил проклятие, когда узнал доверенную служанку принцессы. Однако ничего не помогало. Мерит наверняка заметила ее отсутствие, она должна вернуться и сказать ей правду.

Едва Мерит увидела Соколиху с опущенной головой, растрепанным париком и заплаканными глазами, она сразу поняла, что произошло.

— Пиай мертв? Хапу принес новость, не так ли?

Бикет, плача, упала к ногам своей госпожи и, заикаясь, пробормотала:

— Забей меня до смерти, вели меня высечь плетьми, накажи посланницу несчастья…

Мерит опустилась в кресло, очень медленно, как будто боялась, что оно разрушится.

— Тем не менее я не верю этому, Бикет. Я просто этому не верю. Через пару месяцев каторжных работ не умирают, от этого не умирают. Пиай привык к тяжелой работе, он легко с ней справлялся. Он просто не может быть мертвым, Бикет. Так не может быть.

— Ах, моя голубка… Хапу расспросил тамошних надсмотрщиков. Он человек надежный. Мы должны поверить в это, моя любимица, нам не остается ничего другого.

С каменным лицом Мерит посмотрела на свою служанку:

— А его могила? Есть ли у него могила, чтобы его ка могло жить в мире дальше?

Теперь Бикет должна была соврать, она не могла иначе:

— Конечно, у него есть могила далеко в пустыне, хотя и очень маленькая…

— Его забальзамировали?

— Об этом Хапу не упомянул, но, конечно же, уважили его За былые заслуги, я полагаю. Так обычно бывает…

Но Мерит уже ее не слышала.

— Вот мой строгий отец и добился того, что его лучший ремесленник погиб в каменоломнях. Было бы человечнее сразу отрубить ему голову.

Внезапно Мерит упала на колени, закрыла лицо руками и начала всхлипывать:

— Пиай, мой любимый, самый любимый из всех, у нас могло бы быть еще счастливых часов!.. Твоя смерть окрасила все вокруг меня в черный цвет! Ах, если бы я только могла сопровождать тебя… вместе с тобой отправиться к Озирису… рука об руку…

Она не могла говорить дальше и осталась лежать, скорчившись, на полу, охраняемая Соколихой, которая встала рядом с ней на колени и гладила ее по спине.

С этого дня принцесса Мерит больше не принимала пищи. В течение первых дней видели, как она с каменным лицом ходит по дворцу. Все с робостью уступали ей дорогу, когда она приближалась, но она никого не узнавала, ни с кем не говорила, даже с родителями.

Фараона тяжело задела весть о смерти мастера, и впервые в своей жизни он ощутил что-то, похожее на раскаяние. Конечно, он чувствовал себя правым. Разумеется, ведь преступление Пиайя было очевидным. Но он сожалел, что поддался первому порыву мести. Он сожалел о том, что все откладывал распоряжение об освобождении от наказания, а теперь уже слишком поздно. Ничего нельзя изменить, поэтому Рамзес хотел приготовить своему единственному другу хотя бы, по крайней мере, достойное Жилище Вечности и тотчас отдал приказ построить гробницу средних размеров на западе от Суенета. Как царя чиновничьего государства, привыкшего даже в мелочах давать всему законный ход, его озаботило то, что в этом случае закон не был соблюден, потому что известие о смерти пришло не от начальника гранитных каменоломен, а, как ему сказали, от друзей Пиайя.

Нефертари заботилась не о законном порядке и не о достойной гробнице, а только о своей дочери, которая постепенно превращалась в тень. Мерит пила только воду и была уже сейчас так слаба, что не могла вставать со своего ложа.

Уже несколько дней она не ощущала голода, она чувствовала свое тело легким, как перо, и полагала уже, что не лежит на ложе, а парит над ним на высоте локтя. Внезапно она увидела взаимосвязи, которые ранее были скрытыми от нее, и у нее возникло чувство, что день ото дня она приближается к цели, которую ощущала, как правду. Теперь она также знала, почему Маат, богиня правды и мирового порядка, почитается в форме пера. Правда была чем-то легким, мимолетным, ее можно было различить лишь тогда, когда не теряешь ее из вида. Все тело Мерит превратилось в перо, в Маат, в правду. Печаль о Пиае одухотворилась и была связана с неопределенной надеждой увидеться с ним в потустороннем мире. Она не могла говорить о своих чувствах, она не хотела этого, а лишь молча вслушивалась в себя или одаривала горюющую Бикет отсутствующей улыбкой. Ее ночи превратились в поток снов, которые сначала были мрачными и угрожающими, а потом постепенно стали более веселыми, легкими и внушавшими надежду. Сначала перед ней несколько раз показался бог Сет. При его появлении воздух в комнате почернел, дыхание заглохло, и все вещи вокруг окрасились в блеклый цвет тления. Его дыхание воняло падалью, скопившейся за тысячелетия, его отталкивающее звериное лицо с маленькими коварными красными глазами, безобразными, как будто отрезанными ушами и рыжим париком внушало такое отвращение, что Мерит попыталась избежать его взгляда, отворачиваясь и закрывая глаза. Однако Сет был повсюду. Он следовал за движением ее головы и проскальзывал под ее ресницы. Он ничего не делал, ничего не говорил, он только угрожающе и возбуждая страх присутствовал.

Постепенно Сет исчез из снов Мерит, за ним последовал бог Бес в виде карлика с высунутым языком и весело торчащими в разные стороны ушами, курчавой бородой и смешными кривыми ногами, между которыми, подобно фрукту, болтался половой член. Бес был безобразен, однако он внушал не страх, а доверие, и, когда он однажды взял Мерит за руку, она не испугалась его прикосновения, но, доверившись, позволила ему вывести ее из комнаты. Она вошла в прекрасный сад, где пальмы, тамариски и акации мягко колыхались под порывами прохладного ветра, где благоухал лотос и тихо плескался маленький источник. Бес ободряюще ухмыльнулся и указал своей искривленной карликовой рукой на дерево граната. На нем неподвижно уселась прекрасная птица с цветным оперением и маленькой человеческой головой. Мерит с любопытством подошла ближе и радостно узнала лицо любимого. Пиай ей слегка улыбнулся. Мерит протянула к нему руку, и тотчас птица, бесшумно шевеля крыльями, взлетела и села ей на руку. Она ясно ощутила коготки птицы, восхитилась ее блестящим оперением и в смущении спросила себя, может ли она поцеловать этого мужчину в образе птицы, это крошечное лицо. Одновременно ее охватило желание самой стать такой птицей и быть подобной возлюбленному. Маленькие серые глаза с любовью посмотрели на нее, и тихий тонкий голосок сказал что-то, но она не поняла что.