Изменить стиль страницы

Молодая женщина оплакивает свою участь и свою опрометчивость в том, что она выбрала себе не по мыслям друга вековечного.

   Возле садику млада хожу,
   Возле зелена млада гуляю,
   Соловьевых песен слушаю.
   Хорошо в саду соловей поет!
   Он поет, поет припеваючи,
   К моему горю применяючи,
   К моему житью ко бессчастному!
   Не пеняю я, молодёшенька,
   Ни на батюшку, ни на матушку,
   Ни на братца, на ясного сокола,
   Ни на сестрицу, лебедь белую;
   Что пеняю я, младешенька,
   На свою ли участь горькую,
   На свои ли очи ясные!
   Ах вы, очи, очи ясные!
   Вы глядели, да огляделися;
   Вы смотрели, да осмотрелися.
   Не по мысли вы друга выбрали,
   Не по моему по обычаю.

Слезы верной жены по убитому мужу, который оставил после себя детей, и она, несмотря на советы вступить в новый брак, отрекается из любви к убитому мужу и своим детям.

   Как на дубчике два голубчика
   Целовалися, миловалися,
   Сизыми крыльями обнималися.
   Отколь ни взялся млад ясен сокол,
   Он ушиб, убил сизого голубя,
   Сизого голубя, мохноногого,
   Он кровь пустил по сыру дубу,
   Он кидал перья по чисту полю,
   Он и пух пустил по поднебесью.
   Как растужится, разворкуется
   Сизая голубушка по голубю,
   О голубушке мохноногоньком.
   Как возговорит млад ясен сокол:
   Ты не плачь, не плачь, сиза голубушка!
   Сиза голубушка по своем голубчике.
   Полечу ли я на сине море,
   Пригоню тебе голубей стадо:
   Выбирай себе сизого голубя,
   Сизого голубя, мохноногого.
   Как возговорит сиза голубушка:
   Не лети, сокол, на сине море,
   Не гони ко мне голубей стадо.
   Ведь то мне будет уж другой венец,
   Малым голубятушкам не родной отец.

Гибель молодого парня за его страсть к полюбовнице, которую простой народ называет змейкой-скоропейкой.

   Ты змейка-скоропейка, змея лютая!
   Из норы ты, змея, ползешь, озираешься;
   По песку ползешь, извиваешься;
   По траве ты ползешь, всю траву сушишь.
   Иссушила в поле всю травушку,
   Да всю травушку, всю муравушку,
   Все цветочки, все лазоревые.
   Ты душа ль, душа, красна девица!
   Иссушила ты добра молодца,
   Как былиночку в чистом поле.
   Довела его ты до погибели,
   Что до той ли темной темницы.
   Что из славного села Преображенского,
   Из того приказу государева,
   Что вели казнить доброго молодца,
   Что казнить его, повесити.
   Его белые руки и ноги скованы,
   По правую руку идет страшен палач,
   По левую идет мать его родная,
   Позади идет красная девица,
   Его милая полюбовница,
   Что зазноба его ретива сердца,
   Погубительница живота его.

Сестра по злости к своему брату решилась отравить его; но обман открылся преждевременно и она была сожжена посреди двора.

   Стругал стружки добрый молодец,
   Брала стружки красная девица,
   Бравши стружки, на огонь клала,
   Все змей пекла, зелье делала:
   Сестра брата извести хочет.
   Встречала брата середи двора,
   Наливала чару прежде времени,
   Подносила ее брату милому.
   Ты пей, сестра, наперед меня.
   Пила, братец, наливаючи,
   Тебя, братец, поздравляючи.
   Как канула капля коню на гриву,
   У добра коня грива загорается,
   Молодец на коне разнемогается.
   Сходил молодец с добра коня,
   Вынимал из ножен саблю острую,
   Снимал с сестры буйну голову.
   Не сестра ты мне родимая!
   Что змея ты подколодная.
   И он брал с костра дрова,
   Он клал дрова середи двора.
   Как сжег ее тело белое,
   Что до самого до пепелу,
   Он развеял прах по чисту полю,
   Заказал всем тужить, плакати;
   Что она над ним худо делала.
   Ей самой так рок последовал,
   От ее злости ненавидныя[50].

Отмеченная у меня под № 121, ч. 2, совсем иначе напечатана. — Или:

   Не шуми, мати, зеленая дубровушка,
   Не мешай мне, доброму молодцу, думу думати.

Несправедливо приписывают ее Ваньке Каину — он только любил ее петь. Каин разбойничал в царствование Елизаветы. Пойманный и сужденный за преступление, он был сослан с клеймом на лбу и двух щеках и с вырыванием ноздрей в каторжную работу в порт Рогервик, ныне балтийский…

Вот где народная поэзия, проникнутая истинным чувством!

В царствование Иоанна IV толпы скоморохов ходили из села в село и пели песни от избытка чувств, раздающиеся поныне в деревнях и городах. Сам набожный царь Федор любил внимать пению: по отслушании вечерни он проводил все остальное время до ужина в забавах, коими тешили его шуты и карлы и услаждали песнями.

Предания старины памятнее для народа: лелея давно прошедшие события, он переносился в глубокую даль времени, украшал ее песнями и передавал потомкам. — Кто сочинял эти песни? — Имена сочинителей потеряны, но утвердительно сказать можно, что многие песни составлялись в кругу дружеской беседы, как это делали индейские певцы: харуны и бгаты, которые славили деяния своих предков[51]; ионические рапсоды, гомеровские греки, кельтийские барды, скандинавские скальды, германские минезингеры, французские трубадуры, менестрели, сербские гусляры и все воодушевленные песнопевцы, увлекаемые преданиями. Так сочиняли малороссийские кобзари (бандуристы) и казаки, собираясь на вечерницах (вечерних сходбищах) или в кругу пленительной дружбы. — Особенная жалость в тех думах, в коих глубоко запали в сердце уныние, тоска и печаль.

вернуться

50

Эти песни напечатаны в «Нов. и полн. собр. русск. песн.», изд. в 1780 г., в следующем порядке: ч. I № 124, № 146; ч. 2 № 135; ч. I № 136 и 125; ч. 2 № 121; ч. 3 № 159; ч. I № 134, 131, 139, 144, 155; ч. 2 № 133, ч. I № 140. — Так много хорошего рассеяно в 3 частях песенника, что мы затруднялись в выборе и боялись еще обременить читателей. — Нельзя не заметить, что приведенные здесь песни напечатаны в других песенниках весьма неправильно. Напр., в «Новейш. и полн. российск. объяснен. песенн.», изд. Моск. 1810 г., № 239.

   При зачине каменной Москвы,
   Зачинался тут и грозный царь, и пр.
вернуться

51

James Tod «Annals and antiquities of Rajast'han or the central and western Rajpoot states of India», Lond., 1829 г., т. 2, с. 4; Ritter's «Erdkunde Asien», ч. IV, от. II, с. 418, 612; ч. I, с. 722; Malcolm «Memoir of central Indie», т. II, с 132–138; Heber «Narrative», т. V, с. 433–455.