С получением подачки отвечают целым хором: хозяина и хозяйку поздравляем с праздником, с новым годом.

Овсен, овсен!
Ты ходил, ты гулял
По крутым горам,
По святым вечерам.
Овсен, овсен!
Ты летал, ты порхал
К Филимону на двор,
Ко Прокофьевичу.
Овсен, овсен!
Ты сыскал, угадал
На широком дворе
Полны ведры вином.
Овсен, овсен!
У хозяина двор
Осушен, омощен,
Чисто выметен.
Овсен, овсен!
Посредине Москвы
У хозяина двор
Воротами красен.
Овсен, овсен!
Воротами красен,
Вереи их пестры,
Все обточенные.
Овсен, овсен!
У Прокофьича двор
Весь тыном затынен,
Серебром обнесен.

Хозяин открывает окно, смотрит и радушно подает подачку. Если она щедрая, то начинают притопывать с радостным свистом, прищелкивать и плясать под песнь:

На дворе у Филимона
Три теремчика стоят.
Высокие теремочки
О двенадцати венцах.
Филимон сударь хорош,
Свет Прокофьевич пригож.
Овсен, овсен!
Свет Прокофьевич пригож.

Хозяин открывает в другой раз окно и говорит ласково: «Милости просим в избу. Мы рады овсеню, гостю жданому. Не погневайтесь только, чем Бог пошлет». — Они входят в избу с похвальными припевами:

Первый терем — cветел месяц
Другой терем — красно солнце,
Третий терем — часты звезды,
Cветел месяц — хозяин сам,
Красно солнце — хозяюшка,
Часты звезды — их детушки.

В Муроме Владимирской губернии и его окрестностях толпы колядчиков стоят перед домом и спрашивают позволения петь таусен. «Дома ли хозяева?» — спрашивают колядчики. «Дома нет», — отвечают им. «Где же хозяин?» — «Уехал на торг, соли купить». — «Для чего соли?» — «Мясо солить». — «На что мясо?» — «Сына женить». — «На что сына женить?» — «Чтобы пашеньку пахати, хлеба промышляти».

Колядчики тогда начинают:

Ой, тавсен, тавсен!
Мы ходим, не гуляем,
С святым вечером
Поздравляем.
Хозяин дома, ой, дома,
Хозяин, давай пирог.

Если не высылают подачки, то шумят под окнами, кричат и грозят разломить двери и вынуть из печи пироги.

На Васильев вечер и в святки старухи говорят причитанья детям и девицам:

Каляда, каляда,
Где была?
Коней пасла.
Что выпасла?
Коня в седле
С золотым чепраком,
Шелковой уздой.
Где кони?
За вороты ушли.
Где вороты?
Водой снесло.
Где вода?
Быки выпили.
Где быки?
В рощи ушли.
Где рощи?
Черви выточили.
Где черви?
Гуси выклевали.
Где гуси?
В тростник ушли.
Где тростник?
За лугом зеленым.
Где луга?
Девки вытоптали.
Где девки?
Замуж пошли.
Где мужья?
По каляду ушли.
Где каляда?
На печи в углу.
Каляда, каляда!
В печи была.

Колядные причитанья часто сочиняются по произволу и приноравливаются к случаю.

В некоторых уездах Саратовской губернии мальчики ходят под окна и поют эту коляду уже с некоторыми изменениями.

Коляда в упомянутых местах России так искажена народом, что она иногда поется на Васильев вечер как обыкновенная коляда, а иногда заменяет посыпальный обычай. Такое ощутительное изменение приписать должно местным обыкновениям.

В Пензенской губернии в вечер перед новым годом ходят мальчики и девушки и кричат под окошками:

Таусен! таусен!
Кишки да лепешки, свиные ножки,
Кто подаст, тот золотой глаз,
А кто не подаст, собачий глаз.

Из окошка подают жареную кишку или сдобную лепешку.

Накануне нового года женщины Саратовской губернии Хвалынского и Петровского уездов сносят огромный омет (кучу) соломы и зажигают его посреди улицы. Горящий омет называется тогда Костромою, которая окружается девушками и ими величается:

О, свет, моя Кострома!
У костромушки головушка болит,
У костромушки бело лицо горит.

Ходят еще под окнами с кошелем и поют таусен. Подошедши к окну, спрашивают: «Старый русин! не кричать ли таусен?» Если хозяин согласен, то поют:

Таусен, таусен?
Дома ли хозяин?
Таусен!
На базар уехал,
Таусен!
Топорик купить,
Таусен!
На что топорик?
Таусен!
Дровцы рубить,
Таусен!
На что дровцы?
Таусен!
Пивцо варить,
Таусен!
Сына женить,
Таусен!
Летела пава,
Таусен!
Через наши поля,
Таусен!
Роняла перья,
Таусен!
Кому перья, брати?
Таусен!
На что перья?
Таусен!
Шапочку шити,
Таусен!
Перьями пушити,
Таусен!
На что шапочку?
Таусен!
На базар ехати,
Таусен!
Топорик купить,
Таусен!
Дрова рубить,
Таусен!
Пиво варить,
Таусен!
Мосты мостить,
Таусен!
Кому мостами ездити?
Таусен!
Царю-государю,
Таусен!